Услышав, что подняли засов, Женевьева обернулась. Ее сердце неистово заколотилось. Нет, это не Тристан. Он наверняка еще во дворе, да и не успел бы так быстро подняться в башню! В дверь постучали.

Тристан никогда не стучал! Он входил в спальню, когда вздумается.

— Войдите! — отозвалась Женевьева.

Вошла молоденькая девушка с огромными карими бархатистыми глазами, пышной грудью и округлыми бедрами. Она уставилась на Женевьеву, а затем, вспомнив о хороших манерах, присела.

— Миледи, меня зовут Тэсс, я ваша горничная. Я буду убирать в комнате и приносить то, что понадобится.

— Тэсс? Как… мило…

Похоже, служанка и вправду так думала — в отличие от Женевьевы. А где же Мэри? Милая Мэри, по которой она так скучала? Женевьева вдруг пожалела, что ей нечем заняться — у нее не было здесь ни вышивания, ни книг. Она подошла к камину и стояла перед ним, пока Тэсс ходила по комнате, наводя порядок и поминутно вздыхая.

Наконец любопытство победило, и Женевьева оглянулась. С мечтательным, выражением лица Тэсс водила ладонью по покрывалу. Почувствовав, что Женевьева смотрит на нее, девушка смущенно улыбнулась. Казалось, ей нравилось быть горничной госпожи, но вместе с тем она сознавала, что положение ее госпожи более чем непрочное.

— Так, значит, вот где он спит! — вздохнула Тэсс.

— Кто? — Женевьева подняла брови.

— Лорд Тристан.

Женевьева ощутила мучительную боль в висках, но принудила себя улыбнуться. О Господи! Только этого не хватало! Эта маленькая вертихвостка влюблена в Тристана де ла Тера! Откуда она взялась? Скорее всего ее прислал Тристан… Где он провел эти три дня? Решил оставить ее в покое или нашел себе другое развлечение?

Женевьева стиснула кулаки.

— Тэсс, по-моему, в комнате уже все в порядке.

— Но мне велено прислуживать вам…

— Я хочу остаться одна.

Горничная нехотя двинулась к двери.

— А я-то думала, — пробормотала Тэсс, — что она мне обрадуется!

Дверь громко хлопнула, и Женевьеву охватило желание чем-нибудь запустить в нее. Поднос с нетронутым завтраком ждал на столе. Она поспешила к нему, мечтая швырнуть весь поднос через комнату, но тут заметила на нем полную бутылку бордо. Вино должно ей помочь.

Не прикоснувшись к еде, Женевьева залпом выпила бокал вина, что оказалось совсем не трудно. За первым бокалом последовал второй, третий, и вскоре боль притупилась.

Она опять начала ходить по спальне, чертыхаясь и обещая себе сбежать отсюда. Надо только быть осторожной и набраться терпения. Возможно, скоро стражники перестанут торчать у дверей. Нельзя же сидеть сложа руки! За горами есть монастырь. Сестры наверняка приютят ее, и даже король не посмеет вторгнуться в это святилище.

В конце концов Женевьева решила уехать во Францию или Бретань, к дяде. Да, так она и сделает! Опустив бутылку бордо, она упала на колени перед очагом, затем вытянулась на полу, положив разгоряченную щеку на руку. Почему внутри у нее бушует такая буря? Она презирала Тристана, не желала его прикосновений, клялась, что больше никогда не допустит этого, но… Он словно околдовал ее. Какой стыд!

Женевьева ощутила приятное тепло, которое быстро распространилось по всему телу.

— Я должна найти выход! — громко прошептала она, снова впадая в отчаяние.


Тристан не вышел к ужину.

За длинным столом сидели Джон, Эдвина, Тибальд и отец Томас. Подумав, что это весьма пестрое сборище, Джон усмехнулся. Впрочем, священник ни в чем его не упрекал, и Джону даже казалось, что этот проницательный человек читает его мысли. Он был влюблен в Эдвину, в ее удивительные глаза. Господи, найдутся ли на земле еще одни такие же огромные глаза? Джона восхищал мелодичный голос этой женщины, улыбка, с которой по вечерам она раскрывала объятия. Эдвина была немного старше его, к тому же недавно овдовела. И все-таки он любил ее. И похоже, отец Томас догадывался об этом, поэтому относился к нему дружелюбно. Собравшиеся за столом вели легкую беседу и иногда смеялись.

Но Тристана среди них не было. Как и Эдвина, отец Томас часто посматривал на закрытую дверь кабинета, где работал Тристан. Джон решил, что священник отнюдь не труслив: он уже давно заявил Тристану, что обращаться так с бедной пленницей не подобает христианину. На это Тристан предложил ему поискать паству в другом месте. Отец Томас умолк, но глаза его выражали укоризну.

Когда ужин закончился, отец Томас сказал, что пойдет навестить новорожденного, матери которого нездоровится. Эдвина мило улыбнулась ему и пробормотала, что хочет пожелать Анне спокойной ночи, а Тибальд отправился проверять, на месте ли стража.

Джон сидел в одиночестве и потягивал эль, глядя на дверь кабинета. Наконец он поднялся. Джон знал Тристана всю жизнь и не мог видеть, как мучается его друг. Постучав в дверь кабинета и получив разрешение войти, он открыл ее. Тристан сидел за столом, над книгой расходов, но, судя по всему, не видел ни одной цифры. Взглянув на Джона, Тристан вопросительно приподнял брови. Дружески улыбнувшись, Джон опустился в кресло.

— Ты не вышел к ужину.

— Мне надо было кое-что выяснить. Смотри. — Тристан подвинул книгу Джону. — От этих ферм до Иденби — день пути верхом.

Изучив цифры, Джон просмотрел список земель и их размеры.

— Хотел бы я знать, известно ли тамошним жителям о недавних событиях?

Тристан вздохнул и вышел из-за стола.

— Завтра я поеду туда и все выясню. Там живет по меньшей мере сотня человек.

— Я поеду с тобой, мы возьмем небольшой отряд. В тех краях часто вспыхивают бунты…

— С собой я возьму Тибальда, а ты останешься здесь. Мы вернемся через день.

— Поспеши. Замку Иденби давно уже пора начать жить привычной жизнью.

— И почувствовать власть хозяина, — добавил Тристан, наполнив оловянный кубок вином из фляги. — Да, жить привычной жизнью! О чем еще может мечтать человек, будь он беднейшим из крестьян или королем? За жизнь, здоровье и счастье! — Он поднял кубок.

— Тристан, я беспокоюсь за тебя. — Джон нахмурился.

— А в чем дело?

— Тристан, все осталось в прошлом! Ричард мертв. Ты отомстил за Лизетту и родных, наказал предателей, тебе достался Иденби. Чего же еще?

Нахмурившись, Тристан глубоко вздохнул и осушил кубок.

— Не знаю.

— Тристан, она тоже принадлежит тебе.

— Да, мне.

— Но ты не видел ее уже три дня!

— Ты следишь за мной?

— Просто я слишком хорошо тебя знаю.

Тристан горько улыбнулся:

— Мне казалось, я отомщу, потребовав то, что принадлежит мне по праву, а затем успокоюсь. Но… ничего не вышло. Я надеялся унять лихорадку, но она нарастает. Я не могу ни отпустить ее, ни прийти к ней.

Джон растерянно покачал головой:

— Но ведь она… твоя. Если в этом причина твоего беспокойства, ступай: к ней. Люби ее…

— Нет, о любви нет и речи, дружище.

— В таком случае… обойдись без любви. — Джон налил себе вина. — Так или иначе — действуй! Пощади нас, твоих верных слуг!

Тристан усмехнулся:

— Ты сказал «действуй»? Хорошо. Завтра я уезжаю, поэтому последую твоему совету сегодня же. — И он широкими шагами покинул комнату. Посмотрев ему вслед, Джон допил вино и улыбнулся. Сегодня вечером он неплохо потрудился.


Поднимаясь по лестнице, Тристан дивился себе: у него слишком часто стучало сердце, срывалось дыхание, тело охватил странный трепет. Вожделение походило на ненасытный голод. Он сдерживал желание, потому что ничего не понимал и даже боялся своих чувств. Но отпустить ее Тристан не мог. Он взял то, чем хотел завладеть, но не утолил страсть.

Подойдя к двери, Тристан поднял засов и улыбнулся. Сегодня он не станет искать ответы на вопросы.

Тристан тихо закрыл за собой дверь. В комнате было темно, свечи не горели, угли в камине погасли. Он не сразу заметил Женевьеву.

Боже милостивый! Она лежала на полу, положив голову на руку. Ее длинные изящные пальцы казались мертвенно бледными и хрупкими. Волосы окутали девушку плащом — золотистые, длинные, как у ангела. Она поразительно напоминала… Лизетту.

Внезапно ослабев, Тристан закрыл глаза. Его охватил животный ужас. Женевьева мертва. Да, да, мертва, она покончила с собой… К нему вдруг вернулись силы. Подскочив к Женевьеве, он схватил ее на руки. Голова ее безвольно откинулась — на горле не было крови.

Когда же Женевьева приоткрыла глаза, Тристан чуть не вскрикнул от облегчения. Она просто заснула! Прилегла у очага и уснула. После сна ее затуманенные глаза напоминали нежные фиалки.

— Тристан? — удивленно прошептала она, и по его спине пробежала дрожь. Он тихо засмеялся.

— А кто же еще, миледи?

Инстинктивно она обвила руками его шею. Тристан опустил Женевьеву на постель, и ее глаза тут же закрылись, она снова заснула. Он тихо разделся в темноте, лег рядом с ней, спустил с плеч лиф платья и начал нежно ласкать ладонями обнаженную грудь, приникая к ней легчайшим, как дуновение, поцелуем.

Ее губы были сладкими, как вино. Тристан пробовал их на вкус еще и еще раз. Даже во сне она отвечала на поцелуи, но должно быть, ей снился совсем другой мужчина.

Застонав, Женевьева обняла его и изогнулась, прижимаясь к нему. Освободив от одежды, Тристан неистово ласкал ее, любуясь совершенством форм, полной грудью, розовыми сосками, тонкой талией, округлыми бедрами и теплой шелковистой кожей…

Дыхание Женевьевы стало прерывистым, изо рта вылетали протяжные стоны. Жар нарастал. Минуты текли, тела сливались воедино. Тристану не терпелось избавиться от напряжения, достигшего пика, и наконец он выплеснулся в нее.

Наслаждаясь покоем, Тристан вздохнул и снова прижал Женевьеву к себе. Ее роскошные волосы окутали его, и он заснул.