– Как хорошо, – прошептала Анна и почувствовала, что он улыбается.

– Надеюсь, что это так, – сказал мужчина.

– Я никогда не знала, – просто сказала она, – никогда не знала.

Джош поднял голову и встретился с ней глазами.

– Все, на что я когда-либо надеялся, все, о чем я мечтал, все – в тебе, – сказал он. – Все, что я смогу отдать тебе, я буду отдавать до конца моих дней...

– Мы найдем это вместе и разделим, – ответила Анна. Ее голос был медленным и ленивым. Она улыбалась ему, глядя снизу вверх. – Я так невероятно счастлива.

Джош затаил дыхание от удивления и наклонился, чтобы поцеловать ее. Он не осознавал, как отчаянно хотел услышать это от Анны, увидеть улыбку на ее губах и в глазах, услышать удовлетворение в ее голосе. «Теперь для нас нет ничего невозможного, – подумал он, – мы преодолели самое трудное».

Они лежали рядом, глядя друг на друга, касаясь друг друга. Анна легко касалась лица Джоша, водила пальцем по его бровям, по прямой линии его носа, по улыбающимся губам.

– Я так много не знаю о тебе, – сказала она. Его брови удивленно поднялись.

– После осмотра гробницы Тенкаура? После того, как спасла меня от шерифа города Тамарака? После ужина в моей квартире и моего рассказа о родителях? После сегодняшнего вечера?

– Я не знаю, что ты собираешься делать дальше? – поинтересовалась она.

– Плыть дальше по Нилу, – быстро ответил он. – А потом мы дойдем до Асвана и я бы хотел повернуть и плыть назад, в Средиземное море, все дальше и дальше. Как насчет этого? Можем мы плавать три-четыре месяца и забыть обо всем остальном мире? У нас есть книги, музыка, еда, люди, которые нас ждут, и так много откровений друг для друга. Несколько месяцев – это только начало, но оно должно быть хорошим. Ты согласна?

– Я бы очень этого хотела, – просто ответила Анна.

– Хорошо. Завтра я позвоню в Университет и в музей и скажу им, чтобы придержали все дела на май или июнь.

– А я позвоню своей секретарше. Она обо всем позаботится. Нужно будет позвонить Гейл и Лео, вот они удивятся.

Они помолчали.

– Ты попалась на мой розыгрыш, – сказал Джош с некоторым упреком.

– Это был розыгрыш? – Анна смотрела широко открытыми, невинными глазами.

Он разразился смехом.

– Наполовину желание, наполовину розыгрыш, и ты это знаешь. Тебе придется привыкнуть к этому. Когда-нибудь мы обязательно будем так путешествовать – может быть прямо сейчас соберемся в кругосветное плавание, – когда организуем нашу жизнь. Анна, я уже говорил что хочу, чтобы мы поженились. Ты об этом думала?

– Я бы тоже этого хотела. Но я ни с кем вместе так долго не жила, Джош, может быть, со мной трудно ладить.

– Об этом я не беспокоюсь. Мы замечательно проведем время, привыкая друг к другу. Где мы будем жить?

– Я бы хотела найти что-нибудь новое, чтобы устроить свое жилище вместе.

– Да, но если мы не найдем ничего подходящего?

– Будем жить у тебя, я не хочу возвращаться к себе.

– Нет, ты там больше не живешь. – Он откинул ее волосы с лица. На щеках горел румянец, глаза сияли, ее красота приобрела глубину и мягкость, которых раньше не было. Тело было, как шелк цвета слоновой кости на фоне белой простыни и с небольшими затененными изгибами.

– Тебе нужны яркие цвета, – сказал он, – и самая роскошная, чувственная одежда, какую только мы сможем найти. Я хочу закутать тебя в бархат и шелк, кашмир и ангору, все мягкое и богатое, чтобы ты себя чувствовала роскошно, вся роскошь чувств, которых ты была лишена так долго, я хочу, чтобы ты ее чувствовала.

– Да.

Это был крик радости. Анна поцеловала его, вытянулась рядом с ним, хотела раствориться в нем. Обхватив руками его спину, прижимая к себе как можно плотнее, еще теснее, чем они были. Одну ногу положила на его бедро и придвинулась к нему. Ее рот округлился от удивления. Она хотела – снова, снова, всегда – и желание, пронзившее ее тело, когда она прижалась к Джошу, было таким всепоглощающим, что закружилась голова.

– Я не знала, – снова прошептала Анна. Было так много всего, чего она не знала.

Джош поцеловал ею длинную шею, когда она откинула голову; его губы коснулись ее груди, плотного живота и мягкой впадины между ногами. В тихой комнате Анна слышала лишь свое дыхание. Она посмотрела вниз, на свои пальцы в волосах Джоша, а когда почувствовала его язык, то быстрый, то медленный, осторожный и уверенный, волны наслаждения стали омывать ее. Женщина чувствовала, что погружается в тепло, такое же обволакивающее, как в пустыне, а комната кружится вокруг нее, как в вихре. Она пыталась сопротивляться этому, остановить кружение, но потом позволила себе погрузиться в водоворот и не закрывала глаза, глядя на Джоша. Казалось, он колышется, и Анна поняла, что в глазах у нее снова стоят слезы.

– Джош, – сказала она, но это было только дыхание, а потом почувствовала, как все в ней взрывается под настойчивыми прикосновениями его языка, вскрикнула и слезы полились на подушку.

Он снова лежал рядом с нею, обнимая ее и целуя мокрые глаза. Дыхание Анны замедлилось, тело успокоилось.

– Почему ты плакала? – спросил он.

– Потому что это было так прекрасно, – она посмотрела на Джоша. – Ужасно, когда что-то прекрасное пачкают грязью. И даже если это было сделано со мной, я просто не знала, что происходило: что прекрасное и хорошее покрывалось грязью.

– А теперь ты это знаешь, каким это должно быть.

– Мы это знаем, я должна была узнать это с тобой. – Она обвела комнату полузакрытыми глазами.

Вдруг озноб прошел по коже и Анна села на кровати. Цветочная спальня была для них целым миром; они здесь сидели, лежали, разговаривали. Это был совсем как дом семейной пары, только меньше.

– Джош, я хочу выйти на воздух, на палубу.

– Хорошая мысль. – Он бросил быстрый взгляд на ее встревоженное лицо, – здесь становится душно. Держись. Я найду нам халаты.

Он вынул из шкафа белый махровый халат и надел, потом сходил в другую каюту за халатом для Анны, и протянул ей его, она накинула халат, обмотала вокруг себя. От этих простых действий воспоминание о цветочной спальне померкло. И когда они прохаживались с Джошем по палубе, то уже знала, что больше оно не вернется.

В огороженном уголке Джош разложил на палубе большие зеленые подушки с цветочным узором и они легли на спину, глядя на звезды в туманной дымке.

– Гораздо лучше, – прошептал Джош. Он привлек к себе Анну и показал на большое скопление звезд с тремя звездами в ряд в центре. – Орион, – сказал он. – Три звезды – это его пояс. Когда я был маленьким, то сочинял о нем истории, что он управляет небом и наблюдает за Землей и приходит, если кто-то на планете нуждается в помощи. Что-то вроде отца, школьного наставника и Бога в одном лице. Мы были хорошими друзьями. Каждому ребенку нужен кто-то такой, более видимый, чем Бог, более доступный, чем школьный наставник, и в то же время отдаленный, чтобы можно было доверить ему свои страхи, излить обиду и знать, что он не придет наказывать тебя.

– У меня была хорошая подруга, Эми, – сказала Анна, вспомнив имя. – Я придумала ее, когда мне было лет восемь или девять, и она была со мной, пока не пришел Винс. Потом исчезла. Может быть, если бы та была высоко в небе, я бы смогла сохранить ее для себя. Но когда Эми ушла, больше никто не появился. Джош, ты сказал, что хочешь иметь детей?

– Да. Я уже давно хочу их иметь, так или иначе. Это всегда беспокоило меня, однако, – это такая самонадеянность – создавать человеческие существа, а потом решать, как их следует воспитывать – и потом, я никак не мог найти кого-то, с кем хотелось бы остаться на всю жизнь. Поэтому я всегда говорил, что слишком много путешествую, чтобы быть хорошим отцом. Теперь я думаю иначе. Я иду на риск быть самонадеянным, пока я с тобой.

– Может быть, я слишком стара, – сказала Анна.

– Тогда нам лучше начать прямо сейчас.

Она села, серьезно глядя на него.

– Мне почти сорок, Джош.

– А мне сорок два. – Подложив руки под голову, он с улыбкой смотрел на нее. – Ты думаешь, мы будем трястись и запрещать им задерживаться допоздна, когда им захочется поговорить с приятелями о жизни? Или наша память ослабеет настолько, что мы не сможем кратко информировать их о сексе, когда придет время?

– Наверное, это последнее, о чем забывают люди, – улыбаясь сказала Анна. – И будет нечестно, если я забуду; я взялась за это так поздно, что не хватит отпущенных лет.

– Ты не забудешь и ты не слишком старая, – спокойно ответил Джош.

– А вдруг, у меня не может быть детей. Вдруг я слишком долго была закрыта для этого. Я знаю, это ненаучно, но я беспокоюсь.

– Тогда их у нас не будет. Будем мы сами и наша жизнь вместе; нам не нужны дети, чтобы чувствовать себе в полном порядке. – Он пристально посмотрел на нее. – Ты не будешь чувствовать себя чего-то лишенной, если у нас их не будет?

– Да, – просто ответила Анна. – Иногда это меня ранит, когда я провожу время с Робин и Недом, я думаю о том, что хотела бы иметь своих собственных детей и дать им настоящее детство. Я так много хотела бы дать... но это были фантазии, на самом деле я никогда не позволяла себе думать об этом. До сих пор.

– Мы будем думать об этом вместе, – сказал Джош. – И сделаем все, от нас зависящее, чтобы это случилось. Но как бы дело ни обернулось, любовь моя, у нас все будет хорошо. Неважно, будет ли у нас полдюжины детишек или мы будем проводить четыре месяца в году на яхте, будем ли жить в той квартире или в другой. Чудо в том, что мы нашли друг друга.

– И что ты меня разбудил.

– Ты сама проснулась, – ответил Джош. – Я помог, но это произошло в твоей душе. Ты должна это знать.

– Да, но я не могла бы сделать это сама или с кем-то другим; только с тобой.

Джош потянулся к ней и она взяла его за руку. Поцеловала его ладонь, потом пальцы, один за другим.