Испуганно кидаюсь на землю, рядом с ней (все еще корячившейся в странной позе, желая, видимо, ровно, спокойно сесть, но то ли в воде, то ли на берегу — сама еще не решила).

— Убери его, молю! — пытаюсь выхватить у нее. Ведь шаги молодого человека четкие и стремительные. Рывок — мой, ее, каждый в свою сторону — и пи***ц. Раскрылся, порвался пакет… Все к хренам собачим посыпалось в воду, да внутрь затекло немало.

Обомлела я в ужасе.

Замерла, сражаясь с приступами смеха, и Лена.

Застыл в оцепенении и Антон.

Еще секунды немой сцены — и первым кинулся спасать происходящее молодой человек, попытка сгрести все в кучу, в пакет, но кроме песка внутри уже ничего толкового, практически, не осталось.

Выдох. Взгляд то на меня, то на Ленку.

— Вы, с*ки… где это взяли?

Похолодело все внутри. Обмерла в испуге и Вышегородцева.

Молчим.

Пристальный, жестокий взгляд снова поочередно каждой в глаза.

— Вы… с*ки…, я спрашиваю…. где ЭТО взяли?

Тяжело сглотнула Ленка. Но еще взгляд ему в ответ в глаза — и не выдержала, рассмеялась.

— С собой принесли.

— Уверена? — гневно, дерзко затряс перед ее лицом пакетом.

Улыбается идиотка.

— Ну, да.

Тяжело сглотнул парень.

— То есть…. если я сейчас кое-что сделаю, проверю, то там… все окажется на месте? ДА? — рявкнул ей в лицо и ткнул, стукнул рукой в нос.

Застыла. Молчит, виновато опустив взгляд.

— Оу-е! — послышалось где-то сбоку от нас. Рычание мотора стихло. Быстрые чьи-то шаги в нашем направлении.

Сидит Белобрысый, выжидает, нервно прожевывает злость.

— Что-то случилось? — обмер рядом с нами троими, сидящими в воде, в непонятных, напряженных позах, Брюнет. — Что это? — кивнул в сторону целлофана, что сжимал в руках Антон.

Дерзкий взгляд на товарища, и, словно скрежет металла, прорычал.

— А ты угадай… что эти суки сделали…

Обомлел. Побледнел.

— И че, прям весь? — едва слышно.

— НЕТ, б***ь, по частям! Остальное в трусы запихнули!

Тяжелый вздох, шаг назад и схватился за голову руками.

— О***ть! А ты?! — рявкнул вдруг в его сторону. — А ты, б***ь, куда смотрел?

— А что я? — живо подрывается, выравнивается на ногах. — Оно в машине лежало под сидением. Кто знал, что эта тварь туда полезет! И как спалила?

— Это Костян ее… наверно.

Внезапно замечаю странное движение Ленки. Еще миг — и, сколько было сил и возможностей, учитывая ее состояние, вмиг срывается на ноги (и на ходу пытаясь восстановить равновесие и выровняться) начинает… бежать. Вдоль берега, куда-то… сама незнамо куда.

— Ох, и дура, — закрыла ладонями я свое лицо, понимая абсурд всей ситуации. Мало того, что полная ж*па, так еще эта дебилка, словно калека, пытается удрать… от кого? От четырех разъяренных парней на тачке? ***ть-колотить! Да еще где? Среди голого поля? Пока до леса домчит. И то, если бы хоть на трезвую. А так, это — приговор. Вместо диалога и попытки разрулить все, снять напряжение, — эта идиотка доводит происходящее до конкретного взрыва… и нам уж точно теперь… п****ц.

Как по команде сорвался резко за ней Белобрысый, на ходу ревя, чтоб Брюнет не спускал с меня глаз.

Ну что ж. Делать нечего. Поддаюсь игре. Едва первый отбежал на более-менее расстояние, как живо подрываюсь.

Растерялся от такой внезапности мой «охранник». Уверенный удар мой в пах ему — и пока, тот скрюченный, согнулся вдове, гоню со всей мочи за этими двумя, наперехват.

Нагнал, поймал Ленку. Схватил за волосы, повалил на карачки. Пару ударов вбок — и сдалась та, перестала сопротивляться.

В момент налетаю и я на него. Старые, заученные, на грани рефлексов движения, и сама не поняла, как этот скот рухнул, скуля, на песок.

Живо хватаю за шкварки девку и тащу ее в сторону леса.

— С*ка! Пусть только оторвемся! Я сама тебе морду разъ***шу!

Заплетается в собственных вялых, непослушных ногах, противной высокой траве и ямах-кочках. Падает уже не раз, таща за собой и меня к земле. Но еще живем, еще сражаемся.

Рычит вдогонку мотор, и всё стремительнее, всё ближе, всё… страшнее (и уже даже не спасает бездорожье и с крюком объезды дюн по твердой грунтовке).

Остаются считанные метры — вот-вот ворвемся с густой бор, оставляя подонков без этой их привилегии. Но уже стуки дверей за спинами — и выстрел.

Завизжала, завопила Ленка, упав на землю, — силой отбивается, сопротивляется моему напору.

— С*ка! Вставай, — пищу отчаянно на грани визга.

— Отвали! — вырывается. Но еще миг — и торопливый бег, громовой топот, вторя взбешенному биению сердца.

Обмерла я, вглядываясь в глаза обреченности. Живо ухватили за волосы обеих и потащили за собой.

Не сопротивляюсь.

Рычу только:

— Она ранена?! ОНА РАНЕНА?!!

Дергаюсь, вырываюсь в итоге, чтоб взглянуть на Ленку, убедиться, что жива, что ничего ей не угрожает, да только, еще одна попытка, еще один взор — и, единственное, что уловила, как метнулась тень, резвый взмах — … и стемнело в глазах.

* * *

Очнулась уже… в какой-то (неизвестной, полупустой, где веяло бедностью, обреченностью и плесенью) квартире. За окном — ночной полумрак, сложно было что-либо толковое различить сквозь тюль, грязное стекло и темень на улице. Невозможно определить, выудить хоть какие ориентиры или, хотя бы, тот же этаж, если придется, сбегая, все же прыгать с окна или балкона.

В комнате же, где все и собрались, — от застывшей у потолка пыльной, пожелтевшей от времени (еще советской) каскадной хрустальной люстры, лениво разливался тусклый медовый свет. Он покорно очерчивал силуэты людей, являя их задумчивые, замученные, хмурые лица, а так же немногочисленную старую мебель (так же истерзанную жизнью, как и всё здесь): покосившийся деревянный стул с затертой спинкой; серое кресло с подранными подлокотниками; того же цвета продавленный, наверняка скрипящий, диван; лакированный стол, на котором (ближе к стене) взгромоздился, грохоча, шипя эхом из недавнего прошлого, пузатый, кинескопный (цветной) телевизор. Пустая ваза у окна, стопка газет, да прочей макулатуры… А на самом краю — остатки скудного пира: начатая бутылка водки, открытые консервы, грязная вилка (небрежно брошенная на столешницу)… да пару пустых рюмок.

Поморщилась я. Голова просто раскалывалась напополам. Уперто ныло в затылке.

Вдох-выдох.

— Жива? — внезапно послышался мужской голос. Невольно перевела глаза в сторону звука. Попытка навести фокус. Белобрысый (с пистолетом в руках). Взгляд (мой) около.

— Где Лена? — шепчу.

— Ты лучше скажи, — подошел ближе, присел на корточки рядом. Дернулась я невольно в сторону, пошатнулась, но не упала: сидела на полу около батареи, впритык. Руки и ноги связаны. — Как вы собираетесь отдавать двадцать штук?

Обмерла я от шока, выпучив глаза.

— А ты, что думала? В сказку попала? Да?

— Слушай, че ты лечишь? — неожиданно отозвался кто-то другой издалека. Сергей. — Та шлюха явно под бутером.

Перекосился от злости, прожевал эмоции Белобрысый; полный гнева взгляд обрушил на парня.

— И че, б***ь? А сп****ла кокс. Дальше что? Может, еще ты хочешь за них пробашлять?

Скривился, отвернулся, смолчал.

— Где Лена? — не унимаюсь я.

Рассмеялся вдруг Антон.

— Она бы о тебе так думала, как ты о ней.

— Она ранена? Да?

Округлил от удивления глаза.

— Сх** ли?

— Ты же стрелял, — вмешивается вновь Сергей. — Нет, она в порядке. Стреляли в воздух.

Одобряюще, коротко кивнула я и замерла.

— Лена. Лена твоя… Лена вот уже решила, как будет отдавать. И ты думай. Так и быть, скощу немного, шестнадцать. И то, это слишком много, как для таких шмар. Как раз он нас, четверо. По двое парней на каждую. Отработаете, бабло одна из вас или как там, потом решим, притащит — и в расчете.

Тяжело сглотнула я слюну. Молчу, потупив взгляд.

— Отвали от нее, заплатят деньги — и пусть валят, — отозвался Сергей.

— Ну, че же? Не зря же там сейчас девка за дверью пыхтит, — шаги по комнате, замер у какой-то двери. Постучал рукоятью пистолета. — Эй, вы как там? Живы еще?

— Иди на**й! — послышался мужской крик, а затем странный стук, словно чем-то кинули вдогонку. Женский смех. — Что? — вдруг уставился мне в глаза, завидев мой пристальный, изучающий, но и полный замешательства, взгляд. — Не веришь, что добровольно?

Молчу, лишь виновато опускаю глаза.

Вдруг движение, скрип, дернулась я, переведя взор: и передо мною встала вся картина без догадок.

Спиною к нам, явно без особого принуждения, активно скакала на ком-то в кровати моя Ленка, ничего не стыдясь и не боясь.

Отвела я глаза в сторону, не желая больше видеть этот жуткий позор.

Похотливые стоны, движения, смех — женский смех. И это после всего случившегося…

— Что ты? Не нравится что ль?

Молчу.

— Вот и ты… думай… — повторил задумчиво Белобрысый.

— Да закрой ты! — внезапно рявкнул взбешенно Сергей, встал и прошелся по комнате, а затем вовсе вышел в коридор.

— О-хо-хо! Еще один! Гребанные снобы.

Рывок — и послышался хлопок двери. Поддалась — взглянула на подонка.

Застыл, рассуждая про себя о чем-то.

Вдруг шаги ближе и, застыв на коротком расстоянии, наклонился, упершись руками в колени. Глаза в глаза.

— И что ты мне хочешь впарить, что ты не такая, как твоя подруга? Что это — нелепость, стечение обстоятельств, простое невезение, что ты с ней и вы такое вытворяете?