По какой-то непонятной причине Генрих был зол на Эдгара Левеллина. Это казалось тем более странным, что он знал: мало кто из дворян на этот раз вступит в битву за корону. Сохраняя нейтралитет, многие семьи получали единственную возможность выжить.

Но когда Эдгар отказался впустить в замок отряд Тристана, Генрих приказал захватить Иденби. Возможно, причиной подобной вражды были уэльские корни Эдгара, но еще вероятнее — личная ссора между Генрихом и Эдгаром.

— Я заставлю Иденби сдаться, — заверил Тристан Генриха, но тот лишь горько усмехнулся. Последние тридцать лет Эдгар был твердым сторонником Йорков.

— Однажды он назвал меня «полоумным ублюдком», — сказал Генрих Тристану. — Эдгар не изменился и потому не сдастся, пока от замка не останутся одни руины. Так что уничтожь Иденби, Тристан. Не щади никого. Возьми Иденби штурмом, и он станет твоим. Не забывай, что сделали Йорки с твоими близкими.

Тристан ничего не забыл. Но, несмотря на слова Генриха, он понимал: будущему королю ни к чему горы трупов. Вероятно, Генрих затаил зуб на Эдгара, и жажда возобладала в нем над разумным стремлением иметь живых подданных, способных обрабатывать поля и платить налоги.

Если бы Эдгар сразу оказал им радушный прием и накормил, Тристану не пришлось бы выполнять приказ Генриха.

— Будь они прокляты! — снова воскликнул Тристан. Когда замок падет, ему не удастся удержать рассвирепевших воинов. Рыцарей, истомленных сражениями, прошедших по опустевшим, выжженным полям, не образумят доводы рассудка. Оставалось надеяться лишь на то, что резня продлится недолго.

— Да будет так! — вздохнул Тристан и вскинул руку, подавая знак Тибальду, ждущему возле катапульты. Рука опустилась, и в воздухе просвистело еще одно пылающее ядро.

Из-за стен Иденби донеслись громкие, пронзительные вопли. Взметнулся столб дыма, и люди бросились врассыпную, крича от ужаса и протирая слезящиеся глаза.

Тристан пристально вглядывался в стены замка. Там он никого не заметил: лучники заверили его, что те, кто дерзнет подняться на них, долго не продержится. Внезапно Тристан увидел одинокую фигуру — высокую, прямую, словно не видящую огня и не слышащую воплей. Перед глазами Тристана клубился дым, и вдруг ему показалось, что он перенесся в какое-то другое место и в другое время.

На стене стояла женщина в белоснежном одеянии, которое развевалось на ветру, струилось складками, окутывало ее. Лучи солнца, пробившиеся сквозь завесу дыма, золотили ее длинные волосы, мягкими волнами спадавшие до колен.

Положив ладони на парапет, женщина смотрела прямо на Тристана. Он не видел ее лица, и все же чувствовал, что она не боится, а презирает его. Вид у нее был такой вызывающий, что Тристан невольно поежился.

Что она там делает? Где ее отец, муж, брат? Почему они позволили ей подняться на стену, подвергнуть себя опасности?

Несчастная Лизетта тщетно молила о пощаде, а эта женщина стояла на виду, бросая вызов смерти, и оставалась невредимой. Тристана охватил гнев: ему захотелось сдернуть незнакомку со стены, схватить ее за плечи, встряхнуть, испугать.

— Милорд Тристан! — крикнул Тибальд. — Что будем делать дальше?

— Может, дадим еще один залп? — предложил Джон.

— Нет, лучше подождем. — Тристан вновь взглянул на стену, но незнакомки там уже не было. — Пусть страшатся, предполагая, что мы очень сильны. А мы еще раз предложим им капитулировать.

Внезапно из-за стен на них обрушился ливень горящих стрел. Послышались крики воинов Тристана. Падая на землю, они пытались сбить пламя, истекали кровью и умирали.

— Взять щиты! — громко скомандовал Тристан и хотя не отступил, но поднял щит, украшенный сцепившимися в поединке ястребом и тигром, и заслонился от смертоносного дождя. Оправившись от неожиданности, его воины тоже прикрылись щитами и спрятались за деревянные двойные щиты, под прикрытием которых с поля уносили раненых. Наконец дождь стрел прекратился. Еле сдерживая бешенство, Тристан обратился к Тибальду:

— Они рвутся в бой? Будет им бой! Еще один залп!

Тибальд кивнул воину с зажженным факелом, и горящее ядро вновь взметнулось в небо. Тристан не слышал возгласов ужаса, доносившихся из-за стен: раненых оттащили от стен. Но даже его огромный жеребец поднялся на дыбы, испуганный грохотом и хаосом. Повсюду слышалось предсмертное ржание раненых лошадей.

Наконец Тристан вновь взглянул в сторону замка. За стенами бушевало пламя, дым поднимался в небо. Но защитники замка не выбросили белый флаг.

Тристан приказал отступить к шатрам лагеря, разбитого у подножия скалы, на которой возвышался замок.

Нахмурившись, он проследил, как воины оттаскивают к лагерю громоздкую катапульту. Достигнув лагеря, Тристан спешился с таким грозным видом, что даже Джон не осмелился заговорить с ним. Тристан гладко брился, его скулы были высокими и резко очерченными, лоб высоким, брови густыми, нос прямым, а подбородок казался высеченным из камня. Густые темно-каштановые волосы ниспадали на ворот туники и почти прикрывали брови, но обычно он откидывал их. Кожу покрывал ровный бронзовый загар. Теперь Тристан редко улыбался; последние два года он чаще сурово сжимал губы и хмурился, внушая робость малодушным. Его глаза то метали молнии, то вспыхивали от ярости, то становились холодными как лед. А мрачный взгляд заставлял людей беспрекословно повиноваться ему.

Стройный, широкоплечий и сильный, закаленный ежедневными упражнениями с боевым оружием, Тристан был выше своих воинов. Ему еще не минуло и тридцати, но даже старшие по возрасту не смели возражать Тристану. Он всегда первым бросался в атаку и, казалось, презирал смерть.

«Тристан стал слишком суровым и безжалостным», — думал Джон, наблюдая за другом.

Джон вошел в шатер вслед за Тристаном, помог ему снять шлем, кольчугу и умыться холодной водой.

— Позови Алариха, — велел Тристан, и Джон бросился исполнять приказ.

Через минуту в шатер вошел писец Аларих — старик, верой и правдой служивший еще отцу Тристана. Сложив руки за спиной, Тристан начал вышагивать по шатру. Писец следил за ним, опасаясь вспышки гнева. Глаза Тристана сверкали, а голос звучал слишком спокойно, что свидетельствовало о самом дурном, расположении духа.

— Скажи им, — приказал Тристан, — чтобы не ждали пощады. Предупреди, что завтра мы выломаем ворота. Пусть молят Бога о милосердии, ибо от меня, Тристана де ла Тера, эрла и подданного Генриха Тюдора, снисхождения они не дождутся.

Он сделал паузу, прикрыл глаза и увидел мысленным взором своих воинов — стонущих, объятых пламенем, умирающих в муках. Численный перевес был на его стороне, значит, они победят.

Открыв глаза, Тристан обернулся к писцу:

— Передай им это, Аларих. Прикажи открыть ворота и выслушать меня, да убедись, что они все поняли. Пощады не будет.

Аларих кивнул и попятился к выходу из шатра. Тристан: невозмутимо обратился к Джону:

— Может, перекусим? Кажется, у нас оставалась еще фляга бордоского. Поищи ее, Джон, и вели Тибальду сосчитать раненых.

За трапезой Тристан изложил план завтрашней атаки.

— Мы начнем ее до рассвета или с первыми лучами солнца, — решил он.

Внезапно в шатер вбежал Аларих.

— Враги выслушали ваше послание, милорд. Сегодня вечером вас просят встретиться с хозяином замка — наедине, поодаль от лагеря, в условленном месте.

— Не вздумай, Тристан! — взволнованно выкрикнул Джон. — Это ловушка.

— Они просили о встрече именем Христа.

Тристан размышлял, потягивая бордо.

— Хорошо, я встречусь с лордом, но подготовлюсь к неожиданностям. Пусть обе стороны дадут клятву не вмешиваться в переговоры.

— Сторонники Йорков пообещали, что не станут мешать вам.

— Неужели ты поверишь им? — возмутился Джон.

Тристан со стуком поставил кубок на стол.

— Да, черт побери! Я потерял слишком много людей. Я встречусь с хозяином замка и заставлю его сдаться — и принять все мои условия!

Не прошло и часа, как он вновь сидел в седле. Тристан не надел ни шлема, ни кольчуги, не взял с собой даже меча, но привязал к икре ножны с ножом.

Джон, проводив его до подножия скалы, спешился и огляделся. Он знал, где находится условленное место, — именно оттуда их отряд начал осаду.

— Будь осторожен, Тристан.

— Я всегда осторожен, — перекинув плащ через плечо и высоко подняв факел, Тристан устремился вперед.

Место для встречи было выбрано удачно. Вокруг не оказалось ни единого тайного убежища, ни одного укрытия для засады. Тем не менее Тристан держался настороженно, не доверяя сторонникам Йорков.

— Иденби! — крикнул он, добравшись до условленного места. — Выходи!

Услышав за спиной шорох, Тристан обернулся, и рука его невольно потянулась к ножу. Но вдруг он застыл от изумления, увидев женщину — ту же, что и на стене, в тех же белых одеждах, почему-то не тронутых дымом и копотью. В лунном свете ее золотистые волосы блестели, как под солнцем. Густые пряди обрамляли бледно-розовое выразительное лицо, молодое и прекрасное. На Тристана смотрели сверкающие глаза. Незнакомка держалась гордо и даже вызывающе. В руках у нее тоже был факел.

Тристана почему-то возмутило появление женщины — как и в ту минуту, когда он заметил, что она неподвижно стоит на стене под градом стрел.

— Кто ты? — резко спросил он. — Я пришел встретиться с хозяином замка, а не с женщиной.

Незнакомка на миг замерла, затем длинные ресницы затрепетали и опустились, а в уголках рта обозначилась пренебрежительная улыбка.

— Хозяин замка погиб на четвертый день осады.

Тристан воткнул факел в расщелину между камнями и надменно взглянул на незнакомку.

— Итак, хозяин замка мертв. Значит, его место занял сын, брат или кузен?

— Теперь я хозяйка замка, сэр.