– О, Анна, какие разговоры за обеденным столом, – упрекнула ее Нина. Итан издал довольный смешок.

– Именно такую картину я себе представляю, когда сижу за кофе.

– Или вы высыхаете, – продолжала Анна, приободрившись, – вы сидите с зажженным светом, вместо того, чтобы пойти на солнце, к озеру, подышать ароматом цветов, а вы сохнете, теряя влагу, и ваша кожа отшелушивается и исчезает, и через некоторое время все вы становитесь скелетами и сидите вокруг стола, стуча костями...

– Ну, достаточно, – твердо сказала Мэриан. – Это очень умно, дорогая, но не к месту, и ты знаешь это. Мы собираемся закончить обед в приятной и цивилизованной обстановке, вместо того, чтобы проглотить пищу и разбежаться в разные стороны. Мы не будем тебя удерживать, если ты настаиваешь на том, чтобы выйти из-за стола, но в лес не пойдешь! Это место небезопасно. Нельзя туда ходить. Никогда!

– Я вернусь, – сказала Анна и выбежала из комнаты. Девочка чувствовала, что за ней наблюдают из высоких окон, пока она бежала по большой лужайке. Ее фигура была отчетливо видна на фоне синего простора озера Мичиган, а потом исчезла в сосновом лесу, занимавшем остальную часть владений Итана. Девочка продолжала бежать до самой поляны с прудом, окаймленным травой, маргаритками и диким иссопом, из-за которого воздух пах мятой. Перекликались птицы, но так или иначе, тишина была полная. Анна села, скрестив длинные, тонкие ноги под сарафаном, который одела к обеду, и сказала:

– Привет, Эми, извини за опоздание. Я получила большой нагоняй за обедом. Думаю, у тети Мэриан менопауза или что-то в этом роде. Как ты думаешь, тридцать три года – не слишком юный возраст? Может быть, для нее это не имеет значения, может быть она с рождения старая?

Анна вытащила из кармана блокнот и карандаш и начала писать.

– Я делаю записи о нашей семье, я тебе говорила? Когда-нибудь я напишу о них книгу. Конечно, никто не поверит. Я рада, что ты здесь, Эми. Всегда лучше, когда есть с кем поговорить.

Она легла на спину, извиваясь, как щенок, устраивающий себе уютное местечко в сосновых иголках, закусила ноготь и посмотрела вверх. Вершины деревьев качались над нею под вечерним ветерком, их тонкие стволы сужались до точек в вышине. Анне пришлось прищуриться, чтобы разглядеть их в ярком небе.

– Прислушайся, Эми. Деревья скрипят. Как в фильме ужасов. Разве это не похоже на фильм ужасов? Закрой глаза и ты поверишь, что, действительно, должно произойти что-то ужасное.

Она поежилась и села.

– Наверное, дух тети Мэриан проскользнул в лес. Крадущаяся респектабельность. Нам нужно быть настороже, Эми. – Анна снова сделала запись в своем блокноте. – Крадущаяся респектабельность. Только у тети Мэриан она скачет галопом.

Стоя неподалеку среди деревьев, Винс Четем засмеялся.

– Мэриан в ореховой скорлупе, – сказал он. Анна вскочила на ноги. Блокнот упал на землю.

– Дядя Винс, – неуверенно проговорила она. Винс вышел вперед.

– Я гулял и услышал твой голос, – он огляделся. – Твоя подруга, наверное, быстренько убежала.

– Что вы здесь делаете? – спросила девочка в ярости. – Вы не были на прогулке. Вы никогда не гуляете. Вы меня выследили.

Он наклонился, чтобы поднять блокнот.

– Почему никто не поверит тому, что ты пишешь о нас?

Она покраснела.

– Я не с вами разговаривала.

– Но ты говорила обо мне; я часть нашей семьи.

Мужчина прошел к поросшему травой краю поляны и сел на упавший ствол дерева, который стал естественной скамьей.

– Я принес десерт для нас обоих. Буду рад, если ты присоединишься ко мне.

Анна все еще стояла.

– Где он?

Винс пошарил за своей спиной и достал белую коробку, которую поставил себе на колени.

– Шоколадные эклеры. Нет ничего в мире лучше шоколадных эклеров. Это превосходная смесь теста, крема и глазури; эклеры скользят по пищеводу легко, несмотря на то, что ты уже сыт. Они достаточно маленькие, чтобы их можно было уложить в коробку для пикника в лесу, и они восхитительно пачкают руки во время еды. Положительно, мой любимый десерт.

– Если вы принесли десерт, то значит не гуляли. Вы шли за мной.

Винс промолчал, открывая коробку и широко улыбнулся.

– Люди не доверяют тебе, Анна; ты самая сообразительная из всех нас. Ты замечательная маленькая женщина.

«Лжец», – подумала Анна. Она знала, что еще не была женщиной; никто не знал этого лучше ее самой, ей так хотелось поскорее вырасти.

– Вы и туфли сменили. Вы знали, что пойдете в лес.

Все еще улыбаясь, он сказал:

– Нам нужно будет рассмотреть наши следы вокруг, ладно?

– Почему вы шли за мной?

Мужчина вздохнул.

– Чтобы принести тебе десерт. – Он вынул один эклер. – У нас их целая коробка. – Винс оглядел поляну. – Это приятное место для пикника, как будто комната. Мне нравится твой выбор.

Анна посмотрела на него, на его карие глаза, на его золотистые волосы, откинутые со лба, на тонкие губы, которые могли раздвинуться в такой широкой улыбке, на ямочку на подбородке, которая, казалось, делила лицо пополам, придавая ему в какой-то степени таинственный вид. Винс был привлекательным и утонченным – тридцатилетний путешественник и бизнесмен, муж, отец – девочка всегда благоговела перед ним, но вместе с тем, он никогда не нравился ей. Хотя и был таким приглаженным и самоуверенным, что она всегда чувствовала себя еще более неряшливой, когда тот находился поблизости. И раньше, когда она была почти ребенком; как ни странно, ведь это был ее дядя, но Анна боялась его. Девочка подумала, что как бы ни пыталась понять, что скрывалось за улыбками и недовольным выражением лица Винса, никогда не узнает его сущности, и это казалось ей неестественным и зловещим.

– Я полагаюсь на тебя, – торжественно сказал Винс. – В надежде, что ты удержишь меня от капитуляции перед жадностью и обжорством и от того, чтобы все содержимое этой коробки не нашло свой конец в моем желудке, как в грязной луже.

У Анны вырвался неловкий смешок.

– Вы хотите, чтобы я съела их за вас? – она колебалась, слоняясь к тому, чтобы присоединиться к нему, как будто в этом случае его вторжение в ее личный уголок в лесу покажется оправданным. Но девочка вышла из-за стола еще голодной, а эклеры были ее любимым десертом. – Думаю, я могла бы сделать это, – сказала она тихо, почти беззвучно. Анна села, скрестив ноги, рядом с бревном, на котором тот сидел, и взяла протянутый ей эклер.

– О чем ты думаешь? – спросил Винс через несколько минут и вынул из коробки еще два эклера.

Девочка кивнула с полным ртом. Она уже не сердилась, как раньше, но еще чувствовала себя неуютно. Это было ее особое место; оно всегда было ее местом. И ей было неизвестно, знает ли кто-нибудь еще, куда направляется Анна, выйдя из дома. А теперь здесь оказался Винс и из-за этого все вокруг казалось другим. Это место больше не было только ее, оно стало их местом, и она была недовольна.

Солнце клонилось к закату, и поляна была как бы затаенным кубком, в котором еще сохранился аромат летнего дня. Анна неподвижно сидела в нескольких футах от Винса, глядя на густой кустарник вокруг, становившийся все темнее в синем вечернем свете.

– Ты приходишь сюда каждый день? – спросил мужчина. Эклеры кончились, и он начал бросать в пруд камешки, заставляя их подпрыгивать на глади пруда. Анна следила за круглыми камешками, которые скользили по поверхности и подпрыгивали два-три раза, отчего на берег набегали мелкие волны.

«Они такие веселые, – подумала она. – Такие легкие и свободные. Как Винс».

Ей тоже хотелось быть такой, а не тяжелой и неуклюжей, какой чувствовала себя почти все время. Но по мере того, как девочка вслушивалась в равномерное «шлеп, шлеп» камней, падающих в воду, звук стал нарастать, пока не заполнил всю поляну, всю голову до такой степени, что ей казалось, сейчас она взорвется.

– Прекратите! – закричала она.

– Что прекратить? – Винс удивленно посмотрел на нее.

– Этот проклятый шум! Здесь должно быть тихо! Перестаньте швырять камни в воду!

Мужчина посмотрел на камешек, который держал в руке. Легкая улыбка коснулась его губ.

– Извини, – тихо сказал он. – Я не знал, что это расстроит тебя.

Уронив камешек, Винс взял прут и начал чертить линии в пыли у своих ног.

– Ты приходишь сюда каждый день?

Анна кивнула.

– Чтобы писать здесь свою книгу о нас?

Девочка пожала плечами.

– Так в чем же дело? – спросил он задумчиво. – Книга не имеет значения? Или ты не хочешь говорить об этом?

– Я не хочу говорить об этом.

– Хочешь поговорить об Эми?

– Это не ваше дело!

– Но я хотел бы знать, почему ты придумываешь себе друзей? У тебя нет друзей в школе?

Она пожала плечами.

– Что это значит? Что ты не хочешь иметь друзей? Или друзья есть, но их недостаточно? Или просто не хочешь говорить об этом?

– Я не хочу...

– Хорошо. О чем же ты хочешь говорить?

– Почему вы следили за мной?

Он покачал головой.

– Какая ты упрямая, моя маленькая Анна. Мне понравилось, как ты стояла там и с таким пылом посылала их всех к черту.

– Я этого не делала, я только сказала, что...

– Смысл был таким. Я его понял, как и все остальные.

Анна уставилась в землю. Семья возненавидела бы ее, если бы они поняли, что она имела в виду. Это было недостойно леди и непорядочно; это не соответствовало тому, чего хотела от нее Мэриан. Но девочка не могла остановиться. Какой бы одинокой, испуганной или несчастной, из-за того, что не с кем поговорить, она себя ни чувствовала, слова вырывались прежде, чем их можно было остановить. И все, должно быть, осуждали ее. Анна принялась грызть ноготь.

Винс смотрел на нее. Тринадцать лет и уже так удивительно красива и совершенно не осознает этого. Или не проявляет интереса. Может быть, она настолько не нравится самой себе, что даже не смотрится в зеркало. Раньше он никогда не обращал на нее внимания, считал слишком маленькой, слишком незначительной, слишком незрелой. Дочь его брата, которую растила их сестра Мэриан после смерти матери. Ребенок, который ни к чему не может приноровиться. Даже Чарльз, казалось, неудобно чувствовал себя с нею. Он никогда не вел себя, как любящий отец. Но сегодня вечером за обедом Винс увидел, что Анна подавила всех, находящихся в комнате, хотя и на мгновение, и был заинтригован. В последнее время они с Ритой постоянно ссорились; мужчина чувствовал, что наскучивший брак сковывает его, а здесь была Анна, приятное развлечение.