Водитель лениво курил, сидя на краю эстакады и свесив вниз ноги. Был ли это тот же, что и накануне, Артём не разглядел, да и не хотел разглядывать. Нацепив фартук, он вдруг вспомнил про плеер: хотелось отвлечься, расслабиться, не сосредотачиваясь ни на чем.

Музыка привела в чувство. Артём начал бодро таскать коробки и перекладывать их в рефрижератор. Затем Макар прикатил целую телегу, и они вдвоем втолкнули ее в прицеп, так проще и легче было перегружать мороженое. Макар о чем-то говорил ему. С потолка снова капал холодный конденсат, капли скатывались за шиворот. Почему-то думалось об Ане, а не об Алине.

«Что это со мной? – размышлял Артём. – Только расстался с одной и уже завел себе другую? Но ведь это не отношения. Мы притворяемся, никакие это не отношения. Мы просто хотим помочь друг другу не грустить, помочь думать о чем-нибудь хорошем и светлом, не вешать нос…».

Коробка выскользнула из рук и больно ударила по ноге. Артём не успел докрутить мысль в собственной голове. Она была прервана резкой болью. Он потер ногу, что-то сам себе сказал, но в наушниках звучала музыка и Артём не расслышал сам себя.

«У нее и у меня никого нет, нас бросили, – Артём грузил коробки дальше, забивая их к стенкам прицепа. – Что нам остается делать? Притворяться, что нам хорошо, замечательно, и все у нас в полнейшем порядке. Хотя, когда мы с ней, у нас все точно в полном порядке. Не плакать же мне и убиваться из-за того, что Алина оказалась такой…».

Артём присел на коробки и стал вслушиваться – не в свое дыхание или звуки, что были вокруг и которых он не слышал. В слова. Артём даже поправил наушник в левом ухе, постоянно выпадавший, когда он вытирал пот о руку.


Время движется под музыку в ритме танго:

Забавная ассоциация, ничего не скажешь,

Еще и ангелов к этому делу приплетают,

Падших, конечно.


Они смотрят друг другу в глаза,

А в них показывают кино.

И они понимают, что кино как раз про них,

И все близится к развязке.


Спрячем слезы от посторонних,

Все равно подумают о нас не так,

Как думаем мы,

А мы не такие, как все.


Конечно, простим друг друга,

Кто же это еще сделает,

Кроме нас.

И снова про это движение в ритме танго.

Кто, интересно, все это придумал?


Они смотрят друг другу в глаза,

А в них показывают кино.

И они понимают, что кино как раз про них,

И все близится к развязке.


«Только что Валерий Меладзе спрятал слезы, а заодно и сопли, от посторонних – зазвучал, затарахтел ничего не выражающий голос ди-джея.

– Видимо, высморкался наш уважаемый не куда-нибудь, а в кулак. Кстати, прекрасная идея, всем рекомендую, если вы забыли дома носовой платок. Практически уже пять утра в Петербурге, впереди у нас…».

Артём выключил радио и свернул наушники. «Вот что за привычка портить прекрасные песни такими идиотскими комментариями? Сам пукни в кулак и всем расскажи, как это здорово и романтично – возмутился Артём. – Дурацкие песни комментируй, а нормальные не надо».

Артём взглянул на стоявшие на эстакаде телеги. «Осталось немного, надо приналечь» – подбадривал себя он, пытаясь побороть приступы усталости, ломоту в ногах и руках. А сам повторял чуть слышно, местами просто шевеля губами:

– Спрячем слезы от посторонних, печали нашей никто не понял, – он вздохнул. – Почему я не слышал этой песни раньше? Ведь она же про меня. И про Аню. А, может быть, слушал, но не слышал, о чем там поется? Да, точно, так и есть, самое интересное чуть не прошляпил!

– Эй, Тёма, кому ты там молишься? – судя по голосу, Макар тоже валился от усталости. – Не молиться надо, а коробки переставить. Давай, помоги мне, я уже еле на ногах держусь. Ты-то вторую ночь грузишь, а я неделю до этого без выходных каждую ночь в таком режиме.

– А выходные-то собираешься брать? – Артём встал рядом и стал плечом подталкивать телегу, которая явно была перегружена. – Без выходных же нельзя!

– Да знаю я…. Вот здесь еще подтолкни…. Хорошо…. Ставь, я тебе передам. Просто моя уехала в Грецию, а мы заявление в ЗАГС собрались подавать. А там сам понимаешь – свадьба, расходы, нужны деньги, и еще какие! Хотя мы решили расписаться тихонько, без особых торжеств, без смокингов, платьев и прочей дребедени. Сэкономим деньги, поедем в путешествие. Куда – не знаю, но поедем. Может, в Париж, может, в Стокгольм. Да, наверное, с Хельсинки и Стокгольма начнем. Я никогда там не был. Интересно, какие они, эти города? А ты был там?

– Неа – ответил Артём. – Тоже очень хочу получить загранпаспорт, в конце концов, и съездить куда-нибудь. Тоже с Хельсинки хочу начать. Тут ехать-то всего-ничего!

Последняя телега – и все коробки с нее аккуратно расставлены вдоль стенок рефрижератора, часть на поддонах, часть на подстеленных огромных листах картона. Артём замерз, пару раз даже закашлялся. В прицепе было холодно, неприятно дуло с эстакады, а на улице, несмотря на ночь, вовсю царствовала духота.

– Ну вот, восемнадцать тонн – процедил сквозь зубы Макар и сплюнул на потрескавшийся асфальт. – Можно собираться по домам.

Водитель подошел и с грохотом захлопнул дверцы прицепа.

– Вот – буркнул он, дымя сигаретой, и вручил Артёму и Макару по двести рублей.

Это был тот же самый водитель, что и накануне. Выглядел он крайне уставшим и явно не был настроен на общение.

В цеху стоял привычный шум. Две линии работали, у другой суетились упаковщицы, вооружившиеся тряпками и ведрами. Попахивало хлоркой. Артёму нравился этот запах. Он напоминал ему о чистоте и порядке, который он так любил, но которого в жизни, в том числе и в общежитии, достичь было сложно. Странно, но за погрузкой коробок он забыл о том, что договорился с Аней о встрече у него.

«Так, главное не забыть немного прибраться, а остальное как будет – пускай так и будет», – заметил он и щелкнул пальцами Аня помахала ему рукой издалека и сразу сделала вид, что между ними ничего нет и не было, и принялась тщательно намывать конвейер. Снова Артём обратил внимание на ее тонкие руки и хрупкое тело.

«Надо же, а мне оно показалось таким сильным, – подумал он, – Неужели темнота настолько меняет людей? Или чувства? Или страсть? Интересно, а каким выглядел там я? Нет, секс верхом на сломанной телеге – это экстрим, надо бы устраивать что-то менее будоражащее».

– Вот тебе пропуск твой, иди отсыпайся, – Василия явно был доволен тем, что столько удалось сделать, и всего за одну смену. – Кстати, не возражаешь, если завтра ночью снова попрошу тебя с Макаром машину загрузить? Снова тонн пятнадцать-восемнадцать, еще не знаю точно. А?

– А чего мне возражать? И разве у меня есть выбор?

– Ага, все правильно понимаешь, это хорошо. Просто ты маленький у нас еще. Восемнадцать тебе когда исполнится?

– В сентябре – не задумываясь, ответил Артём.

– То-то и оно! Ладно, нет у меня времени, беги домой, отдыхай!

Артём, перепрыгивая ступеньки, пробежал по металлической лестнице наверх, за пару минут переоделся и долго вертел в руках двести рублей, думая, на что их можно потратить, чтобы порадовать Аню. Город в шесть утра понемногу просыпался. Еще не грохотал и не чадил транспорт, проезжая вдоль небольшого парка у промзоны, где Артём обычно шел к общежитию. Хозяева не выгуливали собак, не кричали дети. Даже электричка на подходе к платформе издавала какой-то по-особенному нежный гудок, будто извиняясь за попорченную тишину и чье-то пробуждение.

Если свернуть по парку немного вправо, то тропинка вела к огромному гипермаркету. Артём в него иногда ходил – когда были деньги и время. Бывая там, он с недоумением замечал, что многие, не выглядевшие голодными и одетые с иголочки, слонялись в раздумьях о том, чего бы купить для того, чтобы захотелось есть.

– Скажите, а это вкусно? – спросила как-то у Артёма молодая женщина в меховой накидке, замшевых сапогах и с кольцами, лихо нахлобученными по несколько штук на короткие кривоватые пальцы. – Вы это едите вообще?

Артём в тот момент вертел в руках банку икры минтая, а та дама с серьезным видом разглядывала банку красной икры, стоившую больше, чем стипендии Артёма и его заработки на халтурах за три месяца.

– Ем, а что?

– Просто интересно, хочется чего-нибудь новенького – простонала дама.

В ее голосе не было ни грамма шутки или сарказма. Артём это почувствовал, и ему стало искренне жаль эту женщину, очевидно, никогда и ни в чем не испытывавшую нужду, и от этого страдавшую.

– Знаете, икру минтая хорошо как закуску к водке или пиву – как можно более тактично сказал Артём. – Намазываете на кусочек черного хлеба или на булку, просто сказочно получается. А еще можно салат сделать, туда еще картошку в мундире и яйцо порезать.

– И это вкусно? – снова с недоверием переспросила дама.

– Вы себе не представляете, насколько! Как говорится, соотношение цены и качества приятно радует, – Артём позволил себе отпустить шутку, понимая, что рискует просто ни с того ни с сего обидеть человека.

Дама внимательно рассмотрела банку, вслух прочла «Икра минтая соленая пробойная», задумалась, положила банку в корзину и медленно направилась бродить по магазину дальше, даже не поблагодарив Артёма за гастрономический ликбез.

«Что ей купить? Что может понравиться? – Артём судорожно перебирал в памяти то, о чем они говорили с Аней на предмет упоминаний о еде. – Так, пиво, бутерброды, пельменей надо взять, да и макароны не помешают, а то у меня уже ничего нет. А, может, она хочет что-нибудь молочное? Нет, мороженое я точно не донесу, да и противно, смотреть на него уже не могу. А что, это мысль. Ведь ее от мороженого и от сладкого наверняка уже тоже тошнит! Все верно».

Уже стоя в магазине, Артём раскрыл бумажник. Двести двадцать рублей, плюс мелочь, плюс еще двести, заработанные сегодня. «Да я просто олигарх какой-то» – Артёму не нравилось это слово, олигарх, но, борясь со сном, он не подобрал какого-то другого.