Джудит Айвори - Спящая красавица

Они сидели, позабыв обо всем, наконец Джеймс спросил:

— Ваша семья осталась во Франции?

— Одна сестра там, другая — здесь.

— Родители?

— Оба умерли несколько лет назад.

— Вы видитесь со своими сестрами?

— Нет. — Николь нахмурилась. Обычно легко заставить мужчину говорить о себе самом, но только не Джеймса Стокера.

Она размышляла, пытаясь подцепить вилкой кусок со своей тарелки.

— Чей это дом, где ваша тетушка работает?

Николь раздраженно посмотрела на него, но его искренность поразила ее. На его лице читалась глубокая заинтересованность. Вместе с тем у нее появилось необычное желание, чтобы и он понял ее как можно лучше.

Николь сознавала, что она — женщина, окутанная тайной. Приподнять завесу хотя бы над одной из сторон своей жизни значило для нее поставить под угрозу свою карьеру, свой образ жизни. Поделиться своими тайнами теперь означало бы разрушить самоуважение, нанести ущерб чувству собственного достоинства или даже потерять его. Нет, она не может позволить ему обезоружить себя, хотя бог знает, какие у него намерения.

— Я хочу еще чаю, — сказала Николь, собираясь идти к стойке.

Стокер опередил ее, подхватив чашку.

— Я принесу, — предложил он.

Николь наблюдала, как он двигался между уже почти пустыми столами. Только один, в дальнем конце зала, был еще занят; утренний наплыв студентов на завтрак закончился. За стойкой Джеймс передал ее и свою чашки и остался ждать, положив одну руку в карман. На этот раз на нем не было мантии. Его брюки из дорогой шерсти теплого красно-коричневого цвета в елочку были отлично сшиты. Хорошо подобранные пиджак, жилет цвета сливок, украшенный только свисающей золотой цепочкой от часов, сидели на нем превосходно.

Девушка за стойкой завела с ним разговор. Он ответил в своей привычной доброжелательной манере. Джеймс был единственным, кто так легко смеялся почти над всем, что жизнь преподносила ему. Счастливый человек, поняла Николь с удивлением. Большинству людей это недоступно.

В нем не было снобизма. Совсем. Николь никогда прежде не встречала англичанина его положения, который не обладал хотя бы крупицей снобизма. Ее размышления прервало воспоминание о его происхождении.

Нет, это не относилось к Джеймсу Стокеру. Он был джентльменом, в нем не было ни капли фальши. Его доброта, благородство и внимание к окружающим были присущи ему от рождения.

Николь не удивило то, что королева пожелала отметить его достоинства. Конечно, почему же Виктория должна быть нечувствительной к тому, что очаровывает остальных женщин? Она пожелала отметить его, даровав привилегии.

Николь, опустив глаза, стала разглядывать стол. Великий Боже! Откуда такие мысли?

Когда Джеймс вернулся с ее чаем и кофе для себя, она легкомысленно спросила:

— Сколько лет королеве Виктории?

— Королеве Виктории? — переспросил Джеймс и, передавая ей чашку с чаем, посмотрел на Николь с удивлением, но тем не менее ответил: — Ее величество полная, это правда, но красивая. И очень любопытна.

— Любопытна? Вы разговаривали с ней?

— Дважды.

— У вас была аудиенция у королевы?

— Да.

— Частная аудиенция?

— Да. А что?

— И вы так спокойно говорите об этом? Вы понимаете, что многие могущественные люди готовы растолкать остальных, чтобы встретиться с королевой?

— Я догадываюсь.

Николь покачала головой. Этот молодой человек был настолько уверен в собственной удаче, что мог хвастаться и усмехаться. Но он не имел представления о подлинных размерах своей удачи. Это было очаровательно.

Николь задумалась, следует ли упомянуть, что она тоже встречалась с королевой несколько лет назад и что эта встреча была не из приятных. Вместо этого она осмотрелась — зал опустел, даже девушка за стойкой ушла на кухню — и спросила:

— О чем вы беседовали с королевой на приеме?

Джеймс насыпал сахар в кофе и ответил:

— Большей частью об Африке, о моих приключениях.

— Расскажите мне, — попросила Николь.

— Скажите, что вы хотите услышать? — спросил Джеймс.

— Расскажите мне что-нибудь из того, что вы рассказывали королеве.

Он сосредоточенно посмотрел на стол:

— Я рассказывал ей, где и как погибли мои спутники и почему я остался жив.

Николь ждала, размышляя, как она почувствует себя, когда узнает всю правду, целиком — без прикрас.

Ему было мучительно трудно вспоминать, но он все же начал рассказывать:

— Мы пробыли там год, затем потеряли надежду на возвращение...

Николь откинулась на спинку стула. Она почувствовала, что сейчас услышит то, чего Джеймс еще никогда никому не рассказывал.

— Мы были в глухих джунглях, на туземной тропе, — говорил Джеймс, обращаясь к прелестной, привлекательной женщине, сидевшей напротив него. Он приготовился повторить историю, которую рассказывал уже десятки раз, — о том, как умерли члены экспедиции и как он сам удивительным образом остался в живых и вернулся на английскую землю. — Это была единственная дорога на север. Африканские реки вроде Конго в среднем течении совершенно непригодны для передвижения по ним на чем-либо другом, кроме каноэ. Дорог там нет, связи никакой...

Он ненадолго замолчал, представив, как легко очутиться снова в темных джунглях. Сидя с чашкой кофе в руках, Стокер позволил своему сознанию парить свободно, размышляя о том, как придать своему повествованию большую поэтичность.

— Трудно представить, — делился он с Николь Уайлд, — как мы примитивны по сути дела. Саванна совершенно дикая. Но джунгли... Там ночью раздаются прекрасные звуки, сверхъестественные, и они доносятся из кромешной темноты. Даже лунный свет не проникает сквозь густую листву.

Тем не менее после того, как наша экспедиция, обогнув на пароходе мыс Горн, причалила в Кейптауне и пробыла там год, мы отправились на север через неисследованную, не отмеченную на карте местность. Мы шли гуськом за носильщиками; на головах у них в соломенных корзинах покачивалось все наше имущество; экспедиционные ценности — образцы, записи, заметки. Все это, между прочим, я привез домой. Мне потребуются годы, чтобы разобрать и расшифровать их. Годовая работа ста сорока восьми человек, — он на миг замолчал, — из которых в живых остался я один.

Джеймс уставился на свою чашку с черным кофе, вкус к которому в нем пробудил проводник-бур, употреблявший этот напиток везде, где только удавалось.

— Иногда я спрашиваю себя: за что меня пощадила судьба? Мне это кажется несправедливым.

Несколько секунд он не мог говорить.

— Вы чувствуете себя виноватым за то, что остались живы? — вежливо спросила Николь. — Что случилось?

Его ответ прозвучал совершенно несуразно:

— Они хотели мою одежду.

Стокер ждал, поймет ли она его. Конечно же, нет. Кто поверит в это?

— Вашу одежду? — тихо переспросила Николь. Затем, вскинув брови, наклонила голову и последовала за ним в его джунгли — А что они носили сами? — спросила она.

— Ничего. — Он позволил ей осознать его слова, прежде чем продолжил свой рассказ. — Хотя со временем некоторые из них стали носить мои брюки, жилет или шарф.

Она прищурилась, стараясь понять, что же он пытается ей объяснить, но не могла.

— Вы ходили голым, как и они?

Это был, в сущности, не вопрос. Совершенно приспособиться к туземному образу жизни для сознания европейца непостижимо. А самым ужасным из всего было, без сомнения, ходить неприкрытым.

— Было жарко, — объяснил он. — Все остальные люди были нагими, и какая-либо одежда становилась обузой, а моя им понравилась, поэтому я позволил им взять свою одежду. Я уже не надеялся вернуться в Англию, — добавил Джеймс. — Не помышлял, что буду снова сидеть за английским столом в английском университете.

Конечно, его приятели англичане подумали бы, что такое поведение присуще душевнобольному. Только пациенты сумасшедшего дома не носят штанов.

Он рассмеялся:

— Что бы такое рассказать вам? — И смутился. Потом поднял глаза: — Я должен был отделить обычную информацию от остальной. Ох... простите. Я не должен был рассказывать об этом.

— Нет-нет, все в порядке. — И как ни странно, это было именно так, хотя она округлила глаза и сказала: — Великий Боже! Ну и что же?

Джеймс удивил ее. Он удивил женщину, которая была опытной в самом привлекательном смысле этого слова. Достаточно опытной, чтобы ее не шокировало упоминание о его наготе. Он наблюдал за тем, как она улыбалась и качала головой, размышляя: кому еще он мог бы рассказать подобное? И кто бы отреагировал так же благожелательно?

В это время Николь сидела и рисовала в своем воображении возбуждающую картину: мистер Стокер сбрасывает костюм, снимает жилет, расстегивает ремень на брюках и спускает их.

Для женщины, которая носит массу одежды — как способ самозащиты, — такое поведение равносильно безумию. Эта мысль очень понравилась ей: высокий красивый Джеймс Стокер стоит в лучах солнца, золотящих его кожу.

В уютной тишине Джеймс тихо произнес:

— Вчера днем вы встречались не со своей тетушкой.

Николь моментально рассердилась:

— Вы шпионили за мной?

Он пожал плечами, как бы желая сказать: «Соблазн был слишком велик». Неужели она ожидала, что он устоит?

Николь была почти уверена. Она поджала губы, затем ответила:

— Это был Дэвид. Он распоряжается моей собственностью здесь в мое отсутствие. Он — тот, кто убил пчел.