Шеннон Дрейк - Среди роз

Женевьева упала на колени и прикоснулась к пятну, думая о женщине, которая когда-то жила здесь и умерла над колыбелью для первенца.

— Женевьева, не знаю, что и сказать…

— Так придумай что-нибудь, Томас, и побыстрее! — донесся от двери хриплый и зловещий голос. Женевьева обернулась и вскрикнула, увидев Тристана.

На нем были кожаные штаны, сапоги до колен, свободная белая рубашка и куртка из грубой кожи. Он небрежно прислонился к дверному косяку, а глаза его сверкали от ярости. Тристан подошел поближе, не сводя глаз с Томаса и держа ладонь на рукояти меча. Томас поднялся.

— Так обнажите меч, милорд! Я служил вам долгие годы, а вы сомневаетесь во мне. Вам прекрасно известно, что я не замышлял ничего дурного.

Бросив взгляд на Женевьеву, Тристан опустился в мягкое кресло и указал на ночную сорочку жены.

— Ты привык навещать мою жену в такой час?

— Вовсе нет! — с жаром возразил Томас. — Я пришел объяснить…

— Тебе незачем объясняться с ней! — рявкнул Тристан. Женевьеве хотелось плакать, она предчувствовала схватку, но не могла поверить, что муж ополчился против Томаса.

— Милорд, — холодно ответил Томас, — если вы считаете…

— Прекратите, Томас! — воскликнула Женевьева. Ее сердце ушло в пятки, но она была готова навлечь на себя гнев Тристана. — Разве вы не видите? Он злится не на вас. Он просто не может простить мне то, что я не Лизетта!

— Женевьева! — Тристан зловеще прищурился.

— Прошу простить меня, Тристан. Бог свидетель, я…

Он вдруг вскочил, и Женевьева невольно попятилась. Теперь его гнев обратился на нее. Обернувшись к другу, Тристан осведомился:

— Что она здесь делает?

— Женевьева ваша жена. Она потребовала, чтобы ее доставили сюда. Что я мог возразить?

Тристан вперил взгляд в Женевьеву.

— Вы потеряли ребенка, — наконец сказала она. — Но у вас появился другой. И если это произошло вопреки вашему желанию, то в этом виноваты вы сами.

Только теперь Тристан увидел Кэтрин. Его губы побелели. Он выхватил девочку из колыбели и бросился прочь, не взглянув на Женевьеву и Томаса.

— Тристан, малышка устала, она только что заснула! — Женевьева кинулась за мужем, но остановилась, увидев, что он нежно прижимает спящую малышку к плечу. Не оглядываясь, Тристан проговорил:

— Томас, ты не мог бы оставить нас?

Тот смущенно посмотрел на Женевьеву, понимая, что не вправе задерживаться и вмешиваться в супружескую ссору, и вышел.

— Что здесь происходит, черт возьми? — закричал Тристан, как только дверь закрылась.

— Не знаю, — с горечью ответила Женевьева и, вспомнив про принесенное Томасом вино, отпила глоток. — Ради Бога, Тристан, сжальтесь над своей дочерью! В колыбели ей будет удобнее! Прошу вас…

Помедлив, он направился к двери детской. Дрожащая Женевьева подошла к камину, потерла руки и вскрикнула — Тристан вернулся и смотрел на нее так мрачно, что ей захотелось убежать. Не сводя с нее глаз, он подошел к столу, налил себе вина и выпил его залпом, как эль.

— Что вы здесь делаете? — спросил он. Она не ответила. Тристан видел, как на ее шее судорожно бьется жилка. Но вместе с тем он заметил, что грудь жены высоко вздымается под полупрозрачным лифом. Под сорочкой вырисовывались изгиб бедер и изящные округлости — молодое прекрасное тело, которого он так давно жаждал.

Ей не следовало приезжать сюда. Тристан никак не мог подавить досаду, он еще не освободился от груза прошлого. Тристан понимал, что Лизетту ему не вернуть, — иначе спустился бы за ней в преисподнюю. Не верил он и в привидения в Бедфорд-Хите, но все же держался настороже и не желал, чтобы Женевьева оставалась здесь, ибо боялся за нее.

Тристан поклялся Богу, что больше никогда и ни к чему не станет принуждать ее. Но устоять не мог: волнение охватило его, едва он увидел Женевьеву в своей спальне. Желание сжигало его. С горькой улыбкой Тристан поставил бокал и снова обратился к жене:

— Спрашиваю еще раз, миледи: что вы здесь делаете? — И он шагнул к ней, увидев блеск в ее глазах. Она молчала, от нее исходил легкий аромат роз. Внезапно Тристан схватил ее в объятия и, с силой впившись в ее губы, властно раздвинул их. Когда же Женевьева уперлась ладонями в его грудь, он невесело рассмеялся и прижал ее к себе еще крепче, давая волю страсти.

— Похоже, миледи, вы явились сюда с одной-единственной целью, и я не могу отказать вам в этом удовольствии!

— Тристан! — Женевьева чуть не плакала. Подхватив жену на руки, он понес ее к постели. О, как она мечтала о нежном воссоединении! О том, как они будут шептать друг другу ласковые слова у огня! Но ее возлюбленный не проявлял и тени нежности, и Женевьеве стало страшно: оказывается, она его совсем не знала.

— Тристан! — Женевьева попыталась вскочить, но он схватил ее в объятия и мгновенно спустил до пояса соблазнительную белую сорочку. Не отпуская жену, Тристан начал раздеваться, его тело пылало огнем. Глядя в его суровое лицо и холодно поблескивающие глаза, Женевьева поняла: от этого человека нечего ждать, милосердия. — Тогда зачем ты приехала сюда? — сухо спросил он. — Другой причины я не вижу.

— Тристан, не надо! Только не так!

Но он, казалось, не слышал ее; очевидно, демоны этого поместья вселились в него. Женевьева попыталась высвободиться, но безуспешно. Его горячие губы прижались к ее шее, ладони подхватили набухшую грудь. Она ощутила, как его мощное, разгоряченное копье проталкивается в нее, и вскрикнула, потому что не ожидала боли. Женевьева не знала, что после рождения Кэтрин ей следует беречься.

Ее крик насторожил Тристана. Он страстно желал ее, но не хотел причинять боли. Резко отстранившись, Тристан замер. Женевьева тоже не шевелилась, не пыталась прикрыться или одернуть подол. Наконец она поднялась и уселась у огня, обхватив колени и притянув их к груди. Тристан с ужасом увидел, что ее плечи вздрагивают.

— Женевьева, зачем ты приехала? — шепотом спросил он. — Ты же ненавидишь меня…

Она расхохоталась сквозь слезы:

— Я ненавидела тебя потому, что… любила. Мне были ненавистны мои чувства. Я здесь потому, что люблю тебя.

Эти слова согрели его, как жаркие лучи солнца, окутали, как белое облако. Не веря своим ушам, он внимал ее словам, но не смел задуматься о них. Ему следовало бы подойти к жене, нежно обнять, зарыться лицом в блестящую копну волос, раствориться в тепле ее тела, а затем погрузиться в нее — не только плотью, но и душой и сердцем. Голос и слова Женевьевы тянулись к нему, точно серебряная нить, оплетали его и влекли к ней.

Тристан подошел к камину, присел рядом с Женевьевой, заключил ее в объятия, поцеловал в лоб и щеки, шепча что-то бессвязное. И она прильнула к нему, как потерявшийся ребенок, а затем начала что-то шептать, всхлипывая и смеясь. Наконец он встал вместе со своей драгоценной ношей. Пока Тристан нес жену к постели, она дрожала, а он тихо обещал любить ее так долго и нежно, чтобы она не чувствовала боли.

Он исполнил обещание, наслаждаясь Женевьевой, удовлетворяя ее желания, разжигая страсть поцелуями и прикосновениями и сам сгорая от страсти. Женевьева покоряла Тристана и утоляла его жажду, наполняла его силой и отдавалась ему, помогая стать прежним. Ничто не мешало теперь Тристану — ни мысли, ни воспоминания о прошлом. Женевьева казалась благоуханной, нежной розой среди грязи и смерти поля брани. Она лежала в его объятиях, была его жизнью. И любила его.

Неподалеку от поместья располагался крестьянский дом, окруженный со всех сторон вспаханными полями. На пастбище резвились новорожденные телята, взбрыкивали, носились кругами, высоко задрав хвосты. Повсюду расцвели нарциссы, позолотив землю. На фоне голубого неба узловатые ветви дуба напоминали старческие пальцы. Женевьева слышала мелодичное журчание мельничного ручья.

Удовлетворенно вздохнув, она пожала руку Тристана, положила голову ему на грудь и покрыла ее легкими поцелуями. Внезапно Женевьева втянула в рот кончики его пальцев, лаская их языком.

Тристан, прислонившийся к стволу векового дуба, задумчиво улыбнулся жене и провел влажным пальцем по ее губам.

— Миледи, такие ласки здесь вряд ли уместны.

Покраснев, она с улыбкой приложила ладонь к его щеке.

— А разве я соблазняю вас, ваша светлость?

— Вот именно. Будьте осторожны, иначе узнаете, на что способен разгоряченный лорд, — отозвался он. Рассмеявшись, Женевьева вскочила и вошла в воду, чтобы остудить ноги. Она весело вскрикнула, когда Тристан догнал ее, обнял за талию и заявил, что она бессердечная мучительница. Обвив руками шею мужа, Женевьева поцеловала его. Она таяла от полноты чувств, от нежности в глазах Тристана, от любви которая наконец стала взаимной.

Взявшись за руки, они пошли вдоль ручья. С тех пор как Женевьева приехала в поместье, они говорили без умолку. Перед камином в спальне она призналась, что вовсе не хотела, убивать его, но поклялась отцу не сдаваться. Женевьева рассказала, как постепенно поняла, что любит его, как влечение к нему побуждало ее к бегству.

— Мне казалось, что ты никогда не полюбишь меня, — заключила она.

Тристан, ласково обняв жену, сказал, что не хотел любить, боялся этого чувства, но был околдован ею. Его неудержимо влекло к ней, а он не осмеливался дать себе волю. Показывая Женевьеве окрестности Бедфорда, Тристан рассказывал о Лизетте. Впервые воспоминания о ней не вызывали у него боли, ее сменила светлая грусть. Он поведал Женевьеве о своем отце и брате, даже рассказал, как в роковой день возвращался домой вместе с Джоном и Томасом, посмеиваясь над милой, но безобразной женой Томаса, которая тоже погибла.

Внезапно Тристан повел жену к молодой рощице, притянул к себе и закрыл ей рот продолжительным поцелуем, а затем вздохнул.