Ольга Резниченко - Спиною к будущему

Это уже… переходит все границы.

Да и… тем более, этот урод такие суммы загибает, что любой, падкий на деньги, автомеханик отдыхает.

Нервно тереблю в руках телефон. Бегаю взглядом по списку контактов, дергая пальцем ползунок.

Еще минуты — и решаюсь. Открыть "сообщения"… и выудить оттуда номер своей «Золотой рыбки».

* * *

Прошло где-то около часа, как вдруг кто-то резво ворвался, без стука и приличия, в кабинет.

От увиденного обомлели полицейские. Но затем, отойдя от шока, спешно задвигались, задергались, в момент сорвались с кресел, выравниваясь по струнке, и отдали честь.

— КАКОГО ХРЕНА?! Я звоню, звоню вам — а у вас ни одна живая душа трубку не берет!

— Т-так у нас… это, — едва слышно, с опаской начал говорить молоденький оперативник, но затем вмиг заткнулся.

— ЧТО? — рявкнул тот на него.

— На той неделе номера сменили, должны были всех… известить.

— Х*ить! Везде бардак! С хрена ли мне тут звонят… уважаемые люди и говорят, что вы тут какую-то бабу прессуете?!

— Мы? — опешил участковый, округлив глаза. — Не было такого. Вот только девушка с заявлением, да мужчина с ней.

Резко обернулся в мою сторону, а затем снова на своих:

— Сотникова? Или как там ее?

— Д-да.

— Быстро отпустить, или что там…

— Но… там на нее…

— Что? — гневно рявкнул.

— Ничего.

— Вот и всё. А будут вопросы — ко мне посылай, я там быстро разберусь. Свободны.

Разворот — и шаги на выход.

Но, когда уже подался за дверь, желая переступить порог, обмер внезапно. Косой взгляд на меня:

— Мы не знакомы? — нахмурился.

Испуганно качаю (отрицательно) головой.

Хмыкнул.

Движение — и захлопнул с лязгом за собой дверь.

Выдох. Видно, как все расслабились, осели.

Молчаливый, укорительный взгляд на меня.

Быстро взял мой паспорт, закрыл и протянул в мою сторону:

— Свободны.

— А этот… и его машина?

— СВОБОДНА, я сказал! — не сдержавшись, рявкнул на меня, но тут же осекся. — Сам разберусь.

Подчинилась.

Забрала документ.

Несмелый разворот — и пошагала на выход.

… а перед глазами лицо… дяди Игоря.

Того самого взбешенного моего "заступника".

Узнала его. Еще бы… мне и не узнать… своего заклятого врага.

-------

[1] — Клятва российского врача, Утверждена 4-ой Конференцией Ассоциации врачей России, Москва, Россия, ноябрь 1994 г. http://www.med-pravo.ru/Ethics/VowRDoctor.htm

* * *

Чувствовала ли я теперь… себя в долгу перед… моей Золотой рыбкой?

Чего кривить душой? Такой уж я человек — чувствовала. И с каждым днем мне всё больше не давало это покоя.

Иногда доходило даже до нервического смеха. Теперь я в его шкуре — теперь мне бы отдать долг. Вот только, примет ли? И что это должна быть за плата?

И хоть волосы на голове рви, ничего умного так и не придумала.

Еще смущало то, что в тот день в участок сам он так и не приехал, и по телефону не звонил. Причем ни на следующий день, ни через неделю или две. И даже встреч не искал.

Мой знакомый, наверняка, считал, что долг выплачен (с его стороны), а потому можно поставить жирную точку. И, в какой-то степени, эта мысль меня грела, успокаивала, однако… тупое чувство обязанности перед ним было куда сильнее доводов, и оно пожирало меня изнутри, отметая все оправдания.

Чертовы больные тревоги, даже не помню, когда я была в последний раз такой взволнованной и удрученной чем-то происходящим со мной.

В общем, в этот раз решаюсь первой позвонить я.

— Да?

— Привет, Золотая рыбка.

(слышно, как рассмеялся)

— Привет, привет.

Невольно смеюсь и я (смущенно).

— Не поверишь, теперь меня раздирает чувство долга… за помощь.

Хохочет.

— Брось эти глупости. Это было несложно.

— Заставить полковника бегать кросс к участковому, и несложно?

— Даже так? — смеется.

— А то ты не знал?

— Да не особо как-то, в общих чертах только. Без подробностей.

— Не хочешь встретиться? — осмеливаюсь первая на главное.

Замер. Тишина в трубке.

Взволнованно вздыхаю я, чувствую, как потеют от волнения руки.

— Ну что? Че молчишь? — нервно закусила губу.

— Хочу, конечно. Хочу… однако, дел… выше крыши, — звонко вздыхает. — Но я как освобожусь, разгребу всё тут, наберу тебя. Идет?

Выдох (мой) облегчения.

— Буду ждать.

— Ну, тогда… пока?

— Стой, — отваживаюсь на невероятное. — Если это не опасно так, по телефону… можешь сказать… — проигран бой, не решаюсь договорить.

— Что?

Еще раз за и против — и:

— Имя. Как тебя зовут? — смущенно смеюсь. — А то я так и не знаю, как зовут мою Золотую рыбку.

Захохотал.

— Владимир. Володя… Ну, или просто… Вова.

Обмерла я, смакуя услышанным.

— До встречи, просто… Вова.

— До встречи, Ангелина…

* * *

Интернатура — это не так уж просто, как кажется на первый взгляд, пусть даже и под присмотром и опекой близкого человека (названного отца). Чувство страха не покидает ни на мгновение, когда пытаешься принять то или иное решение по поводу пациента. А что… если где накосячишь? Забудешь? Попутаешь?

И, тем не менее, производишь вдох (не делая ставку на то, что тебя обязательно перепроверят и подстрахуют) — ответственно принимаешь решение, как если бы ты был настоящий, полноценный врач, и пишешь нужные назначения, шлешь на конкретные обследования и анализы, делаешь выводы и, в конце концов, лечишь… и даже правильно. Жутко звучит? Жутко, не спорю.

Стараюсь не бегать за советами к отцу, да и он особо не давит, лишь втихую, думая, что не замечаю, перепроверяет, причем временами даже мелкие, промежуточные записи. Я рада, благодарна, за всю эту его дополнительную заботу, приплюсованную к обязанностям контроля, и отдельно за ненавязчивость, но вида не подаю.

Странно всё как-то. Там, в лесу, и не то, что совсем его ("Золотую рыбку") было не жалко. Нет, однако — было проще. Видимо, адреналин в крови моей глушил сопливые эмоции, и решения принимались четко и просто. Здесь же, когда можно тысячу раз все перепроверить, оглянуться, и даже (где-то в глубине души) все же понадеется на дюжий опыт Котова, всё идет туго и нервически.

А особенно бесят случаи, когда поступают "излишне умные" пациенты, которые сами начинают тебя поучать, тыкать мордой в интернет-страницы, которые намного мудрее, нежели ты — "тупой недоучка с шестилетним стажем ничегонеделанья".

При этом, это они еще не в курсе, что ты интерн. Ведь дальше вообще начинается, едва ли не скандал, что, мол, малолетку-убийцу к нему или к ней приставили.

И ты рычишь себе под нос, гневно бранясь лишь где-то в туалете или ординаторской, чтобы никто не видел твою слабость и фиаско.

Бесят. Боже, как же они бесят…

Но есть еще один вид — эдакой пассивной атаки. Зачастую, такие экземпляры поселяются именно в ВИП-палатах. Думая, что, если у них приличная мордашка (но и то не всегда) и много денег (что самое главное), то мы (врачи, медсестры, да и вообще, любой в этом здании) должны в ноги кланяться, боготворить их, а девушки — еще и непременно вожделеть. Да, именно. Пусть только клацнет пальцем — тут же должны кинуться на шею, а то и ниже… в животной жажде совокупиться с божеством.

Мерзко, гадко, и порой… хочется ему пулю в лоб пустить.

Ярухин. Яркий экземпляр этой прослойки общества.

Отвратительный жирдяй, который готов тебя по морде ляскать пачкой купюр в подтверждение своей власти и для заманивания в свои почитатели. И, кстати, со многими срабатывает. Быстро некоторые наши коллеги определили золотую жилу и стали ее доить. Не отставали и некоторые медсестры — причем, с надеждой не просто урвать кусок, а едва ли не подселиться к этому паскудному "Казанове".

Но нет же. Разве интересно то, что доступно? И как бы не вилась вокруг него Ленка, как бы не тыкала ему под нос свои… свою грудь, единственного (единственную), кого замечал (достойную для своей царской похоти), — это я.

Я, которая не только не удостаивала его добрым взглядом, но и даже словом.

Тяжело вздохнуть, завидев упертого быка на пороге ординаторской.

— Федор Константинович, ну, что опять? Осмотр проведен, анализы сданы, ждем результатов.

— Мне там так одиноко, Ангелочек. Ну… составь компанию.

— Телевизор посмотрите.

— И что там интересного?

— Фильм какой. Или еще что. Пусть диски привезут родные. Что вы, как первый раз.

— Какие фильмы, когда рядом такая красота?…и душа по ней так тоскует, — подходит, разводит руки в стороны, пытаясь меня обнять.

Резко отстраняюсь, вырываюсь, однако внезапно помешал стол — невольно уткнулась.

— Простите, — не без грубости рычу, — но мне надо работать! Вон сколько писанины еще!

Отталкиваю его руки от себя.

— Ну, а потом? — обижено (наиграно) дует губы.

— Что потом? — тяжело вздыхаю.

— Да… что-то покалывает у меня в груди до сих пор. Посмотрите?

Чувствую, что врет же, скотина.

— Хорошо, как разберусь со всем, приду. Но лучше сразу к заведующему подойдите. Сами понимаете, я — интерн, могу чего не заметить. Но сегодня я вас уже осматривала и ничего странного не нахожу. А результаты придут после обеда.