Володя дошел до крайней точки кипения.

Ему хотелось, как пьяному буяну, крушить все вокруг или совершить какой-нибудь прежде немыслимый поступок. Крушить – это напугать жену и детей. Он выбрал немыслимый поступок. Схватил чемодан, бросил в него первые попавшиеся вещи и хлопнул дверью.


Приехал к давнему, с институтских времен другу Гене Лидину, обладателю комнаты в коммунальной квартире, полученной после развода с женой. На расспросы Володя отвечал односложно: заткнись! пошел к черту! не твое дело!

– Бунт на семейном корабле? – прятал усмешку Гена. – Прибор для выжигания сломался?

– В глаз хочешь?

– Совсем не хочу! Но могу предложить бутылку пива и колбасу «Докторскую», сто граммов. От сердца, то бишь от завтрака, отнимаю. Хлеб кончился, есть пряники, свежие, в прошлом году купленные.

Володя поужинал колбасой с пивом и каменными пряниками. Лег на раскладушку, которую хозяин разложил у окна. Сам он укладывался на диванчике и продолжал болтать:

– Ты, случайно, у себя дома хладные трупы не оставил? Ты же во гневе! Не приведи судьба под руку подвернуться! Помнишь, в общежитии кастрюлю с пельменями надел на голову Ваське Смирнову? Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав. Кстати, Юпитер, если ты у меня собираешься жить, то я беру за постой. Недорого: посуду мыть, бельишко простирнуть, в магазин за пивом сбегать. Спишь, что ли?

Володя, не отвечая, демонстративно повернулся к стене лицом. Раскладушка жалобно заскрипела.

– Спокойной ночи. Юпитер! – пожелал Гена.


Уснуть Володя не мог. Бешеное кружение мыслей, обид, упреков, проклятий замедлилось, потом вовсе остановилось, и проблемы выстроились по ранжиру.

Ленка ему изменяет? Абсурд! С другой стороны, Ирина Алексеевна из отдела главного технолога! Мышка-норушка, пятьдесят четыре года, о вечном пора задуматься, пенсия на носу, а она влюбилась в какого-то датчанина, тот взаимно воспылал. Ирине выезд за границу не позволен – допуск к секретам имеет, теперь обивает пороги ОВИРов и правозащитных организаций. А бывший муж, тоже у нас работает, дурак-дураком выглядит. Кстати, муж лысый!

Как толстая Иванова мерзко вопила! Рога выводишь! Бессильный! Немощный! Да он сколько раз давил в себе! Видит – Ленка от усталости на ногах не стоит, на лету засыпает. Как последний эгоист полезет приставать к ней? Пусть отдохнет человек, и утром можно. А утром она ни свет ни заря у плиты, дети опять-таки. Носятся по квартире и выясняют, кто у кого фломастеры стащил. Не до секса, на завод пора.

От чего, собственно, Ленка усталая? Работа у нее – не бей лежачего. По дому хлопотать – не уголь в забое добывать. Неужели на стороне имеет? Любовник? Иванов! Если жена его приперлась – значит, неспроста Как Лена испугалась! Чего испугалась? Кулаков Ивановой? Но ведь он, Володя, рядом был и с женщиной, даже монументальных форм, справился бы. А Лена испугалась! Натурально испугалась! Как уличенная в грехе прелюбодейка!

Его Ленка прелюбодейка? Бред! Это ей чуждо. Все человеческое ей чуждо? Женщина в полном расцвете. Правда, цветет не розой яркой, не буйной сиренью, а скромно – полевой ромашкой. Она и девушкой такой была – в букете не заметишь, а отдельно присмотришься, и не хочется из рук выпускать.

Стройотряд пищевого института объединили с ними, бравыми станкостроителями, для авральной сдачи коровника. Володя стропила ладил, а Лена с ведром цемента шла.

Тростинка! Сгибается от тяжести, но топает.

Впереди подъем – доска с рейками вроде лестницы. Всхлипнула жалобно, но полезла.

Он загадал тогда: не свалится, будет моей женой. Эх, какое время! Поцелуи до рассвета на берегу речки. Комары звенят! Почему в молодости комары не досаждают? У него тогда шевелюра была. Не особо густая, конечно, но была.

А как Ленка вздрогнула, когда он ей под майку полез и грудь захватил! «Зачем ты?» – спросила. И столько в ее вопросе было наивности и чистоты девичьей, что у него горло перехватило. Враз пропало дикое желание, а на его место заступило неведомое прежде стремление беречь и лелеять это сокровище.

«Затем, что я люблю тебя!» – хрипло ответил. «Правда? – обрадовалась, как ребенок. – Я тебя давно заметила. Ты – особенный. Все какие-то вихлястые, выпендрежные, а ты!.. Ты другой! Настоящий, самый-самый лучший!» Взяла его ладони и на грудь себе положила. Губы от страха закусила, точно он пытать ее будет. Он крепился, тихо и нежно целовал, пока деревянная напряженность в ней не пропала…

– Чего ты скрипишь? – проснулся Генка и подал голос с дивана. – Чего ты ворочаешься? Клопов у меня нет. С собой принес?

– Заткнись и спи! – ответил Володя.

Конечно, изменить Ленка не могла, а он круглый дурак. Минуточку! Он не дурак, и имеются факты, а также аналогии. В жизни – сбрендившая из-за датчанина Ирина Алексеевна, в литературе – Анна Каренина. Обманутый Каренин, кстати, был лысым!

Проворочавшись на сиротской раскладушке, забывшись сном, Володя так и не пришел ни к какому выводу. На следующий день раздражение и агрессия уменьшились, но окончательно не пропали. Среди чувств, которые испытывал Володя, покинув семью, была и легкая радость нечаянной свободы и тайное удовольствие от тех страданий, которые испытывала жена. Он никогда не забывал, что несет на плечах большой груз ответственности за Лену и детей. И теперь его семья не испарилась. Но Володя получил вроде передышки: снял груз, налегке двигается.

Бывают обиды заслуженные, незаслуженные, а еще – надуманные, когда сваляешь дурака и по глупости надуешься. Но на характер вспыхнувших эмоций, переживаний это не влияет. Тебе одинаково больно, ранят тебя в бою или кирпич на голову упадет.

Есть обида – должны быть ответчики. И этому Лена, даже если она чиста как ангел, все равно чуточку виновной оставалась. Володя не думал мстительно: «Пусть мучается, страдает!» – но еще одну ночь провел на чужой раскладушке.

Он получил зарплату, приехал домой, уже подошел к своей двери, протянул руку к звонку, но неожиданно развернулся и стал подниматься этажом выше. Сомнения остались, их необходимо разрешить.

Ему открыл сосед Валера.

– Здравствуй, твоя жена дома? – спросил Володя.

Валера только что принял первую рюмочку и двигал челюстями, закусывая. С порога предложил выпить, но Володя отказался. Слегка морщась – он не любил врать, – Володя спросил, не возражает ли Валера, если они с Леной уединятся на кухне: надо обсудить подарок для жены.

– Так ведь не в спальню же? – подмигнул Валера. – Иди, она там, огурцы маринует.

Увидев Володю, соседка радостно защебетала: давно они не виделись, надо чаще собираться, ей вот замечательный рецепт дали для маринования – с аспирином и еще одним лекарством от ревматизма. Говорят, огурчики получаются как свежие.

– И грипп не страшен? – усмехнулся Володя.

– И суставы ломить не будет, – подхватила Лена. – Я тебе дам одну баночку с собой.

– Спасибо, у меня на многие лекарства аллергия. Лена, я вот о чем хотел поговорить с тобой. Даже не знаю, как начать. Ты только, пожалуйста, не обижайся, ни в коем случае не хочу тебя оскорбить, но мне нужно выяснить… Видишь ли, к нам заявилась одна дама. Любовница, нет, то есть жена некоего Иванова. Она утверждала, что моя Ленка – его, Иванова, любовница. Фу, как путано я говорю. Словом, ты не знаешь этого Иванова? Потому что моя жена говорит, что эта Иванова шла к тебе…

Лена натурально изобразила оскорбленную невинность: вытаращила глаза, всплеснула руками, уронив стеклянную банку.

– Валера! Валера! – завопила она.

Валера пришел только тогда, когда его имя прозвучало в пятый раз. К этому времени Лена уже рыдала – громко, с причитаниями и со стонами.

– Ой, да что же это? – вскрикивала она. – Раз в жизни оступилась, так теперь мне славу такую?

– Ты чего воешь? – Валера обескураженно смотрел на жену и Володю. – Вы же подарок обсуждаете.

– Подарок? – с упреком простонала Лена. – Знаешь, какой он нам подарочек приготовил? Его Ленка с любовниками путается, их жены приходят разбираться – на весь подъезд орут, даже из тридцать четвертой квартиры глухая бабка слышала, а он, – Лена ткнула пальцем в багрового, от стыда Володю, – на меня все сваливает.

– Как это? – не понял Валера.

– Один раз, всего один раз, – причитала Лена, – грех попутал, я же больше ни в жизнь. Я тебя, Валерочка, единственного люблю.

– Ну, не один раз, – Валера показал жене кулак, – но я все равно не врубаюсь. Мужик, ты чего от моей жены хочешь?

– Собственно, ничего, в общем, – замялся Володя.

– Может, и не он вовсе, – Лена ладошками вытирала слезы со щек, – жена его придумала, что любовники дверьми ошиблись. Мол, они мои, а не ее, а я ни сном ни духом, не мои они, а ее, а я…

– Подожди, – махнул на нее рукой Валера, – не тараторь.

Мысль в захмелевшей голове Валеры пробиралась со скоростью ледокола в Арктике.

– Вовка, ты с моей женой ни-ни?

Володя схватился рукой за голову:

– Никогда.

– Его жена гуляет, а я что, виновата, что у нас имена одинаковые? – снова запричитала Лена.

– Молчи! – прикрикнул Валера. – Все – назад! Ты зачем пришел?

– Выяснить... сложилась такая ситуация, – мялся Володя.

– Слушай, если я сейчас не выпью, – перебил его Валера, – ни за что не въеду.

– Налей и мне, – попросил Володя.

– И мне, – сказала Лена, – разволновалась, ужас просто.

Она шумно высморкалась в кухонное полотенце и достала закуску.

Володя опасался есть лекарственные огурцы, а бутерброды с колбасой в голодном желудке нейтрализовать действие водки не смогли.

Рюмка за рюмкой, и он основательно захмелел.

Валера не мог постигнуть суть произошедшего: кто чью дверь перепутал, кто к кому приходил отношения выяснять и кто чего наговорил. Но он остался успокоенным по главному вопросу: его жена не загуляла в очередной раз. Она и Володя наперебой убеждали его в Лениной верности, с каждой стопкой все более горячо.