Она идеально подходила на эту роль. Теперь я это понимала.

И она нам поможет.

Она мне поможет.

Я стану мамой.

У меня будет семья, о которой я всегда мечтала.

Все будет идеально. Я знала это наверняка.

Глава 19

С улицы доносилась музыка.

Не из машины, не из чьего-то плеера, включенного на полную громкость. Я сразу узнала мелодию — первые ноты «Somewhere Over the Rainbow» в гавайском варианте, но немного быстрее, чем в исполнении Джуди Гарленд.

Я подошла к окну, отдернула занавеску. На улице Мэл играл на гитаре. Он смотрел на мое окно и улыбнулся, увидев меня. Именно так он улыбался в детстве, когда воровал печенье из шкафа, когда выбирался ночью из кровати, когда мы подслушивали разговоры родителей. Это была та самая озорная улыбка, делавшая нашу дружбу особенной. Нерушимой. Никто из тех, кто не был рядом с нами с самого начала, не мог понять этого.

Мэл начал петь, и я задрожала от его голоса, пробивавшегося ко мне сквозь стену и стекло. Когда Мэл и Корди пели дуэтом, а такое часто случалось, когда мы были помоложе, это у всех вызывало улыбку. Я уже много лет не слышала, как Мэл поет. А теперь он исполнял серенаду в одиннадцать вечера под моими окнами. Это было бы невероятно романтично, если бы Мэл не был женат и его жена не попросила бы родить за нее ребенка.

Я знала, почему Мэл так поступает. Мы не разговаривали уже неделю. Он крутился у моего дома, звонил мне, но я не отзывалась. Я не могла говорить с ним после того, что сказала мне Стефани. И поэтому я начала избегать Мэла. А теперь он пытается привлечь мое внимание.

Я распахнула окно.

— Ладно, ладно, я поняла! — крикнула я. — Прекрати!

В квартире на первом этаже щелкнули тумблером, заливая Мэла желтым светом. Он продолжал петь, казалось, нисколько не думая о том, что сейчас на улицу выйдет мой сосед, качок, бывший вышибала и подражатель Элвиса. Этот тип всыплет Мэлу по первое число.

— Быстрее заходи! — прошипела я.

Мэл продолжал петь. Улыбка не сходила с его лица. Он не сдвинется с места, пока я не спущусь к нему. Я схватила ключи с прикроватного столика и выбежала в коридор, набросив пончо, чтобы скрыть пижаму и отсутствие лифчика.

Перепрыгивая через две ступеньки, я помчалась вниз по лестнице, добежала до двери и выскочила наружу.

Во всех квартирах на первом этаже уже горел свет. Словно по команде, на окнах отдернулись занавески — это зрелище немного напоминало «волну», которую болельщики пускают на стадионе. Скоро кто-нибудь вызовет полицию. Или выйдет на улицу, чтобы запихнуть гитару Мэлу в глотку.

В книге или фильме люди, ставшие свидетелями такого момента, прониклись бы романтикой ситуации: женщины заломили бы руки, любуясь нами, а мужчины, заметив, какой эффект возымело такое представление, и сами задумались бы о том, чтобы устроить подобный сюрприз любимым. Мы с Мэлом поговорили бы, разговор завершился бы страстным поцелуем, а соседи разразились бы бурными аплодисментами.

Но в реальной жизни Мэла арестуют за нарушение покоя, а соседи начнут приставать ко мне с разговорами о том, как было бы здорово, если бы я съехала отсюда. И чем скорее, тем лучше.

— Ну все, перестань, перестань! — Я положила ладонь на струны гитары. — Я уже здесь. Перестань.

Мне нравилось жить на этой улице.

Мэл пропел еще одну строку и опустил гитару, поставив ее на мостовую.

— Ты от меня прячешься? — спросил он.

Я видела решимость в его глазах. Мэл был настроен «выяснять отношения».

— А чего ты ждал? — Я старалась говорить потише. — Как я могу общаться с тобой, после того…

— Тебе было достаточно отказаться, — возразил Мэл. — Тебе не нужно было игнорировать меня. Нас. Стефани терзается оттого, что якобы разрушила наши отношения. И, знаешь, мне не нравится, когда мы не разговариваем. Есть в этом что-то неправильное.

— Как я могла отказаться? — Я всплеснула руками, чувствуя, как отчаяние, вина, разочарование, все то, что я испытывала эту неделю, поднимается во мне. — Как я могла бы сесть перед Стефани и сказать: «Я разрушу все ваши надежды на то, что вы станете родителями»? Как бы я могла поступить так? Как мне вам теперь в глаза смотреть?

— Ты не разрушишь все наши надежды. Мы найдем другой способ. Найдем другую суррогатную мать.

— Да? И кого же?

Пока мы разговаривали, свет вокруг потихоньку гас. Волнение улеглось, люди вернулись в свои кровати, к своей жизни, к своим запутанным отношениям.

— Не знаю, — признался Мэл. — Но мы кого-нибудь найдем. Мы не можем перестать дружить из-за этого. Это было бы глупо. Как это мы с тобой не разговариваем?! Это немыслимо!

— Ладно. Но ты понимаешь, почему я не могу этого сделать, верно? Я ни за что не смогла бы отдать своего ребенка. Не смогла бы расстаться с тем, что было частью меня. Помнишь, как я расстроилась, когда умерла наша золотая рыбка? Я не смогла бы… И как бы я могла дружить с тобой, видеть этого малыша, этого прелестного мальчика… или прелестную девчушку… и знать, что это мой ребенок? Это свело бы меня с ума. Я бы… И что бы мы сказали малышу? Ты думаешь, он бы понял, почему я отказалась от него? Я не смогла бы пойти на это.

— Не смогла бы. Зря мы тебя попросили.

— Нет, я даже польщена тем, что вы попросили именно меня. Это доказывает, как много я для вас значу. И ты знаешь, что ради тебя я готова практически на все. Но… Нет. Прости меня. Нет.

— Хорошо. Я все понимаю. Но больше не поступай так со мной, ладно? Я не могу жить без тебя. Больше никогда не отдаляйся от меня, Нова. Я этого не переживу.

Его честность, его искренность обезоружили меня. Я почему-то вспомнила вечера, когда Стефани была в больнице, вечера, которые Мэл проводил у меня в квартире. Как он лежал на диване, поджав ноги. Такой испуганный. Такой ранимый. Я знала, что он был отважным ради Стефани, делал вид, что несчастный случай с ней — это пустое, но как только Мэл приходил ко мне, он терял всю свою силу. Он будто разваливался на части, а утром собирался вновь, складывался из разорванных кусочков и возвращался в привычную жизнь.

Мало людей видели Мэла в таком состоянии. Думаю, даже Стефани не видела его таким.

— Давай ты вновь будешь моим другом, ладно? Всегда будь моим другом.

— Ладно, — кивнула я. — Ладно.

Мэл положил ладонь на мой затылок и поцеловал меня в лоб и щеку.

— Хорошо. Спасибо. — Он поцеловал меня в другую щеку. — Что ж, теперь я могу отправиться домой и поспать.


— Я хочу быть папой, — сказал он.

— Чтобы ты мог всеми командовать, говорить всем, что делать, и поздно ложиться спать? — спросила я.

— Ага. И чтобы я мог заботиться о ком-то. Как твой папа. Мой папа так не делает. Но когда я стану папой, то буду заботиться обо всех. Как можно стать папой?

— Нужно завести ребенка, — пожала я плечами.

— Как те дети в колясочках, которых мы видели у супермаркета?

— Наверное. — Я опять пожала плечами. — Я как-то спросила у мамы, откуда берутся дети, но она сделала вид, что не слышит меня. А потом я спросила ее еще раз, и она велела мне поговорить с папой. Папа отправил меня спать. Корди меня высмеяла. И папа отправил спать и ее тоже.

Мэл помолчал, думая о том, откуда берутся дети.

— Неважно. Я все равно заведу ребенка. И стану папой. А ты можешь быть мамой, если хочешь.

Я улыбнулась, восхищенная его идеей.

— Ладно. Ты будешь папой, а я буду мамой.


Я должна пойти на это.

Я проснулась через двенадцать дней после серенады Мэла и поняла, что должна пойти на это. Один и тот же сон снился мне каждую ночь. Я помнила тот разговор, и он вновь и вновь возвращался ко мне во сне. Я знала, что мое сознание и мое бессознательное объединились, уговаривая меня пойти на это.

Мэлу нелегко пришлось в жизни, и он справлялся со всеми проблемами как мог. Теперь ему нужна была помощь. Мэл и Стефани счастливы вместе, я была уверена в этом. Он любил ее, она любила его. Я была уверена в том, что все ее маски спадают, когда она вместе с Мэлом. И только с ним. И неважно, когда она сказала ему о том, что не может иметь детей. Мэл не бросил бы ее из-за этого. Не такой он человек. Если Мэл полюбил, то это навсегда. Даже если ты переставал нравиться ему, Мэл все равно тебя любил. Его отношения с отцом стали подтверждением этого. Мэл ненавидел дядю Виктора за все, что тот сделал, но любил его настолько, что всегда носил его часы, ходил на кладбище на день рождения дяди Виктора и никогда не говорил о нем ничего плохого. Мэл заслужил то, чтобы стать отцом. Получить шанс стать отцом.

Я даже представить себе не могу, что пришлось пережить Стефани. Знать, что ты не можешь иметь детей из-за своего тела. Что что-то мешает тебе сделать то, что делают миллионы людей во всем мире, даже не задумываясь об этом.

Зачем я стала психологом? Чтобы помогать людям. Так я могла помочь Мэлу и Стефани. Избавить их от страданий. Я хотела помогать людям, как помогал тете Мер ее врач. Два человека, которых я любила, страдали. А я могла избавить их от страданий. Могла изменить их жизнь.

Это же всего лишь беременность. Ничего такого. Женщины все время рожают детей. Девять месяцев — и я отдам им ребенка. Они будут счастливы, и я буду счастлива, ведь я помогу двум очень важным для меня людям. Если посмотреть на это со стороны, то тут ничего такого. Если отстраниться, убрать все эмоции и хорошо подумать, то это не столь важно, как, например, начало войны.

Я взяла телефон и набрала номер. Нужно было действовать быстро, пока мною еще владели чувства из этого сна, пока я была уверена в том, что поступаю правильно.