Джудит Майкл - Спящая красавица

Анна вышла из лимузина и теперь стояла, глядя на массивную резную дверь часовни, и собиралась с духом, прежде чем войти. Водитель нетерпеливо забарабанил пальцами по рулю. Он удивлялся, почему она медлит после того, как в течение часа заставляла вести машину на предельной скорости, чтобы добраться из аэропорта в Лейк Форест к десяти часам. Анна опоздала, но все еще стояла, всматриваясь в камни готической часовни, казавшиеся особенно холодными и серыми из-за темных туч, нависших над городом. Шоферы других лимузинов, припаркованных на улице, наблюдали за ней поверх газет. «Хорошо, я иду, – мысленно решила она и направилась к ступенькам портала, которые вели к тяжелой двустворчатой двери с большими медными кольцами вместо ручек. Я должна сделать это. Я хочу сделать это. Ради Итана».

Женщина потянула одно из медных колец, и дверь бесшумно открылась. Она вошла в вестибюль, и распорядитель, придерживая внутреннюю дверь, пропустил Анну. Часовня была полна; все скамьи заняты, люди стояли даже в боковых приделах и в задних рядах. Полный мужчина с портфелем посторонился, и Анна протиснулась, встав рядом с ним. Кто-то произносил речь. Женщина стояла тихо и смотрела на спины Четемов всех поколений Четемов, бесконечные ряды Четемов, их друзей, деловых партнеров и даже нескольких врагов. И над всем этим сборищем, у передней стены часовни, возвышался гроб с телом Итана Четема, умершего в возрасте девяносто одного года.

И эти ряды колыхались и шелестели, как пшеничное поле под ветром прерии, потому что люди наклонялись вправо и влево, чтобы пошептаться с соседями, слушая воспоминания оратора об Итане. Все они знали друг друга: многие вместе росли, вместе ходили в частные школы, а теперь стали банкирами, служащими международных компаний, владельцами промышленных предприятий, брокерских контор и президентами страховых компаний. Они составляли основу чикагского общества, а Итан Четем был одним из них, и все терпели его эксцентричные выходки, даже его походы в горы Колорадо, потому что, несмотря ни на что, он составил огромное состояние.

Анна спокойно направилась к боковому приделу и беспрепятственно проложила себе путь вперед, чтобы взглянуть на эти лица. Многие были ей незнакомы. Но в двух передних рядах находилась семья Четемов, и при одном только взгляде на их профили она сразу же узнала каждого из них и даже смогла бы назвать по имени. Это было удивительно. «Но почему они должны были измениться? Это я сбежала. Они оставались там, где были; неизменно спокойные и самодовольные. В течение стольких лет», – подумала Анна.

– Покойный был великим созидателем, – сказал Гаррисон Эрвин, президент крупнейшего банка в Чикаго – созидателем домов – фактически, целых городов – что принесло ему множество наград, а нам всем – известность. А потом он отправился на запад, как всегда поступали настоящие мужчины в истории Америки, и в горах Колорадо открыл Тамарак, сделав его знаменитым курортом. Это был человек, который знал, чего хочет и как этого добиться. В этом и состояло его величие.

Чарльз Четем не стал слушать дальше. «Это не величие, – подумал он, – отвернуться от своей семьи и провести двадцать с лишним лет, сосредоточившись на личном рае, созданном на руинах города-призрака, в горах. Отвернувшись от «Четем Девелопмент», основанной им компании, он вел себя так, будто она провалилась в преисподнюю; и Чарльз – с его попытками управлять компанией и семьей – мог тоже провалиться, все это отец послал к черту. Это не величие, а одержимость».

– Я посетил Итана в Тамараке, – продолжал Эрвин, – он и здесь строил, всегда строил, придавая городу форму своей мечты. Иногда его охватывало нетерпение, когда казалось, что дело идет медленно, или отчаяние, когда думал, что не доживет до завершения своих трудов. Но он никогда не терял мужества и не впадал в гнев; это был не тот человек, который позволил бы гневу подтопить свои силы.

Мэриан Джакс шевельнулась на своем сидении. Итан рассердился на нее, когда она настояла на том, чтобы выйти замуж за Фреда. И не просто рассердился, ее добродушный отец был в ярости. Добродушие его исчезло, он бушевал как вулкан, когда думал, как глупы его дети. Он кричал на Мэриан, которая его не слушала, стремясь к замужеству с Фредом Джаксом, а ведь тот, по мнению ее отца, был хитрым и безответственным, и интересовался больше деньгами Мэриан, чем самой девушкой. Она аккуратно сложила руки на коленях и взглянула на Фреда, сидевшего рядом со спокойным выражением лица. И, разумеется, отец был абсолютно прав.

– Итан был хорошим другом, – сказал Эрвин, – о нем будут тосковать из-за многих его качеств. Его мудрость, его...

«Я уже тоскую по нему, – подумала Нина Четем Грант. – Он был нужен мне, вероятно, больше, чем многим дочерям нужны их отцы. Всегда выслушивал меня и не упрекал, когда я снова развелась. Он верил в любовь и верность, так и не женился после смерти мамы, думаю, даже никем не увлекался. Всегда был со мной ласков, зная, что я стараюсь быть хорошей. Она печально покачала головой. Мне уже почти пятьдесят девять лет, а я еще многого не знаю о жизни, – Нина искоса посмотрела на своего брата Уильяма, который встретившись с ней взглядом, утешающе погладил ее руку и улыбнулась ему сквозь слезы. – Брат не был таким добрым, как отец, но это лучше, чем ничего. Всем нужна семья, – подумала она, – чтобы выслушать и проявить сочувствие».

– ...и прежде всего, – говорил Эрвин, – его привязанность к друзьям и к семье...

Восьмилетняя внучка Чарльза, Робин, увидела, что его лицо стало еще более напряженным.

– Не печалься, дедушка, – прошептала она, – все будет хорошо.

Девочка пристально вглядывалась в толпу, отыскивая, чем бы отвлечь его. И вдруг спросила:

– Кто эта красивая дама? Это родственница? Чарльз проследил за ее взглядом и, повернув голову, посмотрел на тех, кто стоял у боковой стены. Он никого из них не знал и снова удивился, как много здесь было посторонних и как мало ему известно о жизни отца.

– Правда, она красивая? – прошептала Робин. Его взгляд снова скользнул по присутствующим, и тогда он увидел Анну, наполовину скрытую чьей-то спиной. Чарльз нахмурился в минутном замешательстве, потом вгляделся в женщину и вдруг привстал, как бы устремившись к стене часовни. Он услышал шепот в толпе позади себя и увидел краем глаза, что Гаррисон Эрвин сделал паузу в своей хвалебной речи и удивленно смотрит на него.

На лице Чарли отразилось смятение. Он сел, глядя прямо перед собой.

– Так кто же она? – нетерпеливо прошептала Робин, – родственница?

Чарльз на мгновение закрыл глаза, словно от боли и ответил:

– Да.

– И он был учителем, – продолжал Эрвин, – учил нас думать о домах по-новому, делился с нами своим видением города, учил нас жить.

«Он ничему не научил меня, – думал Уолтер Холланд, – только такой глупости, как жениться на семье и на компании одновременно». Мужчина подвинулся и оказался притиснутым к Розе. Сидения здесь были расположены слишком близко; и почему это все должны быть прижаты друг к другу? Прямо как женитьба на Четемах: всегда ты окружен, зажат, прижат, придавлен. Просить Розу выйти за него замуж было то же самое, что просить кита проглотить тебя. Как просить уничтожить в тебе личность.

Роза Холланд убрала руку, почувствовав прикосновение мужа. Здесь слишком много Четемов, это наводит на него тоску, но что она могла поделать? Это ведь похороны, а не вечеринка с несколькими приглашенными. Уолтер об этом знает и должен бы вести себя соответствующим образом. Но ему никогда не удавалось владеть собой, когда все они окружали его, как будто он был последним оставшимся в живых, лицом к лицу с армией оккупантов. «Наверное, ему ужасно трудно каждый день идти на работу», – подумала женщина.

Посмотрев на первые ряды, Роза заметила, что дядя Чарльз беспокойно то приподнимался, то снова опускался на свое место, наверное плохо себя почувствовал или ему нужно выйти в туалет. Однако, она видела, что дядя не настолько обеспокоен, чтобы совершенно не обращать внимания на реакцию окружающих, но при этом не сводит глаз с бокового придела. Проследила за его взглядом, но не увидела никого из знакомых.

Группа мужчин, одетых соответственно случаю, вероятно из Тамарака, несколько официальных лиц, несколько женщин, похожих на секретарш, поразительно красивая женщина в строгом темном костюме, наполовину скрытая спиной одного из мужчин. Никого из них Роза не знала и, пожав плечами, снова стала смотреть перед собой, предостерегающе протянув руку к Гретхен, которая начинала проявлять признаки недовольства. А почему бы ей и не капризничать? Похороны – не место для трехлетнего ребенка. Но Чарльз настоял, чтобы пришли все. Как будто убеждая самого себя, что они – одна большая счастливая семья.

Гейл Кальдер, сидевшая с другой стороны рядом со своей дочерью Робин, заметила, как ее отец и двоюродная сестра Роза повернулись, глядя на боковой придел и тоже посмотрела туда, разглядывая людей, расположившихся вдоль стены. Они стояли в два-три ряда, и трудно было различить их лица при тусклом освещении. Взгляд ее застыл, и она прошептала:

– Анна?

– Не думаю, что я слишком торжественно говорил об Итане, – сказал Эрвин, перебирая свои заметки. – Мы пережили вместе волнующие времена. Но больше всего мне будет недоставать такой черты его характера, как забота о людях...

Окружающие заметили, что вся семья смотрит в сторону бокового придела; покачивание голов и шорох усилились, стал громче шелестящий шепот.

– На кого это они смотрят?

– Подумать только.

– Кто это?

– И то как он отдавал им свое внимание и энергию...

Эрвин глянул в сторону боковой стены часовни и не заметил ничего особенного, сурово посмотрел на своих слушателей и повысил голос.

– И свою помощь. Итан всегда был моим другом. Для многих из нас – лучшим другом, и сейчас оставляет в наших сердцах пустоту, которую никто не сможет заполнить. Подтверждением этому служит то, что мы собрались здесь, прощаясь с ним навсегда.