Глаза Гейл наполнились слезами.

– Ты не должна благодарить нас, для нас это приятно, Анна. Нам нравится быть рядом с тобой, мы любим тебя. Не могу себе представить все эти годы без тебя.

– Мы должны быть благодарны т е б е, – сказал Лео. – Ты так много дала нам. Знаешь ли ты, как сильно изменилась наша жизнь из-за тебя? Я уже давно благодарен тебе. Мы любим тебя, Анна, и всем нам нравится, что ты часть нашего бытия.

– Ты наша, – спокойно сказал Джош.

Он почувствовал боль, которая скрывалась за этими словами, пустоту большей части ее жизни, и нужно было сдерживать себя, чтобы не вскочить с места и не прижать ее к себе. «Дорогая Анна, я люблю тебя», – сказал он про себя. Только Гейл и Лео могли сказать это вслух, по крайней мере сейчас. «Я люблю тебя. И никогда больше не будет пустоты в твоей жизни, если я смогу помочь в этом».

– Но мы еще не можем остановиться, – сказал Лео. – Мы пока не приблизились к тому, чтобы вызволить Джоша из неприятностей. Даже если они найдут этот кусок дерева и он подойдет, что из этого?

– Не знаю, – признался Джош. – Но ученые собирают факты для своей работы. Юристы тоже. Итак, мы начали. – Он отодвинул свой стул. – Анна права, мы ничего не можем сейчас сделать, а на сегодня уже более чем достаточно. А мне нужно идти, у меня еще много работы.

– Я провожу тебя, – сказала Анна. – Хочу подышать воздухом.

– И пойдешь обратно одна? – спросила Гейл.

– Со мной все будет в порядке, – ответила Анна. – Гейл, это же Ривервуд, поздний час и никто не знает, что я собираюсь прогуляться.

– Ужасно холодно, – заметил Лео.

– Я не пойду далеко и оденусь потеплее. Я просто хочу еще подумать немного обо всем. Я скоро вернусь.

Они шли по узкой дороге, от их дыхания в морозном воздухе образовывались облачка пара. Черное небо было густо усеяно звездами по обе стороны широкой, белой ленты Млечного Пути. Рядом с линией горизонта виднелся полумесяц со звездой, повисшей на его кончике. В ясной тишине раздавался лишь звук их шагов по твердому снежному насту. Теплые огни дома Гейл и Лео исчезли за поворотом дороги, но снежные поля, простиравшиеся вокруг, мерцали в слабом сиянии звезд, поэтому они могли видеть лица друг друга.

Они молча шли рядом, ожидая пока уродливость того, о чем пришлось говорить в этот вечер, растворится в великолепии ночи. На очередном повороте дороги оба поскользнулись на льду и ухватились друг за друга. Тогда Джош взял руку Анны и стал поддерживать ее. «Очень романтично», – сухо подумал он, так как на них были толстые лыжные перчатки, и разница между тем держать чью-то руку или не держать была едва ощутима, но он знал, что они связаны и этого ему было достаточно.

Анна опустила глаза и улыбнулась. В этом ледяном, молчаливом мире, где две их фигуры двигались, как тени в свете звезд, она чувствовала себя даже ближе к нему, чем в тепле кухни, которую они оставили.

– Я хотела бы узнать о твоих занятиях со студентами, – сказала она, и Джош стал рассказывать ей о своих студентах-выпускниках, помогавших в его поисках. Об их дискуссиях в аудитории и в кафе университетского городка, которые часто давали новое направление его работе. Анна услышала теплое чувство в его голосе, и поняла, что оно относилось не только к студентам, но и ко всем людям. Он был открыт и делился с ними, чем мог; в нем не было враждебности даже к тем людям, которые не могли ему понравиться, в нем было понимание, если не всегда присутствовала симпатия.

«Замечательный человек», – подумала Анна, а потом ей стало интересно, заставлял ли кто-нибудь его сердиться или ревновать, причинил ли ему боль, которую тот не смог простить или забыть. И она осознала, какой долгий путь еще должна пройти, чтобы действительно узнать его.

И какой долгий путь предстояло пройти ему, чтобы узнать ее. Но изменить ничего нельзя. Она не расскажет ему о себе. Даже мысль о том, чтобы произнести эти слова, заставляла ее похолодеть и дрожь проходила по всему телу.

Вдруг Джош остановился, не закончив фразу.

– Тебе лучше вернуться.

Они стояли посередине дороги. Он взял и другую ее руку, и они смотрели друг на друга в призрачном свете ночи.

– Спокойной ночи, – сказала Анна. – До завтра.

– Когда ты уезжаешь?

– Завтра днем. Встретимся утром в офисе Лео? Тогда мы будем там, когда патрульный принесет этот кусок дерева.

– Да. В какое время ты завтра уезжаешь? У меня рейс на четыре часа.

Анна улыбнулась.

– Тогда мы путешествуем вместе. Спокойной ночи, Джош.

Сквозь толстые перчатки они почувствовали пожатие рук друг друга.

– Спокойной ночи, Анна, – сказал Джош, и они пошли каждый в свою сторону.

Анна делала большие шаги, вдруг ей стало очень холодно. Лицо застыло от холода, кончики пальцев замерзли, и она сжала пальцы в кулак внутри перчаток. Когда Анна добралась до дома и открыла дверь кухни, то от теплого воздуха комнаты почувствовала головокружение и прислонилась к стене, ослепнув от слез, навернувшихся на глаза в эти последние несколько минут.

– Кофе горячий, – сказал Лео.

Супруги сидели, как они с Джошем их оставили, когда уходили, рука Лео обнимала Гейл, ее голова лежала на его плече. Анна стянула с себя теплую одежду, налила кружку кофе и села напротив них.

– На улице морозно, но красиво. Дедушка был прав; Ривервуд – самое красивое место в долине. Должно быть, он любил этот дом.

Гейл кивнула.

– Он и любил его. Но у него никогда не было чувства, что все хорошо, потому что тебя не было здесь. Ты ничего не рассказывала Джошу, да?

– Нет. А вы ничего не говорили?

– Нет! – воскликнула Гейл. – Но он очень догадливый, ты знаешь; и спросил нас, не связано ли изгнание Винса с тобой.

– Что вы ему сказали?

– Что не мы должны рассказать эту историю. Но тебе надо бы сказать ему, Анна; нельзя вечно воздвигать стену вокруг этого.

– Милая, – спокойно заметил Лео, – она расскажет ему, когда сможет, – он взглянул на Анну и улыбнулся, любя ее, переживая за нее. Он чувствовал, что все они сейчас в опасности, но у нее единственной рана была такой давней, такой разрушительно глубокой, что никак не могла затянуться. – Мы с Гейл подумали, когда вы ушли, неужели из всего этого ужаса возникнет одна действительно замечательная вещь.

Анна удивленно взглянула на него.

– Не знаю. – Она сделала глоток горячего кофе, потом другой, чувствуя, как тепло разливается по телу. – Не знаю, – снова повторила она.

Патрульный принес влажный кусок дерева в офис Лео и положил его на стол.

– Как раз там, где я его оставил, пришлось откапывать.

– Спасибо, – сказал Лео и отдал деревянный брусок Джошу, который стал вертеть его, разглядывая выемки, которые были отчетливо видны на поверхности. – Мы проверим его в зажиме крепления; я звонил Матени вчера вечером, он сказал, что будет здесь в семь тридцать.

Джош передал кусок дерева Анне.

– Это потрясающе, – сказал он смущенно. – Как будто приехал в страну, о которой читал в книгах. Или нашел гробницу. Мы говорим о чем-то, представляем себе, размышляем, а потом вдруг прикасаемся к этому.

– Здесь есть кое-что еще, – объявил Лео и подтолкнул к ним через стол пачку документов. – Копии телефонных счетов за разговоры, которые велись из нашего офиса за последние полгода. – Он смотрел, как Джош и Анна вместе листают квитанции. – Я отметил звонки в офис Винса и к нему домой, региональный код 305 – это Майами. Я уточнил – номер телефона одного известного флоридского политика.

– Он не особенно беспокоился, чтобы не говорить слишком долго, – сказала Анна через несколько минут. – Он ведь пользовался служебным телефоном.

– Дешевле, чем звонить из дома, – сухо заметил Лео. – Одна из наших мелких проблем с накладными расходами.

– Раз в неделю или чаще, начиная с июля, – пробормотал Джош. – Раньше ничего не вижу. Что случилось в июле?

– Я пришла на похороны Итана, – ответила Анна. – можно? – Джош передал ей сложенные в стопку страницы. Она полистала их. – Большинство звонков, кажется, приходится на сентябрь и октябрь, и потом снова в декабре.

– Сентябрь, – сказал Джош. – Резервуар. Дренажная траншея.

Лео кивнул.

– А в декабре авария на фуникулере.

– А что насчет октября? – спросил Джош.

– Ничего, – сделал гримасу Лео. – Кроме того, что... Мне кажется, в том месяце в городе был Белуа – помнишь, Анна? – рассуждал так, будто компания уже принадлежит ему.

Джим Матени постучал в дверь офиса.

– Секретарши нет, так что я войду.

? Джим, взгляни-ка, – сказал Лео. Он взял кусок дерева и оба они прошли в мастерскую при офисе. Лео вернулся через минуту. – Сейчас Джим проверит, у них в трейлере есть такое крепление. Что будем делать с этими телефонными счетами?

– Придержим их, – сказала Анна. – Они не доказывают ничего, кроме факта их общения, но если они вписываются в картину, мы еще сможем ими воспользоваться. – Она мерила шагами офис Лео, постояла у окна, выходившего на гору Тамарак, – Картина, действительно, вырисовывается, но я не знаю, что мы можем с нею сделать.

– Наверное, мы ничего не можем, – заметил Джош.

– Ладно, но мы должны все сделать, чтобы выйти из положения, – сказала Анна, все еще глядя на гору. Она повернулась к нему. – И Джим Матени нам не поможет в этом деле. Даже если выяснится, что кто-то блокировал крепление этим деревянным бруском, ты тоже окажешься в числе тех, кто мог бы это сделать. Так много потерянного времени, на которое мы не можем рассчитывать. Джош, давай снова вспомним то утро, когда ты укладывал вещи. Мы уже столько об этом говорили, но давай еще раз. Чтобы доехать от Ривервуда до фуникулера, требуется двадцать минут; тебе нужно было подняться на второй уровень и засунуть кусок дерева в крепление, потом уйти незамеченным и двадцать минут ехать обратно до... о, подожди минутку, – ее мысли метались. – Это же все меняет. Лео, если бы ты хотел вывести из строя определенный вагончик, тебе нужно было бы подождать, пока он не окажется прямо под тобой, не так ли? И блокировать этот особый зажим в креплении, когда тот проходит мимо?