— Я сам не сделал даже предложения, я забыл. Я просто поймал Елену на лекциях и спросил, когда же мы пойдем расписываться, а она решила, что я тоже с ней вместе должен расписаться за выданные учебные пособия, и спокойно так говорит: можно после лекции забежать. Тут уж я ошалел и спрашиваю — а родители твои согласны? А она мне так удивленно: а зачем? Расписались мы, правда, только через неделю. А вы как хотите? Если, конечно, Лиза согласна.

— Я конечно согласна, но думаю, что так спешить мы не будем? Моих родителей все-таки придется поставить в известность.

Мы решаем, что самое подходящее время для свадьбы — конец августа. Жить мы, безусловно, будем у них.

Когда, вернувшись домой, я рассказываю Наташе, что выхожу замуж, она смотрит на меня, как на чудовище.

— А как же Коля? Ты его разлюбила?

— Наверное, он меня не любит, — я и забыла, что когда-то придумала это, — Я выхожу за того, кто сделал мне предложение.

Наташа в недоумении, но она обожает любовные истории и начинает с жадностью меня расспрашивать.


О том, что я выхожу замуж, Коле сообщает сестра и он ко мне не приходит. Встречаемся мы несколько раз в филармонии и ведем себя как друзья. В это время я уже вся полна Сергеем. Мы редко видимся, настолько заняты перед сессией, иногда встречаемся лишь по дороге домой, но каждая минута, проведенная вместе, очень важна для меня. Я пытаюсь понять его и узнать как можно больше. Мне трудно судить. Я только понимаю, что он одержим Японией. Все разговоры сводятся к ней. Я лишь надеюсь, что он впитал от своих родителей все, что мне так нравится в них. С Иваном Семеновичем и Еленой я подружилась. Они всегда спрашивают о моих делах и проблемах, Елена рассказывает мне смешные истории о своих студентах.

Сдав сессию в самый разгар белых ночей, мы бросаемся друг к другу в полном изнеможении и опять начинаем бродить по городу, по музеям, ездим в Комарово на дачу. Лежа на пляже, я все время приглядываюсь к Сергею, пока он играет в волейбол с друзьями с соседних дач. Я влюблена и он мне кажется лучше всех: небольшого роста, чуть выше меня, изящный и подвижный, с темно-каштановой челкой, все время падающей на глаза, светло-карие, как густой янтарь. Его взгляд словно греет меня. В Комарово мы предоставлены сами себе. Я веду хозяйство, готовя попеременно яичницу или сосиски с зеленым горошком, что не вызывает никаких нареканий, валяюсь в саду с книжкой, подкладывая под Монтеня Сименона на французском. Детективы, если они не японские, вызывают у Сергея глубокое презрение. Вечером мы бродим по побережью в призрачном свете белой ночи или сидим у камина. Я обожаю живой огонь и могу часами смотреть в него, как загипнотизированная. Оторвать от этого меня могут только его поцелуи. Наконец, я соблазняю Сергея прямо на полу у камина. Получается нечто среднее между моим теоретическим описанием и добропорядочными супружескими объятьями. Сергей счастлив, а я, лежа ночью в своей комнате, не знаю, радоваться мне или печалиться полученной возможностью сравнивать. Я сделала свой выбор до этого и теперь пытаюсь себя убедить, что не в этом счастье и, возможно, все еще наладится. Оно и налаживается потихоньку, наши в меру страстные любовные объятия доставляют мне большое эмоциональное удовлетворение. Сергей все-таки умеет так все обставить, что я чувствую себя принцессой. А с принцессой ведь не ведут себя, как с девкой. Так я убеждаю себя, что я счастлива совершенно.


В июле с сестрой и мамой я уезжаю на море. Месяц в Крыму с сестрой, которая понимает меня с полуслова — месяц отдохновения. Мы читаем вслух друг другу Цветаеву, Булгакова и найденный в Сережиной библиотеке роман Олдингтона «Все люди — враги», изданный до войны. Эта история приводит нас в восторг, мы перечитываем понравившиеся места и без конца обсуждаем щемящую любовную историю. О моей любовной истории сестра деликатно молчит, а мне тоже не хочется обсуждать подробности, я просто люблю Сергея и все. О том же, что тогда произошло у нас с Колей, мы никогда не заводили разговор, хотя она и догадывалась, что я все-таки добилась своего. Я чувствовала, что она меня осуждает: она всегда любила Колю и была на его стороне, подозревая, что для меня это всего лишь каприз.

Свадьбу я плохо запомнила. Помню только бестолковую церемонию во Дворце, когда мы перепутали кольца: Сережа одел мне большое, и я потом безуспешно пыталась одеть ему свое маленькое колечко. После этого меня разбирал смех все время речей и поздравлений до завершающего поцелуя. Помню еще, как позднее Толя жаловался моему мужу, что не успел меня перехватить, хоть и был влюблен еще со школы. От Коли с букетом белых лилий я получила отличную репродукцию Ван Донгена с подписью «Бетси».

Наша супружеская жизнь никак не меняет наш образ жизни, а образ жизни у нас слегка разный. Сережа занимается с утра и до позднего вечера, на кафедре и дома, я же могу себе позволить часа два-три уделять семье и развлечениям, но моя семья в это время в отсутствии, даже если и дома. Хозяйством мне не позволяют заниматься, Елена бурно протестует против варварского разбазаривания времени. Раз в неделю приходят из «Невских зорь» и убирают квартиру, постельное белье и рубашки сдаются в прачечную, обслуживают все себя сами вплоть до стирки носок. Обедаем мы все в столовой в университете. Я удивлена, но мне-то что! На завтрак и ужин я пытаюсь все-таки что-нибудь приготовить, но это не ценится. Вернее, мне говорится масса комплиментов, но все они сводятся к тому, что я пожертвовала своим бесценным временем и т. д. и т. п…

Но в первый же день после свадьбы я получаю урок. Утром, выйдя из ванной, я в халатике сажусь за стол и вдруг замечаю, что все одеты безукоризненно. Я извиняюсь и вскакиваю бежать одеваться, меня конечно удерживают, уверяя, что ничего не случилось, но больше я себе такого не позволяю. К ужину все переодеваются, мужчины в пиджаках. Вскоре я уже не представляю, что можно перехватить кусочек на кухне. Этот кусочек надо положить на тарелку, отнести в столовую, сервировать старинным столовым прибором и льняной салфеткой и съесть.

Второй урок я получаю от любимого мужа. Когда я, позавтракав и поработав над переводом, собираюсь к третьей лекции, подкрашивая ресницы у зеркала, Сергей подходит ко мне, обнимает сзади и, глядя на меня в зеркало, спрашивает:

— Лиза, почему ты думаешь, что твоим однокурсникам важнее видеть тебя хорошо причесанной и накрашенной, чем твоему мужу? В Японии есть даже закон, по которому муж может развестись с женой, если она некрасиво спит. То, что он днем видит ее безукоризненной — само собой.

Я поворачиваюсь к нему и чмокаю в нос.

— Хорошо, дорогой, я не дам тебе повода к разводу!

Теперь я встаю на 15 минут раньше и успеваю привести себя в порядок.


С развлечениями в этой семье сложнее. После ужина мы какое-то время сидим в столовой, беседуя, и это великолепно. Я очень люблю такие беседы. Иван Семенович прекрасный рассказчик и ему есть что рассказать. Елена, остроумная и очень доброжелательная, заводит со мной легкие пикировки о современной молодежи и всегда интересуется моими успехами. Она одна может увлеченно обсуждать со мной французскую и итальянскую литературу. Сережу это совершенно не интересует. Несколько раз я пытаюсь вытащить мужа в театр или филармонию, но он наотрез отказывается так бездарно тратить время.

— Лизочка, сходи с сестрой или с кем-нибудь еще.

Я начинаю ходить в филармонию, как и раньше, два-три раза в неделю с сестрой или с подругами. В перерыве ко мне часто подходит Коля. Мы разговариваем, сначала несколько натянуто, как не очень хорошие знакомые, потом все более и более похоже на наши детские разговоры — увлеченно и откровенно.

— Ты как будто молчала сто лет! — замечает Коля.

— Мы еще не совсем притерлись, в наличии некоторое несовпадение интересов. Я думаю — это временно.

— Бетси, вы что, совсем не разговариваете?!

— Да нет, почему. О Японии мы можем говорить с утра и до вечера. И с Еленой — обо всем остальном.

— О, господи!

— Коко, не расстраивайся, это все — пока мы учимся. Я ведь тоже могу часами говорить о стилистических особенностях эпистолярного языка отдельных героев «Опасных связей» де Лакло. Как твой диплом, хватит сил написать?

— Да, с этим все в порядке. Бетси, у тебя все хорошо? Ты ни о чем не жалеешь?

Я не знаю, что сказать, поэтому пожимаю плечами.

— Коко, давай об этом никогда больше не говорить, хорошо?

В вестибюле уже никого нет, второе отделение началось. Коля обнимает меня, как ребенка, и замирает, поглаживая по спине.

— Без тебя иногда бывает так пусто!

— А как было мне, когда ты уехал учиться? Мы ведь с тобой так связаны.

— Да, тогда пять лет казались непреодолимой разницей и ты была моей любимой девочкой.

— А сейчас разве я не твоя девочка?

-Ты чужая жена.

— Но и твоя девочка! — упрямо говорю я.

Вечером я рассказываю Сереже, что в филармонии встречаю иногда друга детства, мы много разговариваем и он провожает меня домой.

— Ну, вот и хорошо. Ты в него не влюблена, случайно?

— Нет, я знаю его с тринадцати лет, он тогда заканчивал школу, а сейчас пишет диплом на матмехе. А что было бы, если я влюблена в него? — с любопытством спросила я.

— Ничего. Мне было бы неприятно.

— Неприятно?! Первый раз слышу, чтобы так говорили!

— Лиза, не придирайся к словам. Я хочу сказать, что это мне не понравилось бы, но убивать вас из ревности я бы не стал.

— Вот и отлично, — жизнерадостно подвожу я итог, — Делать то, что тебе неприятно, я не собираюсь!


Так идут месяц за месяцем. Замужем я или нет — я не могу понять. Семьи никакой у меня нет, скорее я получила новых родственников, которые меня полюбили, и у меня есть мужчина, с которым я каждую ночь ложусь в постель и иногда занимаюсь любовью, больше он никакого влияния на мою жизнь не оказывает, а тем более, я — на него. Его привычки, целенаправленность, планы дальнейшей жизни и работы — все давно запрограммировано. Я удивляюсь, как он в этом не похож на своих родителей. Иван Семенович милейший человек и при своей необыкновенной занятости очень отзывчив. Он может бросить все и заняться только моими делами, если бы я осмелилась попросить его об этом. Елена вообще моя любовь. Мы обожаем друг друга и разговариваем, как подруги. Но и она не подозревает, что я чувствую голод по простым человеческим отношениям.