— Ты давно его знаешь?

— С самого детства. Его контора вела дела моей бабушки. Бабушке он очень нравился, и она хотела, чтобы я вышла за него замуж.

— И вот ты выходишь…

— Да. В конце концов я всегда делала так, как хотела она.

В темных глазах Джорджа промелькнуло сочувствие — его жалость была Селине невыносима.

— Мы уезжаем из Куинс-гейт. У нас прекрасная современная квартира в новом районе. Она очень светлая, и вид из окон чудесный. Агнес переезжает с нами. И я уже купила свадебное платье. Белое, очень-очень длинное. С треном.

— Но ты прячешь обручальное кольцо и не хочешь носить его на пальце.

— Просто я думала, что ты мой отец. Я хотела, чтобы в нашу первую встречу ты увидел во мне меня саму, а не то, что я принадлежу кому-то, и не образ жизни, который я веду.

— Ты его любишь?

— Вчера я задала такой же вопрос тебе, но ты не ответил.

— Это другое дело. Мы говорили о моем прошлом, а сейчас речь о твоем будущем.

— Да, я знаю. Вот почему это так важно.

Он молчал. Селина подняла руки и расстегнула золотую цепочку. Кольцо соскользнуло, она подхватила его и надела на палец, а потом снова застегнула цепочку на шее. Ее движения были слаженными и уверенными. Она сказала:

— Не будем заставлять Родни ждать.

— Да, конечно. Ты садись в лодку, а я погребу за тобой в этом рафаэлевом корыте. Только смотри, не сбеги не попрощавшись.

— Я никогда бы так не сделала. Ты же знаешь!

Через некоторое время Родни понял, что дожидаться на террасе слишком жарко. Он мог бы снять пиджак, но на нем были подтяжки, и ему казалось, что есть что-то неприличное в том, чтобы демонстрировать их окружающим, поэтому он встал с тростникового кресла и прошел в дом. Там было прохладно, и Родни стал бродить туда-сюда, оценивая его необычное устройство, поэтому не заметил, когда Селина бесшумно поднялась по ступеням террасы и позвала его по имени.

Оборвав свою экскурсию, Родни на мгновение замер на месте, а потом резко развернулся. Она стояла в дверном проеме — он глядел на нее и не верил собственным глазам. Он не представлял себе, что за столь короткое время человек может так сильно измениться. Селина с ее бесцветной кожей и бесцветными волосами никогда не казалась ему особенно яркой — внешность ее оживляли разве что ярко-синие, как у сиамской кошечки, глаза. Но сейчас она была загорелая, а волосы, все еще мокрые после купания, выгорели на солнце и отливали золотом. Ее бикини, по мнению Родни, находилось в одном шаге от откровенной безвкусицы, и пока она стояла в дверях, глядя на него, огромная белая кошка, которая до того грелась на террасе, умильно обвилась вокруг ее голых ног.

Обоих охватила странная неловкость. Селина сказала:

— Здравствуй, Родни. Какой сюрприз.

Она пыталась придать своему голосу некоторое оживление, но на последнем слове он безнадежно упал.

— Да, — сказал Родни. — Сюрприз удался.

Глядя на него, невозможно было поверить, что он только что прибыл из Лондона: просидел в своем костюме целую ночь в самолете, потом по пыльной каменистой дороге дошел из деревни до Каса Барко. Разве что туфли его были чуть припорошены белым — в остальном он выглядел так же безупречно, как дома. Он подошел поцеловать ее, положив руки на плечи, а потом слегка отстранился и, с неодобрением приподняв брови, воззрился на ее бикини.

— Что это на тебе?

Она пожала плечами:

— Мне было не в чем плавать.

На веревке сушился старый купальный халат Джорджа; Селина подошла, сняла его и надела на себя. Халат затвердел от солнца и морской соли и пах Джорджем. Она поплотнее запахнулась в него и почувствовала, что это каким-то образом подбодрило ее и вдохнуло мужества.

Он сказал:

— Ты не должна была ехать, не поставив меня в известность. Я чуть с ума не сошел от беспокойства.

— Тебе же надо было в Борнмут.

— Я позвонил на квартиру, как только вернулся в Лондон, и Агнес сказала мне, что ты тут. Конечно, я вылетел сразу, первым же рейсом, как только узнал.

— Ты очень добр.

— Тебе не кажется, что нам пора возвращаться домой?

— Я бы давно вернулась, но в аэропорту у меня украли все деньги и я не могла купить обратный билет.

— Ты должна была связаться со мной, я бы немедленно перевел деньги телеграфом.

— Я… мне не хотелось тебя беспокоить. И, — добавила она в приливе откровенности, — я думала, ты скажешь «я же тебе говорил» и все такое… Ты был прав, а я нет, и Джордж не был моим отцом… то есть он не мой отец…

— Это я уже понял.

— Но мне обязательно нужно было узнать, понимаешь? — Она словно молила о снисхождении, но Родни не обратил на это внимания.

— Боюсь, я по-прежнему считаю, что ты должна была попросить меня сначала все разузнать.

— Но я же просила тебя поехать со мной! Предлагала лететь вместе, но ты не захотел.

— Не говори, что я не захотел. Я не смог. Ты это знаешь.

— Ты мог отложить встречу с этой миссис Как-ее-там.

— Селина!

Родни был шокирован — впервые после их встречи он осознал, что изменения коснулись не только ее внешности, изменилось что-то в ней самой, глубоко внутри.

Селина глубоко вдохнула.

— В любом случае, — продолжила она, — я ни о чем не жалею. Я рада, что приехала, несмотря на то что Джордж мне не отец. И если бы меня спросили, хочу ли я все повторить, я ответила бы да.

В ее словах звенел откровенный вызов, однако прежде чем Родни смог придумать, как получше ответить, Джордж Дайер собственной персоной появился на террасе, подхватил на руки кошку и бойко вклинился в разговор.

— Так-так, очень мило. Влюбленные вновь обрели друг друга. Не хотите ли выпить — нам не помешает освежиться.

— Благодарю, мне не хочется пить, — натянуто ответил Родни.

— Может быть, сигарету?

— Нет, не сейчас. — Он прокашлялся. — Я как раз говорил Селине, что нам надо как можно скорее возвращаться в Лондон. Такси дожидается у отеля Кала-Фуэрте; мы поедем прямо в аэропорт.

— Вы все здорово организовали, — откликнулся Джордж.

Родни бросил на него короткий взгляд, чтобы убедиться, что тот не смеется над ним, но его темные непроницаемые глаза смотрели вполне серьезно. Слегка сбитый с толку, Родни повернулся к Селине.

— Думаю, тебе пора собирать вещи. Где ты остановилась?

Воцарилось гробовое молчание. Родни посмотрел на Селину. Селина взглянула на Джорджа, а потом опять на Родни. Джордж с наигранной беззаботностью поглаживал кошку.

— Здесь, — ответила наконец Селина.

Родни явственно побледнел.

— Здесь?

— Да. Здесь. В Каса Барко.

— Ты здесь спала?

— Мне некуда было больше идти.

Она слегка поежилась, и Джордж понял, что она сильно нервничает. Родни, казалось, этого не заметил, потому что, когда он заговорил, в его голосе звенел лед:

— А тебе не показалось, что это немного неприлично?

Резким движением Джордж опустил Жемчужину на стул и присоединился к их беседе.

— Я так не думаю. В конце концов, не будем забывать, что Селина — моя родственница.

— А также не будем забывать о том, насколько дальняя! Впрочем, дело вовсе не в этом.

— А в чем же тогда?

— В том, что Селина является сюда без приглашения, не уведомив вас заранее, совершенно вам незнакомая, и тут вы предлагаете ей остаться — жить в одном доме, практически, как я понимаю, спать в одной комнате. Вам, может, и не обязательно беспокоиться о своем добром имени, но ради репутации Селины вы безусловно могли найти какой-то другой выход.

— А может, мы не захотели? — бросил Джордж.

Родни вышел из себя.

— Уж простите, мистер Дайер, но мы, похоже, говорим на разных языках. Я считаю ваше отношение недопустимым.

— Очень жаль.

— Вы всегда так беззастенчиво игнорируете общепринятые правила поведения?

— Всегда. И это не мои правила.

Мгновение Родни прикидывал, стоит ли смазать Джорджу кулаком по лицу, но потом решил, что он того не стоит и достаточно будет просто его игнорировать. Он обернулся к Селине.

— Селина… — Она вздрогнула. — Мне, конечно, очень жаль, но я, пожалуй, соглашусь поверить, что ты ни в чем не виновата. Я готов забыть о случившемся, но мы должны приложить все усилия, чтобы никакие, даже самые незначительные подробности твоего путешествия никогда не достигли Лондона.

Селина взглянула на него исподлобья. Лицо Родни было гладким, тщательно выбритым, без единой морщинки — невозможно было представить себе, как оно старится, как горе и радость оставляют на нем свои следы. Казалось, оно лет до восьмидесяти будет таким же — безликим и гладким, словно рубашка, присланная из прачечной.

— Родни, но почему? — спросила она.

— Я… мне не хотелось бы, чтобы об этом услышал мистер Артурстоун.

Ответ был настолько смехотворным, что ей захотелось в голос расхохотаться. Мистер Артурстоун с его подагрой, который должен был вести ее к алтарю… какое отношение он к ним имеет?

— Что ж, — Родни взглянул на часы, — не будем терять время. Иди собирай вещи, мы уезжаем.

Джордж в этот момент прикуривал сигарету. Услышав последние слова Родни, он загасил спичку, вытащил сигарету изо рта и сказал:

— Селина не сможет поехать с вами в Лондон. Она потеряла паспорт.

— Она… что?

— Потеряла паспорт. Вчера. Бывает же такое!

— Селина, это правда?

— О… я… ну, вообще-то да.

Джордж взглядом пригвоздил ее к месту.

— Конечно, правда. Дорогой мой мистер Экланд, вы и не представляете, что здесь за люди! Золотые зубы вытащат изо рта, стоит только подпустить их поближе.