Рута не только завидовала, но и злилась, поскольку теперь ей доставалась вся тяжелая работа, а ведь она последний месяц донашивала дитя.

Рута была простой девушкой из небогатой славянской семьи, и рабская доля ее не тяготила. В плен она попала в год, когда родители разрешили ей вечерами гулять с подружками, чтобы подыскать себе жениха. Жениха она встретить так и не успела, а после пленения проделала тот же путь, что выпадает на долю почти всех рабов: невольничий рынок, невольничья ладья и снова невольничий рынок в Итиле[28], откуда она попала в царский дворец в услужение матери бека. Все бы ничего, но хозяйка отчего-то невзлюбила девушку и велела сыну убрать ее с глаз долой. В то время как раз снаряжали посыльных с подарками для степняков – так Рута оказалась в печенежском стане.

Рута всеми силами желала подарить Кутаю детей, но почему-то рожала мертвых. Она не понимала: за что ей такая доля? Вот Тенгиза тоже была рабыней, но родила хозяину сына и сразу стала женой. Правда, мальчик умер через два года, но Тенгиза осталась при муже. Недвига же вовсе не принесла хозяину детей, а он все равно назвал ее женой. Не иначе заколдовала!

Костер наконец разгорелся. Вскоре на огне забулькала вода в котле, ароматно запахло мясом.

Еда – еще одна из печенежских особенностей, к которым Недвига долго привыкала. Поскольку печенеги не занимались земледелием, то не употребляли крупы и не знали, что такое мука. Недвига очень скучала по пирогам и блинам, а молочную пищу и мясо иногда даже на дух не выносила, видеть не могла и ела только лишь для того, чтобы поддержать в себе силы.

Солнце поднималось выше и выше. Жар от костра становился все невыносимее.

«Искупаться, что ли?» – подумала Недвига.

– Я к реке схожу, постираюсь, – сказала она старшей жене Кутая, изможденной пожилой женщине.

Та уже села за шитье прямо около костра и в ответ лишь кивнула головой. Старшая жена, в отличие от Тенгизы, к Недвиге относилась хорошо, никогда не ругалась, не кричала на рабов и вообще была смиренной женой. У нее уже были внуки, и, кроме своей главной обязанности – варить обед, она занималась детьми.

Кочевой стан в это лето расположился около небольшой речки, впадавшей в Дон. В основном речку можно было перейти вброд, но среди прибрежных зарослей встречались и глубокие места, к которым и направилась Недвига, подальше от людских глаз.

Первым делом она постирала свою одежду и развесила ее по кустам, затем вошла в воду и с наслаждением принялась плескаться. Вдоволь набултыхавшись, вылезла на берег, распустила волосы, тщательно расчесала их костяным гребнем, снова заплела в косу, совершенно не замечая, что за ней пристально наблюдают.

Недвига потрогала одежду – высохла, пора одеваться и отправляться в стан. Там ее, наверное, уже потеряли. Она быстро натянула тонкие шаровары и уже собиралась надеть платье, как вдруг перед ней возник гибкий воин в кожаных штанах, с голой грудью, с волосами, перехваченными на затылке истершимся ремешком. Простота одежды не обманула женщину: широкий пояс с нашитыми на нем бляшками, изображающими волка, свидетельствовал о принадлежности воина к печенежской знати.

Недвига невольно вскрикнула, прикрыв оголенные груди рубахой, и тут же зашипела на незнакомца:

– Уйди…

– Какая ты красивая… – восхищенно прошептал мужчина, оглядывая ее потемневшими от страсти глазами. – Ты чья?

Он протянул руку, пытаясь отобрать рубаху. Недвига увернулась.

– Я жена Кутая.

Незнакомец нахмурился, еще раз оглядел ее с головы до ног, повернулся и исчез в прибрежных кустах.

Недвига быстро натянула рубаху и побежала в стан, дав себе слово, что больше никогда не пойдет к реке одна. И все же, надо признать, незнакомец смутил ее, приведя душу в трепет. Неужели она под тридцать лет не потеряла еще привлекательности? А почему бы и нет? Что, у нее семеро по лавкам? Она и рожала-то всего один раз, давным-давно, уж и сама забыла когда. И лета вовсе не трогают ее прекрасного лица, и седина не тревожит черные шелковые волосы. Женская природа относится к ней очень даже благосклонно.

Жаль, что посмотреться не во что. Зеркало – слишком роскошная вещь не только для славянки, но и для печенежской женщины. Хочешь полюбоваться на себя – смотрись в воду. Но Недвига не сомневалась, что ничуть не подурнела за зиму в плену. А иначе почему бы Кутай назвал ее женой?

Вечером она снова увидела незнакомца. Он пришел вместе с охотниками, принес дичь, свалил добычу у костра, где хлопотали женщины из семьи Кутая, метнул на Недвигу быстрый взгляд. Она смутилась, отвернулась. Мужчина отошел.

– Кто это? – спросила Недвига у старшей жены.

– Баян – сын Кутая.

– А почему я его раньше не видела?

– Он жил в другом печенежском племени. Наши знатные воины часто гостят в дружественных родах – это знак признательности и дружбы. Оттуда Баян жену привез.

– А что, Баян здесь жену не мог найти?

– Почему не мог? Наши молодицы на него сами запрыгнуть готовы, не один босоногий мальчонка из ребятни, что вертится вокруг, может считать себя его сыном. Но таковы уж наши обычаи, часто дети знают только семью матери, и лишь в последнее время мужчины стали признавать детей, чтобы их богатство не досталось чужим людям. Но тихо, вон идет жена Баяна. Сейчас дичь потрошить будем.

Недвига украдкой посмотрела на приближающуюся женщину, и сердце остро заныло: молода, красива, крепкого телосложения. С такой в соперничестве не потягаешься.

«Господи, ну о чем я думаю? – ужаснулась Недвига. – Узнай муж, убьет тут же!»

Лучшее средство от непрошеных дум – работа, и Недвига с головой ушла в дела, что действительно ей быстро помогло. Вскоре она совсем забыла о встрече у реки, тем более что вечером стоны Руты, собравшейся рожать, вообще отбили всякие посторонние мысли.

Едва Рута схватилась, скорчившись, за живот, стало ясно, что пора звать шамана – в печенежском стане ни одно жизненно важное событие не проходило без его участия.

Старый шаман идти к роженице не торопился. Рабыня, бегавшая за ним, пришла с наказом:

– Положите Руту на множество шкур и перевяжите живот широким ремнем.

Женщину быстро уложили в веже, перевязали, как было велено. Она вела себя спокойно, даже с некоторым достоинством, но иногда, когда схватки становились невыносимыми, прикусывала губу и едва слышно стонала.

Наконец пришел шаман: нечесаный старик, длинный и худой, в сером рубище до щиколоток, грязном и в заплатах.

Недвига шамана не любила. Он всегда ходил угрюмым и мало общался с людьми. Женщин, детей, рабов он вообще не замечал, разговаривая только с мужчинами. Недвига несколько раз, встречая его в стане, кланялась, но он проходил мимо, даже не взглянув в ее сторону.

Шаман приложил ладони к животу роженицы, постоял так, шепча заклинания, затем принялся давить сверху вниз, как бы подгоняя плод к лону. Рута закричала, но Тенгиза тут же заткнула ее рот кляпом.

– Зачем же они издеваются над ней? – возмутилась Недвига.

Жена Баяна посмотрела на нее с удивлением.

– Шаман, наоборот, облегчает ей роды, – пояснила она. – Все печенежские женщины так рожают. Только мы не кричим, как рабыни, не тревожим наших мужчин. Пойдем нагреем воды.

Они вышли из вежи, причем Недвига с превеликим нетерпением, не вынеся больше чужого страдания.

Она грела воду, а жена Баяна носила ее в вежу. И хотя на стан давным-давно опустилась ночь, женщины в их семье не спали. Один Кутай уснул безмятежным сном, вовсе не интересуясь исходом родов.

Недвига так и провела всю ночь под открытым небом, изредка подремывая у костра, где грелась вода. Первым под утро ушел шаман, затем из вежи вышла старшая жена. В руках она держала мертвое тельце ребенка.

– А Рута? – спросила Недвига.

– Жива, жива, – успокоила женщина.

Недвига вошла в вежу.

Рута, вся в крови, лежала на шкурах и плакала.

– Разве я смогу родить здесь? – пожаловалась она сквозь слезы.

Недвига намочила тряпку и принялась протирать роженицу.

– Да, нам тяжело вынести такие роды, но печенежские женщины рожают ведь.

– Конечно, им все нипочем, – усмехнулась сквозь слезы бедная женщина. – Теперь хозяин не назовет меня своей женой. Век мне рабыней оставаться. А ведь я намного вас с Тенгизой моложе! Разве это справедливо?!

– Недвига, – окликнула Тенгиза, – хватит с ней возиться, бери подойники, пойдем на дойку.

Бессонная ночь прошла, наступил новый день, и никто не пожалеет женщин, не предложит им отдохнуть, и до самого вечера они будут трудиться, едва не падая от усталости, не смея попросить даже часа на передышку.


После появления Баяна мужчины в стане заговорили о союзе двух племен для борьбы с уграми[29], занимавшими сочные пастбища рядом с Хазарией, и о скором походе с целью наживы. Разумеется, с Недвигой этими сведениями не делились, в печенежском стане женщины вообще не принимали участия в военных советах. Но именно они умели очень хорошо слушать, поэтому любое предприятие мужчин становилось известно всем.

Недвига не понимала одного: степь была огромнейшей, бескрайней, – неужели ее не хватало для безбедного житья всем: и печенегам, и уграм, и другим племенам, обитавшим здесь?

Но, видно, печенег создан только для войны и разбоя. Он не знал более приятного развлечения, чем набеги на беззащитное оседлое население, грабежи и засады на торговых водных путях.

В походы ходили несколько раз за лето, для того, чтобы обеспечить себе безбедное проживание зимой. С собой воины часто брали женщин – тех, кто не был обременен детьми. Печенежская женщина с детства привыкла сидеть на лошади, многие были воинственны не менее мужчин и с удовольствием принимали участие в боях. Но обычно женщины, когда мужчины разоряли села, сторожили повозки. В случае превосходства противника повозки бросали, и если женщина не могла о себе позаботиться и сбежать, то становилась пленницей. Ничего не поделаешь – победителю и награда.