— Может, нам лучше спрятаться?

— Это еще зачем? Хочешь сказать, ты испугалась какого-то дождика?

— Дождика?

Он сидел с каменным лицом, не собираясь отвечать.

— А крыша опускается?

Джордж включил передачу, и машина сорвалась с места словно торпеда.

— Уже десять лет как сломалась, — прокричал он сквозь рев мотора и шум дождя. Вода доходила до середины колес, ноги у Селины промокли насквозь. Она подумывала о том, чтобы начать ее вычерпывать.

— Тогда зачем нужна крыша, если она не опускается?

— Хватит ныть!

— Я вовсе не ною, просто…

Он нажал на газ, и она, напуганная, замолчала. Они с грохотом катились по дороге, срезая углы, отчаянно взвизгивая шинами и поднимая волны густой желтой грязи. Море было свинцовым, в садиках маленьких вилл хозяйничал ветер. В воздухе летал мелкий мусор: листья, клочья соломы и сосновые иглы, а когда они перевалили через гребень холма и начали спускаться к Каса Барко, оказалось, что вода, заливавшая дорогу между высокими стенами, образовала бурный поток, так что их спуск больше напоминал сплав по горной реке.

Гигантская масса воды обрушивалась вниз по узенькой лестнице, однако значительная ее часть затекала в старый рыбацкий сарай, в котором Джордж держал машину и который был уже основательно затоплен.

Несмотря на это он загнал машину внутрь, остановившись в каком-нибудь дюйме от стены, потом заглушил мотор и спрыгнул с сиденья, приказав ей:

— Давай, вылезай и помоги мне запереть сарай.

Селина была слишком напугана, чтобы протестовать.

Она вылезла из машины, погрузившись по щиколотку в холодную грязную воду, и бросилась на помощь Джорджу, который пытался захлопнуть расшатанные двери. Кое-как им это удалось, и Джордж, изо всех сил налегая на створки, сумел задвинуть массивный засов. Справившись с дверями, он схватил ее за руку и потащил в дом — в этот момент небо снова прошила молния, а гром ударил над самой крышей, грозя обрушить ее им на головы.

Но и в доме они не были в безопасности. Джордж кинулся на террасу и стал сражаться со ставнями. Ветер был такой силы, что их невозможно было оторвать от стены. Цветочные горшки, стоявшие на стенке террасы, упали вниз и разбились — от них остались только черепки и лужи черной грязи. Джордж наконец запер ставни и двери на террасу, и дом вдруг стал темным, чужим. Он попробовал включить свет, но электричества не было. Дождь, попадая в трубу, залил очаг и погасил огонь, вода в колодце бурлила, грозя вырваться наружу.

Селина спросила:

— Нам ничто не угрожает?

— А что нам может угрожать?

— Я боюсь грома.

— Он ничего тебе не сделает.

— А молния сделает!

— Тогда надо бояться молнии.

— Ее я тоже боюсь.

Она ожидала, что он извинится, но вместо этого Джордж полез в карман и вытащил оттуда размокшую пачку сигарет. Он бросил ее в залитый водой очаг и отправился на поиски; сигареты обнаружились на полу в кухонном закутке. Он закурил, а потом налил себе неразбавленного виски. Со стаканом в руке Джордж подошел к колодцу, опустил ведро и вытащил его наверх, полное до краев. Ловким движением он долил в стакан с виски воды из ведра, не расплескав ни капли.

— Хочешь выпить? — поинтересовался он.

— Нет, спасибо.

Пристально глядя на нее, Джордж отхлебнул из стакана, и Селине показалось, что он слегка усмехнулся. Оба они промокли до костей, будто купались прямо в одежде. Селина сбросила раскисшие туфли и стояла в луже, которая росла на глазах; с подола у нее капала вода, а волосы облепили лицо и шею. В отличие от нее Джордж, казалось, не обращал внимания на свой неприглядный вид. Она сказала:

— Ты, наверное, привык к таким приключениям, — и попыталась отжать подол платья. — Но ведь ехать было совсем не обязательно. Мы вполне могли спрятаться и переждать грозу. Рудольфо наверняка нас впустил бы…

С негромким стуком он опустил на стол стакан, пересек комнату и, шагая через две ступени, поднялся по лестнице на галерею.

— Вот, — сказал он, бросая ей мужскую пижаму. — И вот, — вниз полетел купальный халат.

Она слышала, как он открыл и закрыл выдвижной ящик комода.

— И еще.

К ее ногам упало полотенце. Он стоял, опираясь руками на ограждение, и сверху смотрел на нее.

— Иди в ванную. Сними мокрую одежду, как следует разотрись и переоденься.

Селина подобрала с пола халат, пижаму и полотенце. Когда она входила в дверь ванной, на пол за ее спиной полетела с галереи мокрая рубашка, а за ней такие же мокрые джинсы. Она быстро проскользнула внутрь и заперла за собой дверь.

Когда Селина, вытертая досуха и облаченная в громадную мужскую пижаму, с тюрбаном из полотенца на влажных волосах, вышла из ванной, то обнаружила, что с домом произошла новая метаморфоза.

В очаге ярко полыхал огонь, по углам мерцали три-четыре свечи, воткнутые в пустые бутылки. По радио негромко звучало фламенко, а Джордж Дайер не только вытерся и сменил одежду, но даже успел побриться. На нем был белый свитер с высоким воротом, синие брюки и красные кожаные сандалии. Он сидел на каменном выступе рядом с очагом спиной к огню и читал английскую газету — ни дать ни взять благородный джентльмен на отдыхе в своем загородном доме. Услышав, что она выходит из ванной, Джордж поднял глаза.

— Вот и ты.

— Что мне делать с мокрыми вещами?

— Брось в ванной на полу. Хуанита разберется с ними утром.

— Кто такая Хуанита?

— Моя помощница. Сестра Марии. Ты знаешь, кто такая Мария? У нее магазинчик в деревне.

— Мать Томеу?

— Значит, ты успела познакомиться с Томеу.

— Томеу показал нам вчера дорогу; он ехал впереди на велосипеде.

— А в его большой корзине ехал цыпленок; сейчас он в духовке. Иди присядь у огня и погрейся. Я налью тебе выпить.

— Я не хочу пить.

— Ты что, совсем не пьешь?

— Бабушка этого не одобряла.

— Твоя бабушка, уж прости за выражение, была просто старой стервой.

Помимо воли Селина улыбнулась.

— Вообще-то нет.

Ее улыбка его удивила. Все еще глядя Селине в лицо, он спросил:

— Где ты живешь в Лондоне?

— В Куинс-гейт.

— Куинс-гейт, Южный Уэльс, 7. Очень милый район. Наверняка няня водила тебя гулять в Кенсингтонский сад.

— Точно.

— У тебя есть братья и сестры?

— Нет.

— Дядюшки и тетушки?

— Нет. Никого.

— Неудивительно, что ты так отчаянно хотела найти отца.

— Не то чтобы отчаянно. Просто хотела.

Джордж покрутил свой стакан, наблюдая за тем, как плещется в нем янтарная жидкость.

— Знаешь, я тут подумал… люди, которых ты любишь… они живы до тех пор, пока не явится какой-нибудь идиот и не скажет, что они умерли…

— То, что мой отец погиб, мне сказали много лет назад.

— Знаю, но сегодня я сказал это во второй раз. Как будто собственноручно убил его.

— Ты не виноват.

— От этого не легче. — Он добавил более мягким тоном: — Тебе все-таки нужно выпить. Просто чтобы согреться.

Она покачала головой, и Джордж сдался, однако почему-то ощутил странную неловкость. Проведя некоторое время с Фрэнсис, он привык к тому, что она пьет наравне с ним, порцию за порцией, и хотя к концу вечера бывает очевидно пьяна и в любой момент может начать скандалить, утром просыпается с ясной головой и выглядит так же молодо, как обычно; только наметанный глаз заметит легкую дрожь в руках, когда она тянется за десятой за утро сигаретой.

И тут это дитя. Он посмотрел на Селину. Ее кожа напоминала слоновую кость — чуть кремовая, без единого пятнышка. Заметив взгляд Джорджа, Селина сняла с головы полотенце и начала сушить им волосы — и он заметил ее уши, трогательные и нежные как у младенца.

Она спросила:

— Как же нам теперь быть?

— Что ты имеешь в виду?

— Как раздобыть деньги. Мне надо расплатиться с Рудольфо и вернуться назад в Лондон.

— Пока не знаю. Надо подумать.

— Я могу телеграфировать в свой лондонский банк, они наверняка что-то пришлют.

— Да, наверное.

— А сколько времени это займет?

— Три-четыре дня.

— В таком случае мне, видимо, будет лучше остановиться в отеле Кала-Фуэрте?

— Я сомневаюсь, что Рудольфо это допустит.

— И я не могу его за это винить. Даже трезвый Тони был не подарок. Пьяный он, наверное, превратился в настоящее чудовище.

— Только вряд ли ему удалось напугать Рудольфо.

— Тогда… где же я буду ночевать?

— Здесь, где же еще? На матримониале. Я все равно собирался на Эклипс, только не в такую погоду. Посплю на диване, мне не впервой.

— Если кто-то должен спать на диване, то там лягу я.

— Как хочешь. Мне все равно. Жаль, что Каса Барко устроен недостаточно комфортабельно, но с этим уже ничего не поделаешь. Никогда не думал, что ко мне приедет пожить дочь.

— Я не твоя дочь!

— Значит, ты Джордж Дайер-младший.

7

Шесть лет назад, когда Джордж Дайер только-только обосновался в Кала-Фуэрте, Хуанита сама постучала в его двери и с достоинством сообщила, что хотела бы у него работать. Муж ее был фермером в Сан-Эстабане; они растили четверых детей, которые уже пошли в деревенскую школу, и нужда частенько маячила у них на пороге. Она должна была работать, потому что ее семье не хватало денег, однако это никак не сказывалось на ее величественной, полной достоинства манере держаться. Хуанита была невысокая, крепко сбитая, приземистая, как большинство местных крестьянок, с темными глазами, короткими ногами и обаятельной улыбкой, которую слегка портило разве что отсутствие привычки чистить зубы.