Доктор Нонна - Спасительная ложь

В их деревне осталась одна (раньше их было четыре) знахарка – Тимофеевна. К ней со всей России приезжали за помощью: она готовила отвары, рьяно молилась, шептала что-то, и часто люди исцелялись.

Проницательная, жесткая старуха всегда всем говорила правду:

– Сейчас тебе полегчает, сынок, а к лету ты помрешь…

Так обычно и случалось. Она никогда не ошибалась. Из-за этой старухиной прямоты Надежда долго не решалась привезти к ней Артура. Она сама, по советам Тимофеевны, делала сборы, отвары, мази и привозила все это Артуру. Голова у Артура работала четко. Он даже начал описывать свое состояние в научной статье. Конечно, писала за него Надежда, а он диктовал. Это отвлекало его от грустных мыслей, да и день был занят полностью.

– Что это за горькую гадость ты мне суешь каждый день? – возмущался он.

– Не гадость, а иммуномодуляторы: эхинацея, боярышник, розмарин и кое-какие поганки, – улыбалась Надя.

Заметив несомненное улучшение здоровья Артура (правда, теперь, печатая под его диктовку статью по рассеянному склерозу, она знала, что так бывает), Надежда решила все-таки свозить его к Тимофеевне. Предварительно она пошла к ней и попросила:

– Не говори ему о смерти, пожалуйста…

Тимофеевна строго на нее посмотрела и промолчала.

Максим активно помогал Наде и даже поехал вместе с ними.

Дорога до Надиной деревни сильно вымотала Артура. Хорошо, что с ними был Максим, без его помощи они бы не справились. Целый день они отдыхали в доме Нади, а к вечеру повезли Артура в дом знахарки.

Тимофеевна приняла их почти сразу. Она долго вглядывалась в лицо Артура, трогала его руки, что-то шептала. Потом помолчала, наклонилась к нему и заговорила глухим, отчужденным голосом:

– Артуром тебя зовут? Да-а… Знаю я твою маму (Тимофеевна назвала точную дату его зачатия и рождения), «ковырнула» я ее тогда плохо. Не любила она отца твоего, царствие ей небесное. От ребеночка хотела избавиться, а вас двое оказалось. Вот ты сейчас и расплачиваешься за грехи матери своей, да и за мои. Помогу я тебе. Через два месяца и два дня ходить ты будешь на своих ногах и о болезни забудешь.

Еще долго колдовала она над Артуром, поднимала его руки и ноги, брызгала на него какой-то водой, что-то шептала. Его трясло, колотило, он обильно покрылся испариной. Потом, обессиленный, уснул.

Надя даже испугалась.

– Тимофеевна, зачем же ты соврала?

– Иудина правда погибельна, а ложь иногда необходима… – тихо, но твердо сказала старуха и, повернувшись к Наде, добавила: – Любишь ты его, а я твоей прабабке жизнью обязана. Сделаю, что смогу…

Ровно через два месяца и два дня Артур сам встал с кровати, сделал два шага и, не удержавшись на неуверенных ногах, упал.

– Надя! Я хожу! – крикнул он Надежде, которая готовила обед.

Всполошенная, она прибежала на его крик:

– Артур, дорогой, вот видишь, не обманула нас Тимофеевна! Ты обязательно выздоровеешь…

Она заплакала. У Артура на глазах тоже выступили слезы.

С этого дня Артур потихоньку начал ходить. Конечно, в его восстановлении играли роль неустанная забота и любовь Нади. Не щадя ни его, ни себя, она выхаживала Артура, и это давало свои результаты. Любое улучшение в состоянии Артура радовало их и вселяло надежду. И таких поводов для радости у них становилось все больше.

Одно обстоятельство постоянно омрачало их жизнь – он очень тосковал по Асеньке. Ни ее письма, ни частые телефонные звонки не могли заменить ее.

А сейчас он даже разлуку с Асей стал переносить гораздо легче. Наверно, еще и потому, что его выздоровление протекало одновременно с зарождением любви к Надежде.

Надя не была его идеалом женщины: полненькая, невысокая, коренастая, с большой грудью и бесцветными глазами, она покоряла своей внутренней добротой и силой. Она никогда не жаловалась, никогда не сердилась. Это была идеальная жена для того, кого она любила. Она своими чувствами возрождала каждую клетку Артура.

– Надя! Ты представляешь, – всего четыре процента клеток центральной нервной системы поражается при рассеянном склерозе. А при этом человек – полный инвалид, да еще нередок и летальный исход.

– Да, Артур. Никто не хочет ни за кого работать. Так и жизнь устроена. Не хотят здоровые клетки брать на себя функцию пораженных, но если их очень попросить, то возьмут!

– Ненаучно ты все это объясняешь… Сплошное колдовство да волшебство, – засмеялся Артур.

– А то, что ты после стольких лет лежания – ходишь, научно? – Она подошла к нему и крепко поцеловала в губы. – Ты мой суженый! Я люблю тебя!

– И я тебя!

Он обнял Надежду все еще слабыми руками, и они долго стояли обнявшись.

– Асенька! Как хорошо, что ты позвонила! – звонки Аси были для Артура настоящим праздником.

– Папочка, как вы без меня? Я совсем скоро приеду. Как я по тебе соскучилась, ты даже не представляешь… – в ее голосе мешались радость и волнение

Прошел целый год со дня ее отъезда. И теперь Ася должна была решать, продолжить ли учебу в медицинском или идти по новому пути. Самостоятельная независимая жизнь многому научила ее, помогла разобраться с самой собой, понять, что для нее действительно важно, а от чего она может отказаться. Она обрела себя и ни разу не пожалела, что уехала из Москвы, прервала монотонный, усыпляющий ритм своей тогдашней жизни.

Сначала Мила огорчилась, что она приезжает. Но Гарик вспылил:

– Это дочь моего единственного друга. И я все для нее сделаю. Буду содержать ее столько, сколько ей понадобится.

– И чего это она своего богатого жениха бросила? – сокрушенно вздохнула Мила.

– Может, и не бросила…

Ася приехала, и ничего страшного не произошло. Она с головой ушла в свои занятия фотографией, иногда выбиралась с Аней и ее друзьями на дискотеку, порой гуляла вместе с Гариком и Милой. Она, как всегда, внесла в их жизнь умиротворение и добро. И ничуть никому не была в тягость. Миле опять пришлось признать (правда, теперь она сделала это с легким сердцем и даже с некоторой гордостью), что эта девочка приносит всем радость.

Но больше всего волновал и радовал сейчас всех Артур. Он, похоже, избавлялся от своего мучительного и коварного недуга. Гарик регулярно посылал ему деньги, чтобы Артур мог покупать себе необходимые лекарства. В нем проснулся настоящий друг, и самому Гарику нравилось это.

Ася окончила в Нью-Йорке студийный курс художественного фото. Когда Гарик организовал выставку ее работ, все фотографии были проданы сразу.

– Ты заработала около восьмидесяти тысяч долларов! Это успех! – поздравил ее Гарик.

– Нет! Это твои деньги. Ты мне очень сильно помог, – возразила Ася.

– Знаешь, давай по-честному, я возьму из этой суммы только за организацию выставки, – заволновался Гарик.

– О’кей! – засмеялась счастливая Ася. За этот год у нее было три романа, три увлечения. Первым был учитель из их студии, который дал ей понять, что страсть остывает, оставляя зияющую пустоту, второй – эмигрант, преподал урок, насколько ревнивы бывают мужчины, третий – летчик, которого надо было все время ждать, если любишь… Она обрела внутреннюю свободу и понимала, что это – главное ее обретение за этот год в Америке.

И еще у нее был Игорь – преданный, любящий друг, который терпеливо ждал ее возвращения.

Ася вернулась в Москву обновленная, наполненная энтузиазмом и уверенной победной силой. Встречал ее Игорь. Он смотрел на нее и не стеснялся своих слез. Он окончательно убедился в том, в чем, собственно, никогда и не сомневался: ему нужна была только она.

– Любимая! – Он крепко обнял Асю, и она почувствовала, как прежняя страсть мгновенно охватила ее. Она вспыхнула, как сухая солома, на которую бросили горящую спичку.

– Да! Я буду твоей женой, любимый!

На свадьбу Аси и Игоря пришли Артур с Надеждой. Артур ходил уже совсем уверенно. Прилетели Мила и Гарик. Только Аня осталась с Томом в Америке. У него были гастроли, и она всегда была рядом с ним.

– Папочка! Спасибо тебе за все! – На глазах у Аси блестели счастливые слезы.

Мила подошла к ней и протянула конверт, перевязанный золотой ленточкой.

– Это мне? – удивилась Ася.

– Это завещание твоей мамы. Прости меня!

Ася взяла конверт и увидела надпись на нем.

– Но это письмо адресовано папе! Что это?

– Это, девочка, спасительная ложь!