Шеннон Дрейк - Среди роз

— Мне так недостает тебя, любимый! — шепнула она. Почему именно ему было суждено умереть?

— Так ты скучаешь по нему! — Этот шепот резанул ее слух. Женевьева испуганно обернулась и увидела побледневшего от ярости сэра Гая.

— Гай! Как ты меня напугал…

Взмахнув рукой, он отвесил ей звонкую пощечину. Вскрикнув от неожиданности, она схватилась за щеку и попятилась. Должно быть, не понимая, что делает, обезумевший от ревности Гай осыпал ее грязными словами. Но хуже всего было то, что они напоминали Женевьеве о стыде и унижении, об угрызениях совести, ужасе и боли.

— Неужели это ты, Женевьева — дочь Эдгара, возлюбленная Акселя? Леди Иденби? О нет, не подходи к склепу, не оскверняй память родителей! Где же твоя гордость? Ты, герцогиня, — шлюха!

— Прекрати! — ударив кулаками в грудь Гая, она заметила, что к нему возвращается рассудок. — Прекрати! — шепотом повторила она, тревожно взглянув на дверь и вспомнив, что Тристан подозревает ее в нежных чувствах к Гаю.

— Почему? — Откинув со лба прядь светлых волос, Гай с укором посмотрел на нее. — Твой любовник занят в кабинете.

— Гай, я ни в чем не виновата! Я прибегла к помощи единственного оружия! А когда проиграла, мне пришлось поплатиться — тогда как ты покинул замок и стал предателем…

— Нет, я сражался на стороне Стенли, но они поддержали Генриха, и мне пришлось смириться. Ричард был обречен, я боролся за Иденби, Женевьева! Я рисковал жизнью, чтобы Генрих оценил мою преданность — и отдал мне Иденби. И тебя.

Женевьева печально смотрела на него.

— Гай, замок принадлежит Тристану, и ты это знаешь…

— А ты продолжаешь расплачиваться за свои ошибки. О да! Ты дорого платишь за них, бедняжка Женевьева! Что-то я не заметил, чтобы он бил тебя! Напротив — он держит тебя за руку, нежно пожимает твои тонкие пальцы. Я не видел, чтобы он силой уносил тебя в спальню — ты сама следовала за ним. От меня не укрылось, как округлился твой живот, как ты вспыхиваешь, едва он прикасается к тебе. А еще, миледи, я видел вас разгоряченной и дрожащей, свернувшейся в его объятиях, — после того, как его меч пронзил вас!

— Гай, как ты можешь!

— Ты шлюха, Женевьева. Всему Лондону известно, что ты — наложница приспешника Ланкастеров. Скажите мне, миледи, чем еще вы намерены осквернить память отца, Акселя и Майкла, убитых вашим любовником? Может быть, браком? Стало быть, вы извиваетесь и стонете в его объятиях, надеясь когда-нибудь стать его женой?

Она возненавидела Гая, хотя понимала, как ему больно. Но он ничего не желал понимать. Женевьева сгорала от стыда.

— Прошу прощения. — Она высоко вскинула голову. — Мне пора идти. — Гай схватил ее за руку и привлек к себе. Отбиваясь, она заметила, как увлажнились его глаза. Значит, он жалел о том, что оскорбил ее.

— Женевьева, прости! — Упав на колени, Гай прижался щекой к ее ладони. — Я люблю тебя и буду любить вечно. Это невыносимо…

— Гай, прошу тебя! — Она тоже опустилась на колени и заглянула ему в глаза. — Не надо! Не надо любить меня, не надо жалеть. Он…

— Он умрет.

— Нет, Гай, не смей! — вскрикнула Женевьева. — Если он погибнет, Генрих…

— Я тоже служу Генриху.

Она нетерпеливо покачала головой:

— Тристан давно служит Генриху они близкие друзья. Если Тристана не станет, Генрих отдаст замок кому-нибудь другому.

— Мне! — заявил Гай, и Женевьева содрогнулась, увидев ликование в его глазах.

— Нет!

— Женевьева, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Не бойся, я спасу тебя — и Иденби. Я тоже умею действовать коварно и осторожно. Наберись терпения, любимая, и жди меня.

— Гай, ты спятил! Прошу тебя, забудь об этом. Иденби процветает, в нем налаживается жизнь, я не могу подвергать своих людей опасности. Не вздумай…

Он вдруг отдернул руку и поднялся. Женевьева удивленно огляделась и услышала шаги. Размеренные шаги по каменному полу, неумолимо приближающиеся к ним. Страшась обернуться, девушка взглянула через плечо и побледнела.

Посреди часовни стоял Тристан, мощный и величавый в тяжелом малиновом плаще, скрепленном на плече новой пряжкой, на которой белая роза переплеталась с алой. Его голова была непокрыта, а выражение лица было таким зловещим, что Женевьева невольно содрогнулась, подумав о том, слышал ли он недавний разговор. Наверное, Тристан решил, что она сама подстроила эту встречу…

Неожиданно улыбнувшись, он поклонился. Его холодные глаза горели.

— Миледи, сэр Гай…

— Тристан…

Зачем она заговорила? Он ни о чем не спрашивал, но голос ее звучал виновато. Тристан кивнул ей и перевел взгляд на Гая. Потом подошел, взял Женевьеву за руку и сразу почувствовал, что она дрожит.

— У вас покраснела щека, миледи. — Еще никогда он не говорил с ней таким угрожающим тоном.

— Я… упала, — солгала Женевьева. — Сегодня Рождество, мне хотелось навестить родителей. Я оступилась…

Тристан осмотрел статую, стянул перчатку и обернулся к Гаю.

— Это правда, сэр Гай?

— Да, милорд. Я просто помог миледи подняться, ничего более.

Тристан снова посмотрел на Женевьеву. Если бы взглядом можно было убить, она рухнула бы замертво!

Небрежно коснувшись холодного мрамора, он задержал взгляд на безмятежном лице Акселя.

— Красивый юноша. Жаль, что он погиб.

— Да, — отозвалась Женевьева. Нет, она не дрогнет перед Тристаном.

Она коснулась пальцем мраморных губ. Слезы навернулись на ее глаза.

— Он ненавидел войну, — сказала она. — Считал, что те, кто жаждет воевать, должны сражаться друг с другом, а мы — ждать, как и большинство жителей Англии! Но… он поддержал моего отца. Аксель был преданным и отважным.

— Как и прочие обитатели Иденби, — оборвал ее Тристан и обратился к Гаю: — Генрих должен быть благодарен вам, Гай.

Тот промолчал. Тристан сжал запястье Женевьевы.

— Мы уезжаем немедленно, миледи. — Он склонил голову. — Тэсс уложила вещи. Зимой темнеет рано, а нам предстоит долгий путь. Гай, полагаю, вы готовы к отъезду?

Гай сдержанно кивнул, и Тристан пошел прочь, увлекая за собой Женевьеву.

Во дворе уже собрались те, кто готовился в путь. Здесь же стояли Эдвина, Грисвальд и несколько слуг; конюх Мэтью держал на поводу Пая. Только во дворе Тристан отпустил руку Женевьевы. Гай следовал за ней по пятам, и она не смела обернуться.

Увидев Женевьеву, лорд Гиффорд галантно поклонился и выразил признательность за радушный прием. Томас Тайдуэлл, друг Тристана, обнял ее и пожелал удачи. Она слабо улыбнулась, зная, что теплым приемом гости обязаны Тристану. Эдвина, стоя поодаль, еле сдерживала слезы. Тристан сказал ей, что погода портится, а им предстоит провести в дороге много часов. Закончив разговор, он вскочил в седло, и Пай нетерпеливо заплясал на месте. Тристан подъехал к Женевьеве и, пронзив ее мрачным взглядом, холодно поклонился.

— Миледи, отныне вы лишаетесь свободы, — заявил он и кивнул Тибальду.

Сердце Женевьевы упало: теперь ей опять придется сидеть взаперти… Тибальд получил приказ. Он будет спать под ее дверью — вероятно, сменяя на посту Роже де Трейна. Облизнув пересохшие губы, она обратилась к Тристану:

— Милорд, я не…

Он наклонился и с яростью прошептал:

— Будьте осторожны, миледи. Если я снова застану вас с ним, то с удовольствием высеку. А его убью. Я дал слово. Так что вы предупреждены.

Он выпрямился, вскинул руку, и кавалькада устремилась к воротам Иденби.

Всю дорогу до Лондона Тристан держался поближе к лорду Гиффорду — и подальше от Гая. В первую ночь он так и не заснул от ярости. Ему хотелось вскочить, разбудить Гая и задушить его.

Тристан не слышал, о чем говорили Гай и Женевьева, но видел, что они стояли рядом. И он знал, чувствовал: Гай что-то замышляет. Но как сделать упреждающий ход, не имея улик против этого человека? Обвинив Гая без доказательств, Тристан наверняка вызовет недовольство короля. Значит, остается набраться терпения и ждать. Пусть Гай ударит первым. Но ожидание казалось Тристану пыткой.

Джон и Томас сопровождали его, их предостережения помогали ему держать себя в руках. Джон не раз говорил, что, возможно, Гай в чем-то виновен, а Женевьева — ни при чем. Иногда такие слова Джона раздражали Тристана. По его мнению, Женевьева что-то скрывала. Он подозревал, что она солгала, защищая Гая. Но зачем? Неужели Гай и вправду был лучшим другом Акселя? Или это очередная ложь? Не исключено. Тристан помнил, как смотрел Гай на Женевьеву в ту роковую ночь, когда он сам впервые оказался в замке Иденби. Уже тогда Тристан ожидал подвоха, настороженный тем, что влюбленный мужчина с такой готовностью предложил свою возлюбленную в дар победителю.

По прибытии в Лондон настроение Тристана ничуть не улучшилось. Едва войдя в королевский дворец, он окунулся в атмосферу заговоров и предательства, царящую здесь долгие годы. Генрих никому не доверял и был готов к любым неожиданностям. Мать Элизабет, вдовая королева и герцогиня Йоркская, давно задумала возвести дочь на престол. Генрих не предпринимал никаких мер, хотя знал, что при дворе она принимает йоркистов, в том числе Фрэнсиса, виконта Лоуэлла, одного из ближайших друзей Ричарда, и Джона де ла Пола, эрла Линкольна, которого Ричард вполне мог объявить наследником после смерти своего младшего сына в 1484 году.

Не последнее место при дворе королевы занимал и другой претендент, Ламберт Симнел, сын оксфордского плотника, которого выдавали за десятилетнего эрла Уорика, сына герцога; с ним соперничал Кларенс, потомок сына Эдуарда III Лайонела.

Генриху было точно известно, что Симнел самозванец, ибо настоящего эрла Уорика держали в Тауэре, под неусыпным надзором. Казалось, волнения в стране никогда не кончатся. Убежденный, что вскоре вспыхнет восстание, Генрих призвал ко двору Тристана. Король понимал: мятежникам понадобится время, чтобы объединить силы и выступить против него. Несколько ирландских лордов уже встретились в пригородах Дублина. Однако король считал, что сумеет предотвратить вторжение и смуту.