Рейф поднял правую руку, а левую приложил к сердцу с притворной серьезностью.

– Я торжественно клянусь, что не стану приставать к кузинам мисс Милбери. – Сделать это будет достаточно легко, потому что его «приставание» к девственницам было сплетней, а не фактом.

Более или менее.

– И попытайся не напиваться до обеда.

– Ох, заткнись, – пробормотал Рейф. Ты заполучил девушку. – Позволь мне, по крайней мере, заполучить бренди.

Его брат повернулся, чтобы уйти, но – будучи Колдером – не смог уйти без еще одного прощального выстрела.

– Мне кажется, что это бренди заполучило тебя.

Рейф уставился на графин, когда его брат покинул комнату.


Дейдре, прогуливаясь по дому, остановилась, чтобы провести рукой по краю большой китайской вазы, стоявшей на столе в холле. Прикосновение к гладкому холодному фарфору не оставило даже следа пыли на кончиках ее пальцев. Конечно же, Брук-Хаус сиял от богатства, комфорта и хорошего обслуживания.

Девушка вздохнула от острой зависти. Их собственный дом в Вултоне сильно пострадал из-за отчуждения Тессы и прислуги… хотя собственные комнаты Дейдре всегда были чистыми и теплыми. Несмотря на некоторое удовлетворение видеть Тессу беспомощной против объединенной злости слуг, Дейдре тосковала по тем дням, когда в каминах щедро разводили огонь, а обеды были исключительные – когда папа был жив.

Точно так же будет и здесь, в Брук-Хаусе – если не гораздо лучше. Хозяйка Брук-Хауса будет жить в несравненной роскоши – с ней будет нянчиться внимательная прислуга, ей будет потворствовать щедрый муж; освобожденная своим статусом и богатством, она будет делать все, что пожелает, всякий раз, когда пожелает.

Что же, это определенно будешь не ты.

Феба была хозяйкой Брук-Хауса – или станет ею через несколько недель. Дейдре отогнала от себя темную волну негодования. Феба выиграет все – дом, наследство…

И самого Брукхейвена.

Но самое худшее из всего этого – это то, что Феба даже не казалась довольной! В этом доме у Фебы осуществлялась каждая мечта, которую Дейдре только могла придумать – а это были очень значительные мечты! – и все же она казалась такой же бледной и неохотно подчинявшейся, как узник, которого ведут на виселицу.

Всего этого было достаточно, чтобы Дейдре возненавидела Фебу… если бы только проклятая девчонка не была настолько достойна сожаления. Боже, этот ее отец! Тесса могла быть мерзкой и безжалостной сукой, но Дейдре не нужно было принимать ее оскорбления близко к сердцу, потому что Тесса не была ей кровной родственницей. Статус Тессы как ее опекуна был всего лишь временным – и чем меньшее время это статус продержится, тем лучше.

Но «викарий», как Феба называла его – никогда «папа» или «мой отец», был таким же холодным и отстраненным, насколько Тесса была горяча и настырна. Кажется, его вовсе не беспокоило то, что Феба была так явно несчастна из-за этого брака, или то, что она с каждым часом становилась все тише и бледнее.

Конечно же, Брукхейвен, этот огромный неотесанный тип, точно так же не замечал этого. Он брал Фебу за руку, удерживал ее в своей, говорил с ней и никогда, ни разу по-настоящему не посмотрел на свою невесту.

Я никогда не позволю мужчине игнорировать меня вот так. Я заставлю его увидеть меня. Я заставлю его жаждать меня.

Дейдре плыла по коридору, открывая одну дверь за другой, находя каждую следующую комнату более элегантной, чем предыдущую. Наконец она открыла дверь в небольшую личную гостиную, от которой у девушки перехватило дыхание.

Прекрасные пейзажи покрывали стены от нижней деревянной обшивки до потолка. Бледные бархатные портьеры обрамляли большое окно с видом на сад. Изящная витая мебель прекрасного черного дерева, казалось, плыла по роскошному голубому ковру, как прогулочные яхты по морю.

Ей захотелось войти внутрь, занять свое место за изящным секретером, которое очевидно предназначалось для ее милости – то самое место, где нужно планировать меню и устраивать дела, связанные с ведением хозяйства! – провести пальцами по резной каминной доске, которая представляла собой вычурное, женственное творение из розового мрамора, прилечь на одну из кушеток цвета слоновой кости и мечтать дни напролет…

Где Феба будет мечтать дни напролет.

Дейдре закрыла дверь перед этими мечтами, решительно хлопнув замком. Так или иначе, но черт бы побрал Фебу.


В Брук-Хаусе гости собирались к обеду.

Феба попыталась не дергаться от нервозности, пока ждала встречи с приглашенными людьми. Она знала, что никогда в жизни не выглядела лучше.

Платье от Лемонтёра было сокровищем из совершенного шелка цвета туманно-голубого летнего неба, идеально сконструированным, чтобы выглядеть просто, тогда, как на самом деле, оно было всем чем угодно, кроме этого. Не было никакой отделки, только более темная бархатная лента под грудью, но все же платье создавало эффект исключительного богатства. Талия Фебы никогда не казалась такой тонкой, ее грудь никогда не поднималась так высоко. Она предпочитала не смотреть вниз, хотя Софи и уверила ее, что декольте не ниже, чем носят другие респектабельные дамы.

– Просто твоя фигура далека от заурядной, – с восхищением произнесла Софи, без малейшего следа зависти. – Брукхейвен онемеет от восхищения.

Брукхейвен и в самом деле онемел, но не от восхищения. Его лоб слегка нахмурился, когда он увидел Фебу, словно она была вовсе не такой, какой он ее представлял. Точно также его не привел в восторг ее подарок, хотя он покорно поблагодарил невесту и приколол булавку к шейному платку.

Затем, пришло время идти.

Марбрук был там, всего лишь в другом конце комнаты, когда Феба вошла под руку с Брукхейвеном. Ее взгляд направился прямо к нему, словно притягиваемый магнитом. Он лишь один раз поднял глаза, а затем немедленно снова уставился вдаль. Феба приказала своему позвоночнику выпрямиться, а подбородку приподняться. Этот мужчина ничего не был ей должен, даже объяснений. Она провела с ним однажды вечер, который ничего не значил.

Ее дела и так были достаточно запутанными, чтобы задерживаться на одном впустую потраченном вечере.

Мне жаль, что я не поцеловала его как положено. Мне жаль, что я не видела его без рубашки. Мне жаль, что я…

Он все еще не смотрел на нее, вместо этого уставился в другой конец комнаты вообще ни на кого. Отлично, в эту игру могут играть двое. Феба обратила свое внимание на других гостей, решительно настроенная сделать так, чтобы его милость и викарий гордились будущей маркизой Брукхейвен. Она улыбалась, она делала реверансы с точным количеством тонкого осознания своего нового статуса, она говорила мягко и не выражала своего мнения, в точности так, как Тесса наставляла ее. Она вела себя идеально во всем.

Она едва выносила себя.

Если бы я встретилась сама с собой, то я не захотела бы увидеться с этой девушкой еще раз.

Возможно, это была ерунда, но, по крайней мере, она могла свободно выражать свои абсурдные мысли внутри собственного сознания.

Если бы только вышеупомянутое сознание могло воздержаться от мыслей о лорде Рейфе Марбруке, который пока ни разу снова не посмотрел на нее за этот вечер.

Вместо этого он стоял, сложив руки на груди, прислонившись одним плечом к камину, нахмурившись в пустоту. Другие гости избегали его, даже Брукхейвен, который время от времени бросал на своего брата взгляд, полный сдержанного замешательства.

Сам Колдер, со своей стороны, казался положительно экспансивным этим вечером. Конечно, он не улыбался, но время от времени его стальная челюсть расслаблялась, и жених даже произнес одну или две ненужные фразы.

Феба наблюдала за ними обоими, за этими двумя братьями, за одного из которых она пообещала выйти замуж, а о другом лишь мечтала. Они оба были привлекательными, даже поразительно красивыми, оба высокого происхождения, оба необычные, каждый по-своему – что заставляло ее задуматься над тем, что, ради всего святого, каждый из них увидел в ней?

Вместо того чтобы гадать, почему Марбрук не сделал тебе предложения, ты должна подумать, почему он вообще заговорил с тобой первым.

Верно. Она была счастлива потому, что ей выпала такая возможность, счастлива, что она сумела привлечь внимание Брукхейвена, она была счастлива, счастлива, самая счастливая девушка в Лондоне.

Так почему же ее сердце болит так, словно разрывается пополам?

Глава 17

Рейф почти не узнал ее, когда она вошла под руку с Колдером. Она выглядела прекрасной в платье небесно-голубого цвета, который по случайному совпадению – а возможно и нет – был любимым цветом Колдера. Ее волосы были убраны наверх, ни одна прядь не выбивалась из прически, а улыбка была всего лишь правильной степенью красиво изогнутой губы…

Эта девушка выглядела намного более сдержанной сестрой Фебы, хотя платье и представляло собой неустанный праздник греха. И все же, где вспышка вызова в ее глазах? Где спадающие вниз буйные волосы, которые так и напрашивались на то, чтобы разметать их по его подушке? Где та девушка, которая в первый раз попробовала шампанское и оказалась в его объятиях?

Она говорила, она улыбалась, она даже смеялась – но все это не затрагивало ее глаз. Вся их искрящая веселость была прикрыта крышкой, задыхалась, пойманная в ловушку.

Феба посмотрела в его сторону, и Рейф быстро отвел взгляд – только чтобы перевести его на ее отражение в большом зеркале в другом конце комнаты. Это было идеальное решение. Он мог видеть ее, смотреть на нее, наполнять ею свои глаза – э-э, скорее, небрежно смотреть в ее направлении – а она даже не догадывалась, что за ней наблюдают.