— Рудольфо сказал, что она на самом деле твоя дочь.

— Понимаю. Слух прошел по деревне и ради нее я не стал его опровергать. Она здесь уже два дня.

— Живет тут — с тобой? Ты что, совсем выжил из ума?

— Ей пришлось остаться. Авиакомпания потеряла ее багаж, а обратный билет украли в аэропорту.

— Почему ты не сказал мне о ней вчера?

— Потому что это не твое дело. — Это прозвучало более грубо, чем он рассчитывал. — Слушай, прости, но по сути так и есть.

— И что скажут твои друзья в Кала-Фуэрте, когда узнают, что она тебе не дочь? Узнают, что ты их обманывал…

— Я все объясню, когда она уедет.

— А когда она уедет?

— Когда получит деньги из Лондона. Мы уже задолжали Рудольфо шестьсот песет, кроме того, ей надо купить обратный билет, а мои деньги задерживаются в Барселоне…

— Ты хочешь сказать, все дело в деньгах?!

Джордж молча уставился на нее.

— Это единственное, что держит ее здесь? Единственная причина, по которой ты не можешь прямо сейчас отослать ее домой?

— Причина, согласись, довольно веская.

— Но, бога ради, почему ты не обратился ко мне?

Джордж раскрыл было рот, чтобы объяснить, почему, но потом захлопнул его. Фрэнсис продолжала допрос:

— Она хочет остаться здесь? Ты хочешь, чтобы она осталась?

— Нет, само собой, нет. Она ждет не дождется, чтобы уехать назад, а мне не терпится избавиться от нее. Но в целом ситуация совершенно безобидная.

— Безобидная? Это самое наивное, что я когда-либо от тебя слышала! Ну да, ситуация настолько же безобидна, как ящик с динамитом!

Он ничего не ответил, только сгорбил плечи и так сжал ладони, лежавшие на краю стола, что костяшки пальцев побелели. Фрэнсис, демонстрируя сочувствие, положила на них свою руку, и он не отстранился. Она сказала:

— Ты мне доверился, поэтому позволь тебе помочь. В семь часов вылетает самолет из Сан-Антонио в Барселону. Там стыковка с лондонским рейсом — к полуночи она будет дома. Я дам ей денег на билет и на такси. — Он по-прежнему молчал, поэтому она мягким тоном добавила: — Прошу, дорогой, не надо упираться. Я права, и ты это знаешь. Ей нельзя здесь дальше оставаться.


Селина сидела на краешке причала, спиной к дому, болтая ногами в воде. Он спустился по ступеням, пересек стапеля и прошел по шатким доскам. Его шаги отдавались громким эхом, но Селина так и не оглянулась. Он позвал ее — она не ответила. Он присел на корточки рядом с ней.

— Слушай. Мне надо кое-что тебе сказать.

Она наклонилась вперед, словно пытаясь отстраниться от него, и стала смотреть в воду; волосы у нее разделились пополам на затылке и свешивались вниз, закрывая лицо.

— Селина, попытайся понять.

— Ты пока что ничего не сказал.

— Ты можешь вернуться в Лондон прямо сегодня. В семь часов летит самолет — ты будешь дома к полуночи или, самое большее, к завтрашнему утру. Фрэнсис говорит, что даст тебе денег на билет…

— Ты хочешь, чтобы я уехала?

— Дело не в том, чего хотим я или ты. Мы должны поступать так, как будет правильно и как лучше для тебя. Мне вообще не стоило разрешать тебе остаться, но так уж сложились обстоятельства. Будем смотреть правде в глаза: Кала-Фуэрте не место для девушек вроде тебя, и бедняжка Агнес наверняка уже в панике оттого, что не знает, куда ты запропастилась. Думаю, тебе действительно лучше уехать.

Селина вытащила из воды свои длинные ноги и подтянула колени к подбородку, обхватив их руками, словно изо всех сил пыталась сохранить самообладание.

Он добавил:

— Я не отсылаю тебя… это должно быть твое собственное решение.

— Очень мило со стороны твоей подруги…

— Она просто хочет помочь.

— Если я лечу в Лондон сегодня вечером, — сказала Селина, — у нас осталось совсем мало времени.

— Я отвезу тебя в Сан-Антонио.

— Нет! — Она выкрикнула это с каким-то ожесточением, впервые за всю их беседу развернувшись и глядя Джорджу в глаза. — Я не хочу, чтобы ты меня вез. Наверняка есть еще кто-то, кто может это сделать. Рудольфо, таксисты — кто угодно! Должен быть кто-то еще!

Он попытался не показать ей, что задет.

— Да-да, конечно, но…

— Я не хочу ехать с тобой.

— Ладно. Неважно.

— А в Лондоне я позвоню из аэропорта Агнес. Она должна быть дома; я возьму такси, и она меня встретит.

Внезапно Джордж почувствовал, что она будто бы уже уехала, что каждый из них снова сам по себе. Он видел, как она одна сидит в самолете, потом, по-прежнему одна, в холодном Лондоне — после Сан-Антонио где угодно покажется холодно — звонит Агнес из телефонной будки. Уже за полночь, Агнес давно спит и просыпается с трудом. В пустой квартире раздаются телефонные трели, Агнес встает, надевает халат и идет, по пути включая свет, к аппарату, чтобы ответить на звонок. Потом готовит бутылку с горячей водой, расстилает постель, греет в кастрюльке молоко…

А дальше ничего.

Он спросил:

— Что ты будешь делать? Я имею в виду, когда вернешься в Лондон и все это окажется позади и забудется навсегда?

— Я не знаю.

— У тебя нет никаких планов?

Она помедлила мгновение, а потом покачала головой.

— Тогда придумай их, — ласково произнес Джордж. — Какие-нибудь очень хорошие.

10

Было решено, что Джордж отправится к Пепе, мужу Марии, и попросит отвезти Селину в аэропорт. Официально Пепе не был таксистом, однако при необходимости очищал свою старенькую машинку от клочьев соломы, куриного помета и прочего деревенского мусора, который в ней обычно валялся, и доставлял случайных путешественников по указанному назначению. Джордж на «ситроене» Фрэнсис поехал переговорить с ним, а Селина, оставшаяся в Каса Барко с Фрэнсис и Жемчужиной, стала готовиться к отъезду.

Времени это заняло немного: она приняла душ и переоделась в брюки Джорджа, так удачно выстиранные Хуанитой, полосатую рубашку и эспадрильи, купленные в магазинчике Марии. Свое дорогое платье из джерси она еще раньше отдала Хуаните на тряпки, а подаренное бикини было таким крошечным, что без труда уместилось на дне сумки. Больше делать было нечего. Селина расчесала волосы, бросила дорожное пальто на стул у двери и, преодолевая внутреннее сопротивление, поскольку меньше всего ей сейчас хотелось разговаривать, вышла на террасу, где в одном из тростниковых кресел опять развалилась Фрэнсис. Глаза ее были закрыты, но заслышав приближение Селины, она распахнула их, повернула голову, и теперь наблюдала, как та подошла поближе и села перед ней на стенку террасы.

— Сборы окончены? — спросила Фрэнсис.

— Да.

— Быстро.

— У меня нет с собой вещей. Я потеряла чемодан. Его по ошибке отправили в Мадрид.

— Такое случается сплошь и рядом. — Она села и потянулась за сигаретами. — Сигарету?

— Благодарю, нет.

Фрэнсис закурила.

— Надеюсь, вы не сочли, что я вмешалась не в свое дело, прогнала вас отсюда и все такое?

— Нет. Все равно мне нужно назад. Чем скорей я попаду домой, тем лучше.

— Вы живете в Лондоне?

— Да. В Куинс-гейт, — выдавила из себя Селина.

— Как мило. И как вам понравилось на Сан-Антонио?

— Было очень интересно, — ответила она.

— Вы, значит, думали, что Джордж ваш отец.

— Я просто предположила. Но я ошиблась.

— Вы читали книгу?

— Вообще-то, просто пробежала. Обязательно прочту повнимательнее, когда вернусь домой. Тогда у меня будет куча времени.

Селина помолчала, а потом добавила:

— Книга имела большой успех.

— Уж конечно, — сказала Фрэнсис, двумя словами ставя крест на детище Джорджа.

— Вам не понравилось?

— Да нет, написано неплохо. Оригинально, свежо. — Она сделала длинную затяжку, потом стряхнула пепел на пол террасы. — Только другой он не напишет.

Селина нахмурилась.

— Почему вы так говорите?

— Потому что, насколько я знаю, у него нет внутренней дисциплины, чтобы заставить себя сесть за работу.

— Ему сказали, что это творческий кризис.

Фрэнсис расхохоталась.

— Видите ли, дорогуша, это сказала я!

— Если вы считаете, что ему не под силу написать вторую книгу, зачем эти разговоры про творческий кризис?

— Дело в том, что он был очень подавлен, а я пыталась его немножко развеселить. Джорджу не надо писать. У него есть деньги, а писать только ради процесса — напрасная трата сил. Игра не стоит свеч.

— Но он же должен написать вторую книгу!

— Это почему?

— Потому что он дал обещание. Потому что издатель ее ждет. В конце концов, чтобы просто выразить себя.

— Это все пустые слова.

— Вы что, не хотите, чтобы он писал?

— Чего я хочу, а чего нет, не имеет значения. Я просто высказываю свое мнение. Понимаете ли, детка, я управляю художественной галереей. Мне приходится постоянно иметь дело с людьми искусства, с их темпераментами и их причудами. Я не думаю, что Джордж — творческий человек.

— Но если он не будет писать, чем ему заниматься?

— А чем он занимался до того как написал Фиесту в Кала-Фуэрте? Ничем. В Сан-Антонио очень просто предаваться безделью, на все говорить маньяна, завтра. — Она улыбнулась. — Вы, кажется, шокированы? Мы с Джорджем вдвое старше вас, а к сорока годам юношеские иллюзии и прекраснодушные мечты обычно успевают здорово пообтрепаться. Жизнь не всегда так ясна и однозначна, как кажется в восемнадцать… или сколько вам там?

— Мне двадцать лет, — ответила Селина. Голос ее внезапно стал ледяным, и Фрэнсис это порадовало — она поняла, что ей удалось вывести соперницу из себя. Она валялась в кресле, рассматривая Селину, и страх, посетивший ее при их внезапной встрече, отступал — Селина уезжает, через час она будет уже в аэропорту, вернется в Лондон, к своей жизни в Куинс-гейт, о которой Фрэнсис ничего не знала и не хотела знать.