— Что это ты делаешь, как ты думаешь? — я стараюсь спросить холодно и как можно уверенней, но голос предательски дрожит.

— Я не могу сейчас думать, Бетси. Я люблю тебя. Ты разве не знала? Я всю жизнь люблю тебя.

— Ты ведь еще мальчик!

— Мне скоро двадцать один год. Не смей называть меня мальчиком! — и Саша твердо берет меня за плечи и целует так крепко, что у меня захватывает дух.

— Саша, Саша! — пытаюсь вразумить его я, но он уже ничего не слышит. На несколько минут моя воля сломлена его страстью, но стряхнув наваждение, я гневно отталкиваю его:

— Нет! Саша, нет! Так нельзя!

— Почему?! — он смотрит на меня затуманенным и совершенно взрослым взглядом.

— Потому что я тебе как мать.

— Это бред, никакая ты не мать!

Он опять тянется поцеловать меня, но я строго отстраняюсь.

— Саша, давай сядем и поговорим спокойно.

Но он уже встает с крепко стиснутыми руками.

— Извини, Бетси, я не хочу с тобой разговаривать спокойно.

Саша быстро выходит из комнаты, а я сижу, оглушенная произошедшим, машинально застегивая блузу. Проходит не меньше часа, когда в комнату опять заглядывает Саша.

— Бетси, ты еще не спишь? Прости, я тебя по-свински бросил. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Саша, ты понимаешь, что если бы я не опомнилась, я никогда бы не смогла смотреть тебе в глаза?

— Все в порядке, Бетси, не переживай так. Пойдем, разложим подарки?

Мы засовываем подарки в детские чулки, развешенные у камина и, проводив меня до двери спальни, Саша целует мои руки и говорит очень жалобным голосом:

— Бетси, но я правда люблю тебя! Почему ты отталкиваешь меня?

— Я тоже люблю тебя, Саша! Так же, как пятнадцать лет назад, когда ты сидел у меня на коленях.

— Только не говори мне о разнице в возрасте, — взвивается он, — Ты для меня женщина без возраста!

— Спокойной ночи, Саша!

Я ложусь в постель и лежу без сна до утра. Я так ошеломлена произошедшим, что моя реакция на Колин голос отходит на второй план. Я верю, что Саша очень разумный мальчик, и то, что сегодня произошло, нельзя рассматривать, как минутную вспышку юношеской сексуальности. Начинаю сердиться на Светлану, зачем она рассказала Саше о Франческо! Мне кажется, что именно это послужило толчком к его порыву. Но больше всего меня потрясло то, что со мной сегодня был взрослый мужчина, а не тот мальчик, которого я любила. Он показался мне незнакомым и очень сильным, я поняла, что он отдавал себе отчет в своих действиях и действительно хотел этого. Если бы это был не Саша, а просто незнакомый мужчина с такой же восхитительной внешностью и настойчивой страстностью, я бы не устояла. Тело мое до сих пор лихорадило от его поцелуев и именно поэтому я не могла уснуть. Боже мой, думала я, мне ведь тридцать семь лет. Я старуха. Неужели у меня не будет покоя. Я хочу, чтобы меня все оставили в покое!


Утром, глядя на себя в зеркало, я ужасаюсь своему лицу с черными кругами вокруг глаз. Оставив радостно рассматривающих подарки детей и Сашу ждать телефонный разговор с Колей, я ухожу в заснеженный сад, потом иду к церкви и захожу на кладбище. Я долго стою у могилы Алекса. Ах, если бы он был сейчас со мной! Как я могла с ним говорить абсолютно обо всем, как он меня понимал. Вот кого мне сейчас не хватало: настоящего друга. Нужно поговорить обо всем с каноником Фаулзом, с Мэтом, думаю я. Но дома, взявшись за телефон, чтобы позвонить ему и пригласить в Фернгрин, тут же кладу трубку обратно. Не хочу ничего никому рассказывать. Я должна сама с этим справиться. До вечера и все последующие дни мы вели себя как ни в чем не бывало, но все-таки я вижу в Саше почти неуловимую растерянность и тоску. Когда мы едем в Лондон накануне Нового года, Саша замечает:

— Как же ты будешь ездить без меня, Бетси? Придется, все-таки, научиться водить машину по «неправильной стороне». Или мне остаться у тебя шофером?

Алиса, сидящая сзади, встает и обнимает его за шею:

— Саша, оставайся! Я без тебя заболею и умру. Кто меня будет любить?

— Алиса осторожней, отпусти Сашу! — я разжимаю ее руки.

— Все меня бросают — и отец, и Коко, и Джек, — с обидой выкрикивает она, — Теперь вот Саша!

— Я с тобой, Алиса. Я ведь тебя люблю, и Алик тоже. Мы тебя не бросим! — но Алиса уже садится на свое место, отвернувшись к окну и надувшись.

А вечером Саша приходит ко мне в кабинет и просит поговорить с ним. Я в это время просматривала счета из клиники и финансовый отчет деятельности фонда, до отъезда в Рим мне нужно было его утвердить. Саша садится в кресло напротив, но долго сидит молча, глядя в огонь камина. Кончив проверять отчет, я тоже замираю, не желая первой нарушить тишину.

— Бетси, тебе не кажется, что я должен остаться и воспитывать детей? Алиса будет страдать, когда я уеду. Алик пока не осознает этого, но у него тоже будет потребность в мужском влиянии, — Саша говорит и говорит о психологии детей в неполной семье, о комплексах, которыми они страдают без мужчины в доме, а я сижу, разрываемая на части противоречивыми чувствами. Мне так не хочется, чтобы Саша уезжал! Мы замечательно жили вместе этот год: он чутко улавливал мои настроения и помогал справиться с трудностями, он был заботлив, нежен, предупредителен, он взял на себя воспитание детей. Я с трудом могла представить, как я теперь буду жить без него, на меня свалятся все бытовые проблемы, которые он с легкостью решал за меня. Но в то же время я не знала, что мне с ним делать. Простых отношений матери с взрослым сыном у нас больше быть не могло. Не было больше белоголового мальчугана, которого я учила говорить по-английски, не было подростка, которого привезла в Кембридж учиться, который сидел всю ночь, ожидая, когда родится Алик, который играл с Алисой и Джуззи в Гайд-парке, гоняясь за мячом, который мог броситься обнимать меня и я, смеясь, целовала его в обе щеки. Эта непосредственность и непринужденность наших отношений безвозвратно разрушена Сашиным признанием. Мне бесконечно жаль потерять нашу нерушимую, как мне казалось, связь. Это как потерять ребенка. Я вдруг замечаю, что Саша молчит и вопросительно смотрит на меня.

— Прости, Саша, я задумалась.

— О чем?

— О тебе.

— И..?

— Саша, я растеряна. Я всегда любила тебя. Ты был мне как сын. Мы так замечательно жили вместе. Теперь я не знаю, что делать. Тебе надо уехать, да?

— Бетси, у меня нет никаких шансов?

Я встаю из-за стола и подхожу к камину.

— Саша, мне тридцать семь лет, тебе двадцать, у нас почти семнадцать лет разницы. Что ты, собственно, хотел от меня? Любовное приключение?

— Я люблю тебя, я хочу жить с тобой всю жизнь.

— Через десять лет мне будет почти пятьдесят, а тебе — тридцать. А еще через десять лет мне будет шестьдесят. Я буду воспитывать внуков, а ты — сорокалетний, полный сил мужчина, будешь нуждаться в близости с молодой женщиной, способной разделить с тобой желания.

— Бетси, хотя бы несколько лет! Сейчас ведь ты так молода. Разве ты не хочешь, чтобы рядом с тобой был человек, который тебя обожает? — искушает он, — Ведь после Джека у тебя никого не было? Как ты можешь жить одна?

— Саша, не надо об этом говорить. Но что будет через несколько лет? Мы расстанемся и я буду одна в том возрасте, когда мне еще больше нужна будет опора в жизни, но я уже потеряю остатки молодости и привлекательности, и мне будет сложнее устроить свою жизнь.

— Бетси, ты обвиняешь меня в жестокости эгоизма.

— Я просто говорю правду. Юность склонна жить одним днем, я же должна заглядывать в будущее.

— Мы все время говорим не о том. С детства я видел, как ты страдала от несчастной любви. Помнишь, как Коко привел тебя к нам, когда тебя бросил муж? Потом я видел, как в твоих глазах была настороженность, когда ты смотрела на своего мужа в Швейцарии. Что у вас происходило, почему ты ушла от него? И потом, уже в Риме, ты страдала одна. Я видел, как ты страдала, когда смеялась и шутила, чтобы никто ничего не заметил, как страдала, когда была с Джеком. Мне всегда хотелось защитить тебя, сделать тебя такой счастливой, что ты забудешь причину, по которой твоя жизнь была полна переживаний.

— Ты хочешь заменить мне Колю?

Он растерянно смотрит на меня, но потом отвечает с раздражением:

— Я ждал этого. Ты думаешь, я хочу быть его соперником? Ты надеешься, что он к тебе вернется! Бетси, он ведь бросил тебя! Он женился на какой-то кикиморе и теперь скучает только о сыне!

— Саша, мы этого не знаем.

— Ты готова его защищать до смерти! Ты все еще любишь его?

— Не знаю, — честно говорю я.

— Вот видишь! Так почему ты хочешь, что бы я уехал? Бетси, я люблю тебя. Когда я тебя долго не вижу, у меня начинается лихорадка, я не нахожу себе места и только одно желание меня преследует — ехать туда, где ты. Мама давно догадалась. Она рассказала мне эту историю с танцором. Но еще она сказала, что мне не на что надеяться.

— Это правда, — киваю я, чувствуя себя виноватой за невольно причиненную боль.

— Знаешь, какой мукой мне было жить с тобой! Стоило мне закрыть глаза вечером, как ты приходила ко мне. Иногда ты ложилась ко мне в постель, иногда просто сидела и болтала со мной, смеялась, как девчонка. Очень редко я мог поцеловать тебя, но чаще я просто держал тебя в объятиях. Ты была такая нежная и теплая, твой запах возбуждал меня до головокружения. Я никогда не мог позволить вести себя слишком вольно, ты понимаешь? Я знаю все о психике и ее возможностях. Если бы я услышал об этом от пациента, я бы знал, что ему сказать. Но для меня это было единственным счастьем. Я не хотел терять тебя даже в таком иллюзорном обладании. Но когда в Рождество я почувствовал твое тело в своих руках — тебя, настоящую, живую и теплую, твою кожу под своими губами, твой аромат — я сошел с ума. Я понял, что никогда уже не смогу вести себя с тобой, как прежде.