– Дамы! – над согнутыми у урны старушками раздался властный голос. – Не желаете ли обсудить премьеру?! – Голос говорил таким тоном, что если бы те не пожелали, то им пришлось бы туго.

– Желаем, – пискнула Серафима, прижимая к чахлой груди авоську с бутылками.

– Премьеру? – переспросила Клотильда Павловна, вспоминая это необыкновенное для нее действо.

– В местном кинотеатре, дамы. Очень рекомендую. Прямо прошу, мадам-с! – взревел Левушкин и подхватил обеих старушек под руки.

Режиссер фильма Ростислав Обетованный обалдел, глядя на сидящую в зале публику. Его предупредили, что показ будет специальным, но не до такой же степени! Ладно бы один господин Румянцев со своей приятельницей, которой, по всей вероятности, он и хотел сделать нечто приятное. Но эти две облезлые особы в первом ряду?! Обетованный не находил слов для того, чтобы выразить свое возмущение. Его ищущую, творческую натуру оскорблял их замызганный вид. Впрочем, особенно возмущаться за ту огромную сумму, которую ему заплатили за выступление, он не мог. Пришлось стерпеть и выйти на сцену вместе со всей съемочной группой.

– Дорогие зрители! – начал Обетованный и замолчал, прикидывая, на ком ему остановить свой взор: на господине, отвалившем ему деньги, или на его симпатичной приятельнице. Ну не на бомжихах же, в самом деле! – Дорогие зрительницы! – он обратился непосредственно к Скороходовой. – Наше совместное творчество, – режиссер указал на группу, – было призвано порадовать вас, но вместе с тем мы хотели сказать нечто иное! Мы постарались донести до зрителя всю глубину нашего творческого поиска, всю широту наших взглядов на современное общество…

– Короче, молодой человек! – не выдержала Серафима, громыхнув пустыми бутылками. Ей не давала спокойно сидеть и обсуждать премьеру мысль о том, что на соседней помойке осталась пустая посуда. А время шло, оно стремительно приближалось к ночи, и с каждой минутой таяла надежда на Клотю. Та отказывалась заниматься делом по ночам. Белым днем она тоже не ходила по помойкам. Серафима жалела, что связалась с интеллигенткой, но бросить подругу не могла.

Левушкин смерил ее презрительным взглядом и резанул ребром ладони по своей шее.

– А я что? – пожала плечами та. – Я ничего. Хотелось бы сразу к сути.

– Пардон, господа, – встряла Клотильда Павловна, развязывая свой облезлый шарфик и устраиваясь на сиденьях удобнее, – продолжайте, пожалуйста! Как это высоконравственно, показать всю широту!

– М-да, – сказал Обетованный и продолжил.

Эля сидела молча и изумленно таращилась на режиссера. С ней разговаривал сам Обетованный! А там, позади него, стоял и изучал ее внимательным взглядом Паша Кочетков! Тот самый герой-любовник, который с букетом рухнул в канализационный люк, а потом целовался с главной героиней…

– Артемьева приехать на встречу, к сожалению, не смогла, – оправдывался тем временем режиссер. – По уважительной причине.

– Порошу указать причину! – крикнула Серафима и потрясла перед режиссером пустой посудой. – Мы из-за нее время теряем, видишь ли.

– Понимаете, – принялся извиняться тот, выуживая из кармана одноразовую салфетку и протирая ею лоб. – Она находится сейчас в некотором очень интересном положении. Дело в том, что она сейчас в родильном отделении…

– За это нужно выпить! – орала Серафима. – Мужик, – она нагло обратилась к Левушкину, – сгоняй в буфет! Ребята, – Серафима тут же прослезилась, – какие вы хорошие! Мне, пожалуйста, шампанского! Советского! – И Серафима, установив авоську с бутылками на свободное место, послала Левушкину воздушный поцелуй. Румянцев пожал плечами и кивнул. Левушкин покраснел и скрылся.

Обсуждение премьеры затянулось и плавно перешло из зала в буфет, откуда Левушкин принес-таки для Серафимы бокал Советского шампанского. Почувствовав сладкий вкус халявы, старушка не остановилась, а потребовала продолжения банкета. Его и продолжили под бурные рукоплескания старых дам, которые предвкушали, какое огромное количество бутылок заберут с собой.

Элька представить себе не могла, что она выпьет на брудершафт с самим Обетованным, после чего поцелуется с ним, потом выпьет и поцелуется с главным героем, после них поцелуется с Румянцевым… Здесь ей бы остановиться, но, подбадриваемая расходившейся Серафимой и жеманной Клотильдой Павловной, она поцеловалась с Румянцевым еще разок. Целоваться с ним было приятно, но от этого Эльке не стало легче, наоборот, ей взгрустнулось. Почему он такой хороший?! Был бы подлец и негодяй, обманывать его можно было бы со спокойной совестью. А в том, что Румянцева придется обманывать, Эля не сомневалась. До тех пор, пока она не узнает причину его неожиданного предложения взять ее за себя замуж.

Этим поздним вечером думать о причинах и следствиях ей не хотелось. Она немного жалела, что не сдержалась и позволила себе лишнего, перебрала с коктейлями и Румянцевым. Когда он подвез ее к дому, не разрешила себя проводить, выскочила из автомобиля и убежала в подъезд. Господин Безупречность не стал ее догонять. Он остановился на лестничной клетке первого этажа и крикнул наверх:

– Белоснежка! Давай завтра встретимся!

– Давай! – ответила ему Элька, судорожно доставая ключи от квартиры.

– Где?! – эхом по подъезду раздался его голос.

– В зоопарке! – ответила Элька, открыла дверь и ввалилась в собственную квартиру. Она прислонилась к двери и прислушалась: хлопнула подъездная дверь, и все стихло.

Глава 7

В обузданных тварях тоже есть привлекательность

– В зоопарке?! – удивлению Лаврентьева не было предела. – Она тебе назначила свидание в зоопарке?! Нет, хотя после того, что вы посетили «Пионер», это выглядит нормальным логическим продолжением. Сиротские взгляды на жизнь, и все такое. Наверняка она и пробираться-то туда будет обходными путями, перелезая через ограждения.

– Мне тоже показался странным ее выбор, – пожал плечами Румянцев. Он вертел в руках вешалку с костюмом от известного дизайнера и на этот раз сомневался в собственном выборе.

– Явный перебор, – поморщился Лаврентьев, – бегемоты с верблюдами не оценят пиджак от Армани, а сиротинушка в этом не разбирается.

– Правильно. – Румянцев откинул костюм в сторону и принялся рыться в своих вещах. – Нужно надеть что-нибудь демократичное, чтобы она не думала, что олигархи так далеки от народа.

– Джинсы, – подбросил ему идею приятель, – народ уважает джинсы. К тому же не так заметно будет, если тебя за них ухватит какая-нибудь мартышка.

– Эти подойдут? – Румянцев достал из ящика аккуратно сложенные брюки.

– Отлично! – Обрадовался Арсений, выхватил джинсы у Никиты, бросил на пол и принялся их топтать.

– Ты что делаешь?! – возмутился Румянцев.

– Прибавляю им демократичности, – пояснил Арсений, – слишком уж они дизайнерские. – Он поднял штаны и направился с ними в столовую в поисках ножниц.

– Эта майка-поло кажется тебе демократичной? – поинтересовался Румянцев, державший в руках очередной предмет своего гардероба.

– Вполне! – Лаврентьев кинул ему безжалостно разрезанные в нескольких местах джинсы.

– Что это такое? – нахмурился тот.

– Стильный прикид для народа, – ухмыльнулся Арсений. – Твоя сиротинушка его обязательно оценит. Насколько я помню, она сама из него не вылезает.

– Да, но такие дыры к чему? – Никита засунул руку в штанину и вытащил ее через огромное отверстие в коленке.

– Отстаешь от жизни, старик, – хмыкнул приятель. – Они все такое носят! Ты не должен отличаться от народа, раз собираешься в нем затеряться и войти в доверие к своей Белоснежке.

Румянцев хмуро поглядел на него и направился переодеваться.


Элька пришла к зоопарку раньше времени и торчала возле входа, как последняя дура. Мало того, что вчера она ляпнула Румянцеву, совершенно не подумавши, про зоопарк, так сегодня вместо нее отказалась идти Маринка! У той оказались дела с Марией, дочкой нового знакомого. Что они станут делать в зоопарке с Румянцевым, Элька представляла довольно смутно. Правда, к походу подготовилась: подкрасила ресницы и подвела на веки стрелки. От этого она начала чувствовать себя, как ночная бабочка, подкарауливающая Ричарда Гира. Нет, ее господин Безупречность все же вылитый Клуни. Да нет, он сам по себе довольно симпатичный.

У входа остановился огромный лимузин, занявший все свободное пространство и разметавший шествующих в зоопарк многочисленных детей и их родителей. Элька закрыла глаза, сейчас ей будет стыдно за то, что Румянцев подкатил самым наглым способом, разогнав малышню. Когда она открыла глаза, то оказалось, что подкатил не Румянцев, а какой-то другой олигарх. Вернее, его достойный отпрыск с дюжиной охранников. Отпрыск прошел вперед, не оглядываясь, и затерялся в толпе охраны. Эльке полегчало, но она на всякий случай отошла подальше от входа, чтобы не попасть под очередной лимузин или спортивную машину.

– Ну, здравствуй, Белоснежка, – она увидела Румянцева в рваных джинсах и помятой майке. Он шел со стороны метро, возле которого его высадил Левушкин, но складывалось такое впечатление, что он вышел из подземки. Для пущей уверенности Румянцев скомкал билет и выбросил его, не в урну, естественно. Элька подумала, что в следующий раз обязательно укорит олигарха в глумлении над благоустройством и чистотой родного города. – Давно ждешь? Представляешь, в метро такая давка! Час пик, что ли? – Румянцев кинул взгляд на свои швейцарские часы.

– Ага, – ответила Скороходова, сильно сомневаясь, что тот воспользовался услугами подземного транспорта. – Час пик будет через пару часов.

Зачем он ее пытается обмануть? Для того, чтобы расположить к себе. Все-таки в нем есть что-то хорошее. Пусть располагает, она не станет ему говорить о том, что не верит. И про благоустройство пока промолчит.