Сара Джио - Среди тысячи лиц

Кэйд был так красив в своем костюме, так же красив, как и прежде. Я надела простое белое атласное платье с перекрещивающимися на спине бретелями. В руках я держала букет лилий. Идеальная церемония во всех отношениях. Ну почти.

Когда мы выходили из церкви, я увидела Райана. Он стоял на улице, прислонившись к своему белому «БМВ» – когда-то близкий человек, а теперь призрак из моего прошлого. Зачем он приехал? Когда наши глаза встретились, мое сердце сжалось. Он простоял так всю церемонию? Или он наблюдал из задних рядов и слушал клятвы, которыми мы обменялись с Кэйдом?

– Иди и поговори с ним, – сказал Кэйд. Его лицо сияло от той уверенности, которую дает только настоящая любовь. – Все в порядке.

Я чуть не расплакалась, заглянув в глаза мужа:

– Правда?

– Разумеется. Он заботился о тебе, когда я не мог.

Это было правдой. Райан искренне любил меня, любил всем сердцем. Я кивнула, отпустила руку Кэйда и пошла по усыпанной гравием парковке к Райану.

– Привет, – поздоровалась я, подходя к нему в моем скромном свадебном платье, ничуть не похожем на творение Веры Вонг, которое я собиралась надеть на свадьбу с Райаном. Я по-прежнему держала в руках букет лилий. Думаю, что Райану было больно видеть меня в образе новобрачной. Чужая невеста.

– Ты выглядишь потрясающе, – сказал Райан. – Я всегда знал, что ты будешь самой красивой невестой. – Он вздохнул. – Я знал это, но все же должен был увидеть своими глазами.

Я опустила голову, борясь со слезами. Мне захотелось коснуться рукой его щеки, провести по ней, как я делала когда-то. Но эти дни остались в прошлом. Райан знал об этом. И я знала.

И я просто улыбнулась и сказала, что сожалею.

Райан кивнул, еще раз посмотрел на меня и сел в машину.

– Надеюсь, что он любит тебя так же, как люблю я, – произнес он.

Райан уехал, у меня на душе остался неприятный осадок.

– Спасибо, – поблагодарил меня Кэйд, когда я подошла к машине.

– За что ты благодаришь меня? – спросила я, укладывая букет на заднее сиденье.

– Спасибо за то, что ты выбрала меня, – добавил Кэйд. Звук отъезжающей машины Райана задержался в воздухе.

Я задумалась обо всех тех людях, которых мы встретили на нашем пути. Песня Beatles In My Life[45] идеально подводила черту под прожитым. Дело в том, что в своей жизни я больше любила Кэйда. И буду всегда любить его больше, вот так просто…

Кэйд вернулся из вагона-ресторана и сел напротив меня. Он принес кофе и круассан, и я почувствовала прилив благодарности за то, как повернулась жизнь, за тот долгий и извилистый путь, который снова привел нас друг к другу.

Мы сошли с поезда в маленьком городке. Сложив чемоданы на тележку, мы вышли с вокзала и остановили такси. Нам надо было доехать до маленького домика, который мы купили, но еще ни разу не видели.

– Езды минут двадцать, – сказал Кэйд, показывая карту на своем телефоне таксисту. Тот что-то пробурчал по-французски. Я попыталась понять, но мой французский, который я пыталась учить в старших классах школы, мне не помог.

Солнце клонилось к закату, но если поторопиться, то мы могли бы увидеть наш новый дом на закате. В открытые окна такси врывался теплый воздух. Мы ехали по извилистой дороге вдоль берега, проехали маленький городок. За долгие мили нам встретилось всего лишь несколько каменных домов. У них был такой вид, будто они не одряхлели, а приобрели мудрость за долгие столетия у моря.

Когда мы въехали на обсаженную кипарисами дорогу, мое сердце забилось быстрее. Это была наша дорога. Мы повернули направо, потом налево и выехали к дому. Его стены из песчаника выглядели одновременно надежными и приветливыми. Дверь, выкрашенная в насыщенный фиолетовый цвет, гармонировала с кустами лаванды, посаженными по обе стороны от входа.

Мы расплатились с таксистом и покатили чемоданы по каменной дорожке, потом остановились рука в руке перед нашим новым домом.

– Мы дома, – прошептал мне Кэйд, взял меня за руку и повел к двери. Открыв дверь ключом, он подхватил меня на руки и перенес через порог, как делали, должно быть, наши дедушки и бабушки много лет назад.

– О Кэйд, – выдохнула я, когда он опустил меня на пол. – Это великолепно.

Мы вместе осматривали маленький дом, открывали окна, чтобы впустить морской воздух. В уютной гостиной главенствовал камин. Он же согревал и кухню. Я провела рукой по поверхности кухонных столов и едва могла дождаться, когда можно будет зажечь старую медную плиту. Я подумала обо всех тех простых и сытных блюдах, которые готовили тут на протяжении столетий.

В большей из двух спален с легкостью поместились бы несколько кроватей для наших детей и детей наших друзей. Можно было бы поставить и двухъярусные кровати. А пока она будет ждать нашего малыша. У меня внутри все затрепетало, когда я представила, как Кэйд держит на руках нашего ребенка. Я вспомнила Трэйси. На прошлой неделе она сообщила мне две новости: она помолвлена с Трентом и беременна близнецами. Я улыбнулась. Жизнь… Какой радостной и замечательной она может быть.

В другой спальне, очаровательной, но меньшего размера, большие окна смотрели на океан.

– Пусть эта спальня будет нашей, – попросила я Кэйда. Он кивнул и улегся на кровати, чтобы опробовать ее. Я последовала его примеру.

– Неплохо, – оценила я. Разумеется, над домом придется немного поработать. Покрасить заново стены. Купить новую мебель. И занавески, желательно льняные. Но Кэйд был прав, я уже чувствовала себя дома.

Потом мы вышли во двор. Дом стоял так близко к морю, что из-за ветра по краю сада собрались небольшие холмики песка.

– Смотри. – Я указала на терракотовый горшок рядом со столом и стульями из тика. – Маленькое лимонное дерево.

Волны мягко разбивались о берег. Солнце садилось, угасающий свет был теплым, оранжевым. Я смотрела на Кэйда. Он как будто не мог оторвать взгляд от океана. Казалось, волны притягивают его. Я нервно схватила его за руку.

– Ты должен быть осторожен, – предупредила я. – Пусть ты и был чемпионом по плаванию в старших классах, но не забывай, что ты давно не тренировался.

Я понимала, что говорю, как его мать, а не как любимая женщина, но после всего случившегося я не могла не волноваться за него.

Он улыбнулся:

– Детка, есть миллион вещей, которым мне придется учиться заново. Добавлю в этот список плавание.

Я улыбнулась ему в ответ.

– Всему свое время, – добавил Кэйд.

– Согласна, – сказала я. И все же я хотела защитить его от жестокости мира.

– Как ты думаешь, далеко отсюда тот самый пляж?

– Какой пляж? – Я не поняла вопроса.

Кэйд коснулся медальона на золотой цепочке, висевшего у меня на груди.

– Тот самый, где твой дедушка нашел раковину.

Я указала направо:

– Думаю, до него одна-две мили в этом направлении. Но не беспокойся об этом. Мы обязательно найдем его, как только устроимся.

Кэйд кивнул. Мы сидели на скамье с видом на океан. Я положила голову на плечо Кэйда. Не бывает идеальной любви. Я подозревала, что в моей любви к Кэйду всегда будет присутствовать некоторая доля одиночества. Будут сожаления и даже печаль. Боль, которую не унять. В конце концов, мы немало преодолели, чтобы оказаться здесь. Мы добрались до вершины горы вместе.

– Мы сделали это, – сказала я, устраиваясь поудобнее и обнимая любимого.

– Да, – с улыбкой ответил он, не отводя глаз от океана.

Он мой. Я – его. И если вы спросите меня, как долго я буду любить Кэйда, я отвечу: пока звезды светят на небе, пока волны ложатся на песок.

Toujours. Вечно.

Дорогой читатель!

В 1994 году я была шестнадцатилетней девушкой с короткими платиновыми волосами, ключами от «Фольксвагена-жука» (его я купила за девятьсот долларов, которые заработала как приходящая няня) и коробкой кассет. Я жила в сонном, промокшем от дождя пригороде Сиэтла. По выходным вместе с друзьями я переправлялась на пароме в Сиэтл, который посещали такие музыканты, как Курт Кобейн и Эдди Веддер. Мы сидели в кофейнях, зависали в музыкальных магазинах или – если нам позволял домашний комендантский час или после звонка за двадцать пять центов со слезными мольбами родителям – отправлялись на Капитолийский холм, чтобы послушать музыкальные группы. Вдохновленные фильмом «Одиночки»[46], мы носили одежду из магазина секонд-хенд (деньги от продажи которой шли на благотворительность) – фланелевые рубашки, винтажные платья, кардиганы, встречались с музыкантами и пили слишком много латте. Главными для нас были музыка, кофе и свобода. Это была наша нирвана.

Но время шло. Я поступила в колледж и получила степень по журналистике. Я отдала свои ботинки «Док Мартенс», обменяла гитару (я так и не научилась хорошо играть на ней) на ноутбук. Я вышла замуж, родила детей, пережила болезненный развод. Но я всегда оглядывалась на то время. Музыка. Кафе. Дождливые дни, наполненные кофе и плохой поэзией. Увитое плющом кирпичное здание на площади Пионеров, которое я так хорошо помню. Я стала совершеннолетней в 1990-х.

Сегодня я сижу в своем офисе в Сиэтле. День солнечный. Я написала семь романов (десять, если считать те, которые я выбросила) и думаю о восьмом романе под названием «Среди тысячи лиц». Когда я начинала работать над этой книгой, я мгновенно почувствовала, что фоном повествования должен быть Сиэтл в зените его музыкальной славы. Мне захотелось, чтобы история разворачивалась на улицах, в кафе и с теми людьми, которых я знала и так сильно любила (и люблю до сих пор). Сиэтл 1990-х годов всегда будет жить в моем сердце, и я надеюсь, что мне удалось отдать ему должное.

Но если фон этой истории родился из ландшафта моего отрочества, то вдохновило меня еще кое-что. Как-то раз два года назад я выезжала из гаража в центре Сиэтла. Уклон к Седьмой авеню был крутым. Я заметила, что дорогу переходит бородатый бездомный, и сразу надавила на тормоз.