Не в силах разлепить веки, я застонала и зарыла голову в подушку с твердым намерением еще немного поспать.

Кровать скрипнула и задрожала. Я почувствовала сзади на шее теплые, упругие губы.

— С добрым утром, мой ангел.

— Похоже, ты очень доволен собой, — пробормотала я.

— Если честно, то скорее я доволен тобой.

— Сексуальный маньяк.

— Да нет, я просто следовал твоим предложениям по антикризисному управлению, но секс, как всегда, был просто феноменальным. — Он просунул руку под простыню, которой я накрылась до пояса, и схватил меня за ягодицы.

Я подняла голову и обнаружила, что Гидеон сидит на кровати, прислонившись спиной к изголовью, с ноутбуком на коленях. В своих домашних штанах на завязке он смотрелся просто обалденно, и у меня сразу потекли слюнки. К сожалению, в отличие от него, я наверняка выглядела далеко не ах. К Гидеону я вернулась еще вчера, после того как развезла девушек на лимузине по домам. Потом мы с ним решили продолжить и веселились до рассвета, в результате я без сил рухнула на кровать с мокрыми волосами после душа на скорую руку.

Обнаружив возле себя Гидеона, я буквально расцвела от удовольствия. Ведь он спал в гостевой комнате, рядом с которой был удобный кабинет. Но несмотря на то что я находилась в бессознательном состоянии, предпочел работать в постели возле меня. Все это ужасно льстило моему самолюбию.

Я повернула голову в сторону часов на прикроватном столике, но мой взгляд невольно упал на запястье.

— Гидеон… — Меня сразу заворожили часы, появившиеся на моей руке, пока я спала. Часики в стиле ар-деко, усыпанные множеством крошечных бриллиантов, на ремешке из кремового шелка. На перламутровом циферблате красовались сразу две марки: «Патек Филипп» и «Тиффани». — Они роскошные.

— Во всем мире таких только двадцать пять. Поэтому они почти настолько же уникальны, как и ты сама. Ну, что скажешь? — улыбнулся он.

— Они мне очень нравятся. — Я встала на колени. — И ты мне очень нравишься. — И когда он отложил в сторону ноутбук, я оседлала его, повиснув у него на шее. — Спасибо тебе, — прошептала я, тронутая его заботой.

Должно быть, он успел купить часы, пока я была у мамы или тусовалась с подругами.

— Хм… Обожаю, когда ты голенькая и обнимаешь меня. Скажи, что я должен делать, чтобы заслужить ежедневные объятия?

— Просто оставайся собой, Ас. — Я потерлась щекой о его щеку. — Ты единственное, что мне нужно.

Я вылезла из постели и, зажав в руке янтарную бутылочку, прошлепала в ванную. С отвращением выпив содержимое бутылки, я почистила зубы, вымыла лицо и причесалась. Затем надела халат и вернулась в спальню. Гидеона там уже не было, открытый ноутбук лежал на кровати.

Гидеона я нашла в кабинете. Он стоял, скрестив на груди руки, широко раздвинув ноги, и задумчиво смотрел в окно, откуда открывался вид на весь город. Не с высоты птичьего полета, как из окон его пентхауса или из офиса в Кроссфайре, а гораздо ниже, так сказать, ближе к земле. Здесь его связь с городом была более интимной.

— Я не разделяю твоих опасений, — говорил он во встроенный в наушник микрофон. — Да, я отдаю себе отчет о рисках… Перестань болтать. Вопрос закрыт и не подлежит обсуждению. Составляй договор так, как и было решено.

Поняв по металлу в его голосе, что разговор серьезный, я решила не мешать. Я так и не смогла точно определить, что там было в той бутылке. Наверное, витамины и какой-то алкоголь. Словом, выпивка для опохмелки. Напиток приятно согрел желудок, но меня сразу потянуло в сон, поэтому я прошла на кухню за чашкой кофе.

Подзарядившись кофеином, я расположилась на диване, чтобы проверить сообщения на своем смартфоне. И нахмурилась, обнаружив, что пропустила три звонка от папы, все в районе восьми утра в Калифорнии. Кроме того, нашлась еще дюжина пропущенных звонков от мамы, но общаться с ней раньше понедельника я не хотела. А еще там было сообщение от Кэри, буквально кричавшее: ПОЗВОНИ МНЕ!

Предварительно глотнув крепкого кофе, я сперва перезвонила папе.

— Ева!

Я сразу поняла: что-то случилось. И невольно выпрямилась.

— Папа… У тебя все в порядке?

— Почему ты не рассказала мне о Натане Баркере? — В его голосе звучала неподдельная боль. У меня мурашки поползли по спине.

Твою мать! Он знал. У меня задрожали руки, и я пролила горячий кофе прямо себе на бедро и руку. Но даже не почувствовала боли. Я была в панике от папиной реакции.

— Папа, я…

— Как ты могла ничего мне не сказать?! А Моника тоже хороша! Боже мой… Почему она молчала?! — судорожно вздохнул он. — Я имел полное право знать!

У меня защемило сердце. Мой папа — человек, способный потягаться с Гидеоном своей выдержкой, — кажется, плакал.

Чувствуя, что начинаю задыхаться, я поставила чашку на кофейный столик. После смерти Натана с его дела несовершеннолетнего правонарушителя был снят гриф секретности, и таким образом все ужасы моего прошлого стали доступны любому, имеющему возможность получить доступ к некогда закрытой информации. И у папы, как у полицейского, такая возможность, естественно, была.

— Но ты ведь ничего не мог поделать. — Я испытала самый настоящий шок, но ради папы постаралась взять себя в руки. Мой смартфон запищал, сообщая о входящем звонке, но я решила его пропустить. — Ни тогда, ни после того.

— Я мог быть рядом с тобой. Мог позаботиться о тебе.

— Папочка, ты и так сделал все, что мог. И самое главное — свел меня с доктором Трэвисом. Что изменило всю мою жизнь, поскольку я смогла решить свои проблемы. Невозможно передать словами, как помогли мне консультации доктора Трэвиса.

Он застонал, и стон его был полон душевной муки.

— Я должен был сражаться за тебя с твоей матерью. Ты должна была жить со мной.

— Господи! — У меня все перевернулось внутри. — Ты не вправе обвинять маму. Она понятия не имела, что происходит. А когда все открылось, то сделала максимум возможного…

— Она не сказала мне! — закричал он так громко, что я даже подпрыгнула. — Она обязана была сказать, черт побери! И как она могла не знать?! Ведь наверняка имелись следы… Как она могла их не замечать? Господь всемогущий! Ведь я видел их, когда ты приезжала в Калифорнию.

Я всхлипнула, не в силах больше сдерживаться:

— Я умоляла ее не говорить тебе. И заставила ее дать мне твердое обещание.

— Ева, ты ничего не могла решать. Ты была тогда ребенком. И она лучше тебя знала, что надо делать.

— Прости! — заплакала я. Непрерывный звуковой сигнал, говорящий о непринятом звонке, довел меня уже почти до белого каления. — Прости. Я не хотела, чтобы Натан причинил зло тем, кого я люблю.

— Решено. Я еду к тебе, — неожиданно спокойно произнес отец. — Вылетаю ближайшим рейсом. Позвоню, как только самолет приземлится.

— Папа…

— Я люблю тебя, моя дорогая. Ты для меня все на свете. — И с этими словами он дал отбой.

А я осталась сидеть в полуобморочном состоянии. Ведь теперь он будет есть себя поедом, и я не знала, что с этим делать.

Телефон в руке завибрировал, я посмотрела на экран, увидела мамино имя и решила не отвечать.

Поднявшись на дрожащих ногах, я бросила смартфон на низкий столик, словно телефон жег мне руку. Нет, сейчас я была просто не в состоянии с ней разговаривать. Я вообще не желала ни с кем разговаривать. Мне нужен был только Гидеон.

Спотыкаясь и задевая плечом стенку, я прошла по коридору. Услышала голос Гидеона и, обливаясь слезами, ускорила шаг.

— Я очень ценю твою заботу обо мне, но нет, — тихо, но твердо сказал он, и его голос звучал совсем не так, как во время невольно подслушанного мной разговора. Гораздо ласковее и интимнее. — Конечно, мы друзья. Ты знаешь почему… Я не могу дать тебе то, что ты ждешь от меня. — (Я завернула за угол и, уже войдя в кабинет, увидела, что он сидит с низко опущенной головой и внимательно слушает.) — Прекрати, — произнес он ледяным тоном. — Коринн, со мной эти штучки не пройдут.

— Гидеон, — прошептала я, вцепившись в дверной косяк так, что побелели костяшки пальцев.

Он поднял голову, резко выпрямился и вскочил на ноги. Сердитая гримаса мигом исчезла с его лица.

— Мне надо идти. — Он вытащил наушник и бросил на стол. — Что случилось? Тебе плохо?

Я бросилась к нему, и он с ходу поймал меня. Обнял, притянул к себе, и мне сразу стало легче.

— Папа все обнаружил. — Я прижалась лицом к его груди, в ушах до сих пор звенел полный боли голос отца. — Он знает.

Гидеон сжал меня в объятиях и принялся ласково укачивать. И тут у него зазвонил телефон. Тихо выругавшись, Гидеон вывел меня из комнаты. Надрывный звук двух одновременно трезвонивших телефонов только усилил мое беспокойство.

— Давай посмотрю, кто там тебя добивается, — предложил Гидеон.

— Это мама. Не сомневаюсь, что папа уже успел ей позвонить, а он страшно зол на нее. Господи, Гидеон… Он просто раздавлен.

— Я вполне могу понять его чувства.

Гидеон отнес меня в гостевую спальню и ногой прикрыл за собой дверь. Уложив меня на постель, он взял с прикроватного столика пульт и включил телевизор, потом убавил звук, так что в комнате слышались только мои судорожные рыдания. Лег рядом и принялся нежно поглаживать по спине. А я все плакала и плакала — до тех пор, пока не кончились слезы.

— Скажи, что надо делать, — попросил Гидеон, когда я успокоилась.

— Он едет сюда. В Нью-Йорк. — При этой мысли у меня скрутило желудок. — Думаю, постарается вылететь прямо сегодня.

— Когда будешь знать точно, я поеду с тобой встретить его.

— Ты не можешь.

— Черта с два не могу! — беззлобно ответил Гидеон.

Я протянула ему губы и тяжело вздохнула, когда он поцеловал меня.

— Нет, мне правда нужно поехать одной. Папа задет в лучших чувствах. И вряд ли захочет, чтобы кто-нибудь еще видел его в таком состоянии.