Сара Джио - Среди тысячи лиц

Он долго смотрел на меня, потом притянул к себе.

– Мне бы хотелось, чтобы ты осталась. Но поступай так, как тебе нужно, детка.

К моим глазам подступили слезы, я поцеловала его на прощание.

– Спасибо. Ты даже не подозреваешь, как много это для меня значит, Райан.

10 октября 1998 года

Меня разрывала боль.

– Дыши, – говорила Трэйси, которая везла меня в своем «Форде» по Джеймс-стрит в Шведский госпиталь. – Мы почти приехали.

Я кивнула, глубоко вдохнула, потом выдохнула и снова закричала от боли. Я никогда не видела столько крови. Полотенца, которые подложила на сиденье Трэйси, промокли насквозь.

– Держись, – попросила она, – осталось всего несколько минут.

У меня кружилась голова, накатила слабость. Я знала, что со мной. Я понимала, что ребенок, которого зачали мы с Кэйдом, покидает мое тело, как и сам Кэйд покинул меня. Он просто исчез с лица земли. Я повернулась к Трэйси и крикнула:

– Очень больно!

А еще я подумала о том, что физическая боль ничто по сравнению с тревогой, наполнявшей мое сердце. Мне придется пройти через это одной. Смогу ли я?

– Приехали, – выдохнула Трэйси, въезжая на территорию госпиталя. – С тобой все будет в порядке, обещаю.

– Ненавижу его, – простонала я сквозь боль, разрывающую мой живот. – Ненавижу за то, что его нет рядом.

– Дыши, дорогая. – Трэйси подъехала к приемному покою.

Слезы текли по моим щекам, когда она опустила окно и крикнула санитару в голубой форме:

– Кресло-каталку сюда!

Через несколько секунд меня уже везли на пятый этаж. Я почти ничего не видела, перед глазами все плыло. Вокруг меня суетились медики.

– Господи, она истекает кровью!

– Позовите врача!

– Где отец?

– Ставьте капельницу, быстрее!

– Давление падает!

Это было похоже на ночной кошмар, когда хочешь закричать и не можешь. Я была одна с моей болью, физической и эмоциональной. Я стонала и рыдала. Вместо меня говорила Трэйси. Она сжимала мою руку, вытирала пот со лба. Мне казалось, что боль пронзает мое тело кинжалами.

Я чувствовала абсолютно все, хотя хотелось не чувствовать вообще ничего.

– Трэйси! – позвала я.

– Я здесь.

– Я потеряла ребенка, да?

Она сжала мой локоть:

– Мне очень жаль, Кайли.

Я повернула голову на бок и застонала, когда ко мне подошел врач в очках с затемненными стеклами со шприцем в руках.

– Это снимет боль, – сказал он.

Игла вонзилась в кожу, и спустя несколько секунд меня укутало оделяло покоя. Медсестры и врачи суетились около меня, выскабливая остатки жизни, которой не дано осуществиться.

Когда все закончилось, я безучастно смотрела в окно. Вишневые деревья вдоль Джеймс-стрит начинали ронять листву. Два года назад мы с Кэйдом шли, держась за руки, по этой улице, когда вишни были в цвету. Он остановился и потряс ветку. Посыпались розовые лепестки.

– Снег для моей любимой, – сказал он тогда.

– Прошу прощения, Кайли, – сказал врач, осторожно подходя ко мне. – Я подумал, что вы, возможно, захотите знать… – Он опустил голову. – Это была девочка.

У меня защемило сердце. Мой дочка. Дочка Кэйда. Нас навсегда соединила маленькая жизнь, которую мы создали. Но он ушел. Они оба ушли. В мире воцарился мрак.

Трэйси погладила меня по руке.

– О Кайли… Мне так жаль. Мне очень, очень жаль.

Я закрыла глаза и заплакала.

15 декабря 2008 года

В самолете, летящем в Сиэтл, я не находила себе места. Я ерзала в кресле, не могла сосредоточиться на фильме, который показывали в салоне, попыталась уснуть, но не смогла. Я просто чувствовала себя несчастной. Полет в самолете всегда завораживал меня, удивляла сама по себе возможность находиться над землей на высоте тридцати тысяч футов между точками А и Б. По сути, нигде. Обычно я чувствовала себя комфортно в этом «нигде» – ни там, ни тут, а между, – но на этот раз такого ощущения не было. Мне казалось, что авиалайнер летел недостаточно быстро, и, глядя на облака, я испытывала только тревогу. Кэйд, я лечу к тебе. Я лечу.

Я быстро прошла через таможню и взяла такси. Позвонила в Харборвью, но когда звонок перевели в здание центра, мне никто не ответил. Поэтому я попросила таксиста отвезти меня туда. По моей просьбе водитель ждал, пока я говорила с охранником. Кэйд все еще не вернулся.

Затем мы отправились в центр города мимо «Ле Марше», мимо прежней квартиры Кэйда на площади Пионеров, шесть раз проехали туда и обратно по Четвертой и Пятой авеню.

– Мисс, может быть, мне отвезти вас куда-то еще? – спросил таксист, обернувшись ко мне на светофоре.

Это была самая дорогая поездка на такси в моей жизни, но мне было наплевать. Я попросила его еще раз объехать центр города. Мы сделали это, Кэйда нигде не было…

– Пожалуй, теперь вы можете отвезти меня домой. – Я назвала водителю свой адрес.

Спустя десять минут такси остановилось у моего дома. Я заплатила, таксист вынул из багажника мой чемодан. Я постояла на тротуаре, глядя вслед отъезжающему автомобилю, потом повернулась к дому. Мои глаза расширились, когда я заметила фигуру, сидящую на второй ступеньке крыльца в тени глицинии.

Я бросила сумку.

– Кэйд!

Он сидел с чуть приподнятыми коленями, руки свободно лежали вдоль тела. Увидев меня, Кэйд просиял.

– Привет!

– Кэйд, что случилось? Почему ты здесь?

Он потер лоб.

– Не знаю… Я… я скучал по тебе.

У меня в груди как будто что-то взорвалось. Ощущение было невероятно сильным и всепоглощающим.

– Правда?

– Тебя так долго не было, – пожаловался Кэйд.

– Всего три дня, – ответила я, беря его за руку. – Я вернулась домой сразу, как только мне позвонила доктор Брэнсон и сказала, что ты пропал.

– Прости… Я просто…

– Я больше не уеду ни на один день, пока тебе не станет лучше. Ты делаешь такие успехи. Новое лекарство как будто помогает.

Мы вошли в дом. Кэйд взялся за ручку моего чемодана, я сначала покачала головой. Но он настоял, и я позволила ему нести багаж.

Кэйд посмотрел на меня:

– Я вспоминаю все больше и больше.

– Что, например? Расскажи мне что-нибудь.

Он улыбнулся:

– Тебя… И корабли…

– Корабли?

– Мы с тобой плавали на пароме, верно? На остров.

– Да, – подтвердила я. Потом я достала из кармана телефон и прокрутила мои фотографии, старые и новые, которые я сохранила. Я искала снимок, который Кэйд сделал на палубе парома много лет назад. – Помнишь это?

Он заморгал, взял мой телефон и долго смотрел на фотографию.

– Помню, – улыбнулся он. – Это как призрачный сон.

– В тот день ты спас мне жизнь, – продолжала я. – Помнишь?

Кэйд кивнул.

– Как странно, что на мой вопрос «что ты помнишь?», ты ответил «корабли».

На его лицо как будто упала тень. Я села на диван, он опустился рядом.

– Что такое? – спросила я.

– Я еще кое-что помню, – ответил Кэйд.

– Что?

Он как будто вспоминал что-то ужасное, такое было у него лицо. Кэйд явно хотел отправить это воспоминание в дальние закоулки памяти. Мне бы тоже этого хотелось, но у меня было такое ощущение, что это воспоминание важно для нас обоих.

– Кэйд, расскажи мне, – попросила я, накрывая его пальцы своей рукой.

Он смотрел прямо перед собой.

– Было темно. Везде вода. – Его рука задрожала. – Что-то ударило меня по голове.

– Что?

– Не знаю, – признался Кэйд, – было холодно. Всюду плескались волны. Во рту вкус крови.

– Кэйд, ты уверен? Доктор Брэнсон говорила, что память вернется, но ты можешь вспомнить то, чего не было.

– Может быть, не знаю.

– Что-то еще? Что-то конкретное?

Кэйд долго молчал, и я не пыталась заполнить паузу пустой болтовней. Я давала ему возможность вспомнить.

– Принцесса, – сказал он.

– Что?

– Это слово было на борту лодки.

– Ты уверен?

Кэйд кивнул.

– Думаю, да. Оно было написано темно-синими буквами.

Я снова взялась за телефон и открыла окно браузера.

– Это может быть яхта. – Я набрала в поисковике Google слова «яхта принцесса». Сразу же появилась одноименная компания-производитель. – Ладно, этим займусь я.

– Как ты думаешь, что все это значит? – спросил Кэйд.

– Пока не знаю, – ответила я. – Но обещаю тебе, я это выясню.

Я отвезла Кэйда обратно в Харборвью. Мы вместе поднялись на лифте на третий этаж и вошли в его квартиру.

Он сварил мне кофе в кофеварке, которую я купила ему. Я улыбнулась, когда он протянул мне кружку.

– Раньше ты любил кофе, – сказала я.

– Правда?

Я хмыкнула:

– Ты купил одну из этих огромных кофемашин для эспрессо La Marzocco, которые стоят только в кафе.

– Неужели я это сделал? – Кэйд расхохотался.

– Да. Она была красного цвета.

Он сел на диван, я устроилась рядом. Места было немного, поэтому наши бедра и руки соприкасались.

– Каким я был? – неожиданно спросил Кэйд, вдруг задумавшись.

– Ты был невероятным, – ответила я. – Ты любил музыку и мартини с водкой и оливками, фаршированными сыром.

Он поднял брови.

– Ты любил путешествия и людей, у тебя была тысяча пластинок. Ты рассказывал смешные истории. За те два года, что мы с тобой были вместе, эти истории у тебя никогда не заканчивались, и ты всегда мог меня рассмешить.

– Два года… – с нотками сожаления и восхищения повторил Кэйд.

– Да, – подтвердила я. – И я любила тебя каждый день, даже те трудные дни в конце нашей истории.

– Почему они были тяжелыми? – спросил он. Мозг Кэйда выдавал такое количество вопросов, что его речь, казалось, не успевала за ними.

Я рассказала ему о том, что случилось со «Стихия Рекордс», о том, как он начал много пить. Я озвучила и обвинения Джеймса.