Софи положила Фебе руку на плечо. Она была растрогана такой откровенностью.

— Феба, я совершенно не поняла, что ты сейчас имеешь в виду… И возможно, мне и не надо об этом знать. Если ты абсолютно уверена в том, что хочешь избежать скандала, может быть, в таком случае тебе пока не встречаться с лордом Марбруком? Хотя бы до свадьбы? А может быть, и дольше?

Феба села. На ее щеках горел румянец.

— Да, ты права, — обреченно сказала она. — Именно так я и буду поступать. Буду избегать его. Что может быть проще?

По крайней мере она очень на это надеялась.


Глава 27


В тот вечер Рейф вернулся в Брук-Хаус очень поздно. Не дождавшись хозяина, его камердинер давно ушел спать. Он знал, что, если Марбрук не появится дома до определенного часа, ночевать он не придет совсем.

Рейф поспешно снял с себя сюртук, жилет, рывком сорвал галстук. А затем рухнул в большое кресло, стоящее перед камином, и скинул дорогие туфли из превосходной кожи. Окинув взглядом роскошно обставленную комнату, Марбрук почувствовал еще большее раздражение. Зачем ему все это богатство? Оно не поможет ему забыть Фебу. Возможно, все эти красивые вещи созданы для того, чтобы дарить радость их обладателям, но это всего лишь побрякушки. Такие же никчемные, как жалкая жизнь, которую ему придется влачить, потому что рядом с ним не будет прелестной Фебы.

Он пришел сегодня так поздно только для того, чтобы не попадаться ей на глаза. Как ему смотреть Фебе в глаза после той жуткой сцены в фойе концертного зала? Но как ни крути, он не сможет избегать Фебу постоянно. Он везде ощущал ее присутствие. Имя Фебы было у всех на устах. Рейфу казалось, что во всех комнатах и коридорах Брук-Хауса он ощущает едва уловимый запах ее духов. И даже ее двоюродные сестры, которые все время путались у него под ногами, напоминали о Фебе, потому что у них были такие же голубые глаза, как у нее…

Чувствуя себя разбитым, Рейф устало поплелся на кухню, ступая босыми ногами по холодному полу. Он решил немного подкрепиться. Возможно, поздний ужин поднимет настроение и придаст сил. Рейф решил, что, как бы там ни было, в конце концов, одними разбитыми надеждами сыт не будешь.

Он знал в этом доме каждый закуток, поэтому мог обойтись без свечей. Он прекрасно ориентировался в темноте.

Как и в других старинных домах, кухня в Брук-Хаусе располагалась в подвальном помещении. Там находилась просторная буфетная и помещение для разделки туш, главная кухня с плитами и помещением для мытья посуды и особенно любимая Рейфом кладовая.

Она представляла собой узкое длинное помещение с каменным полом и мраморными полками, куда ставили продукты, которые нужно было хранить в прохладном месте. Рейф собирался перехватить что-нибудь из закусок. Поэтому, миновав большой разделочный стол, стоящий посредине комнаты, он наклонился, надеясь найти на нижней полке кусок ветчины или жареного мяса.

Рейф нашел на ощупь пирожки, которые, очевидно, испекли для слуг, потому что такая простая пища едва ли могла сгодиться для такого гурмана, как Брукхевен. В отличие от брата Рейф любил пирожки — особенно с мясом — и надеялся, что у этих пирожков окажется мясная начинка. Однако можно было предположить, что мяса там будет намного меньше, чем картофеля. Как бы там ни было, Рейф глотал слюнки, предвкушая, что сейчас его ждет вполне сносный ужин. Как вдруг его рука наткнулась на…

Чье-то бедро… Гладкое… округлое… теплое… пышное…

— Ой! — послышался возглас.

— Ах! — Рейф убрал руку и выпрямился — и сильно стукнулся затылком о каменную полку сверху. — Ух! — Марбрук пошатнулся, держась за ушибленное место. — Ах!

На полке что-то зашевелилось, послышались шуршание одежды и металлическое лязганье. И в следующее мгновение в глаза Рейфу ударил свет.

— Что за черт! Святая Шарлотта! — воскликнул он, заслоняя глаза от яркого света.

— Я… Я… Кто такая Шарлотта?

— Феба? — Рейф удивленно уставился на Фебу, которая стояла перед ним со свечой — в ночной сорочке и наброшенном сверху пеньюаре, наполовину распахнутом.

Увидев, что Марбрук смотрит на нее, Феба съежилась и сильнее запахнула пеньюар.

— О Господи, милорд! Вы меня до смерти напугали!

— Я? Да у меня самого от страха сердце в пятки ушло. Знаете, я ведь собирался пустить это в дело.

Феба прыснула со смеху.

— Надеюсь, вы планировали употребите это на доброе дело?

— Исключительно на доброе. Хотел сделать взнос в благотворительное заведение, занимающееся исправлением очаровательных падших женщин. Я регулярно вношу свой вклад в это благое начинание.

При упоминании о падших женщинах Феба опустила глаза.

— В этом я нисколько не сомневаюсь. Такие мужчины, как вы, начав однажды вносить свой вклад, потом не могут остановиться.

Так просто ему не удастся от нее отделаться.

— Что вы можете знать о таких мужчинах, как я?

— Достаточно. — Феба была сейчас просто восхитительна: с рассыпавшимися по плечам волосами, в соблазнительно распахнувшемся пеньюаре, который она время от времени поправляла. — К вашему сведению, негодяи встречаются не только в Лондоне.

Рейф широко улыбнулся — словно услышал от нее похвалу в свой адрес. Он чувствовал счастье только оттого, что Феба была сейчас рядом.

— Ах, неужели в вашей жизни вы плодите своих собственных негодяев?

Феба скрестила руки на груди.

— Полагаю, главным образом их к нам завозят, — с унылым видом заметила она.

Рейф перестал улыбаться.

— Не пойму: вы шутите или говорите серьезно? Что же случилось с вами в Торнтоне? Когда вы успели столкнуться с заезжими негодяями?

Феба часто-часто заморгала и отвела взгляд. Она решила сменить тему:

— Вы пришли сюда, чтобы найти здесь что-нибудь из еды? Что?

— Ветчину. Или кусок жареного мяса. Или… — «Утолить голод иного рода». Точно так же, как они избегали разговора о Лиле, они оба тщательно старались обойти вопрос о том, как и почему Феба оказалась в это позднее время не в своей постели, а лежала, свернувшись калачиком, на нижней полке на кухне.

Горя желанием услышать от Фебы объяснение столь странного и нелепого факта, Рейф счел своим долгом пожурить невесту брата:

— Как вы можете бродить по дому одна? Здесь можно заблудиться.

Феба расправила плечи и гордо вскинула голову.

— Это и мой дом… То есть через две недели станет моим домом. Я имею право наведываться в кладовку, когда мне заблагорассудится.

Это и ее дом… То есть это дом будущей жены его брата.

— Ода, разумеется. Большое спасибо, что вы мне об этом напомнили. Скоро целый выводок маленьких Колдеров своими криками не будет давать нам заснуть по ночам.

Феба взяла с полки поднос с кусками жареного мяса и поставила его на большой стол, стоявший в центре помещения.

— Сыр?

Думая о другом, Рейф рассеянно достал с верхней полки головку сыра и поставил ее на стол перед Фебой.

— Вы слышали, что я сказал?

Что-то напевая себе под нос, Феба нагнулась и достала с нижней полки, где Рейф ее обнаружил, полбуханки хлеба. Хлеб в кладовке не хранили — значит, Феба принесла его с собой. Феба и в самом деле понемногу осваивается в Брук-Хаусе.

— Слышала, — сказала она, — вы подвергаете сомнению мои способности к деторождению. — Феба посмотрела на Рейфа искоса. — Некоторые экземпляры из этого выводка будут похожи и на маленькую Фебу тоже.

О Господи! Эти крошечные ангелочки — маленькие растрепанные Фебы, шлепающие своими маленькими ножками по полу. Очаровательные голубоглазые проказницы с ямочками на щечках, которым все сходит с рук — стоит лишь им улыбнуться и опустить долу длинные ресницы…

Рейф был так очарован этой идиллической картинкой, которая возникла в его воображении, что на мгновение забыл о том, что отцом этих шаловливых крошек будет не он, а его брат.

А он будет дядюшкой Рейфом. Его будут, приглашать только в гости, на обед. И ему придется довольствоваться этим.

Феба без лишней суеты, но проявляя сноровку, готовила поесть. Казалось, сцена, свидетельницей которой она оказалась сегодня в фойе концертного зала, совсем ее не расстроила.

И от этого Рейф чувствовал досаду.

Ему хотелось, чтобы Феба была из-за этого опечалена. Нет, даже больше — чтобы она была подавлена, почти убита горем. Рейфу хотелось, чтобы Феба боролась за него. Чтобы она ради него все бросила, отринула честь семьи и отказалась от того, что ее ждало впереди, — от беззаботной, полной блеска жизни герцогини. Тогда у Рейфа не было бы ощущения, что его брат отнял у него то, что должно принадлежать ему по праву… И его не преследовала бы мысль о том, что брат в очередной раз его опередил…

Рейф сам ужаснулся своим мыслям. Кто он, если позволяет себе так думать?

Как это кто? Дядюшка Рейф! Даже если он и нравится Фебе, у этой рассудительной девушки хватит ума дать ему от ворот поворот.

И это правильно, потому что Рейф не заслуживает ничего другого.

Если бы он знал заранее, к чему приведут его в конечном итоге запретные удовольствия, вел бы он себя по-другому?

Учился бы более прилежно и старательно? Был бы более сдержанным и благоразумным? Не увлекался бы игрой в карты, не волочился бы за женщинами, не вел бы разгульный образ жизни, предаваясь плотским утехам? Не пил бы без удержу?

«Почему ты не можешь быть похожим на своего брата?»

Было время, когда не было и дня, чтобы он не слышал в свой адрес эту фразу. То от своего отца, то от преподавателя, то от приходского священника. И каждое новое высказывание, произнесенное с досадой и сожалением, было новым кирпичиком, заложенным в стену отчуждения между Рейфом и Колдером. Стену, которая с каждым годом становилась все выше.