– Может, и так, но не в этом суть.

– Не в этом? Да главная цель жизни как раз и заключается в том, чтобы быть счастливым и приносить счастье другим. И именно для этого и существует лю...

Она внезапно осеклась, заметив, что он уставился на нее.

– Любовь, ты хотела сказать?

– Любовь? Ничего подобного. Я хотела сказать... люди. Да, для этого и живут люди.

– Ты хотела сказать «любовь».

– Нет. Я не собиралась говорить никаких таких слов. А если вы хотя бы намекнете мистеру Блэклоку, что я так сказала, я... я придушу вас, Мактавиш! Понятно? Я совершенно не люблю Николаса Блэклока и ни капельки к нему не привязана! Это ясно?

Он бросил на нее загадочный взгляд.

– Ага, ясно. – Выражение его лица было не слишком убедительным.

– Вы ничего ему не скажете?

Его ответом были тяжелый взгляд и молчание.

– Мактавиш?

– Ладно. Я не скажу капитану, что ты любишь ею.

– Вот и славно.

Он угрюмо покачал головой:

– Ты мутишь воду, женщина.

Фейт наморщила лоб.

– В каком смысле?

Но он лишь покачал головой и отказался объяснять.

– Если я каким-то образом причиняю ему боль, я хочу эго знать.

Он печально вздохнул, затем сказал:

– Боюсь, ты делаешь его жизнь намного тяжелее, девочка.

– Что вы имеете в виду? Вы хотите сказать, что ему тяжелее выполнить свою миссию?

– Да.

– Но я ведь не замедляю ваше путешествие... ну, не слишком сильно. Я все делаю наравне со всеми. И не жалуюсь.

– Нуда, попутчик ты неплохой.

Ворчливая похвала немного подняла ей настроение.

– Тогда каким образом я усложняю ему жизнь?

– Это не развлекательное путешествие, девочка. Когда оно подойдет к концу, ему придется кое-что сделать, кое с чем столкнуться; это очень нелегко для любого человека. Из-за тебя ему будет трудно сделать то, что он должен сделать.

Его тон встревожил ее.

– А что он должен сделать?

Мактавиш только покачал головой и замолчал. Ей не узнать от него никаких секретов.

– Что ж, прекрасно. Я понимаю, что вы не можете довериться мне, но по крайней мере посоветуйте, как облегчить Нику ту задачу, которая ему предстоит.

Он окинул ее долгим, угрюмым взглядом.

– Уезжай сейчас же.

– Это не выход, – твердо сказала она. – У меня и так есть лишь короткое время до Бильбао, и я не откажусь от него.

Мак пожал плечами.

Должно быть, это что-то ужасное – то, что Николас должен сделать. Она могла понять это по выражению лица Мактавиша.

– Так вот что порой таким тяжелым грузом давит на него, да? – тихо спросила она. – Делает его молчаливым и замкнутым. – Единственным, что вытягивало его из этого настроения, была музыка. И иногда Фейт. Иногда она все же помогала.

– Да.

– Это что-то настолько ужасное, что об этом страшно даже думать?

– Да.

– Но должно же быть что-то, чем я могу помочь?

– Нет.

Фейт закусила губу. Не в ее натуре сдаваться.

– Мактавиш, вы видите этот период до нашего приезда в Бильбао как период ожидания, нечто такое, через что нужно пройти, прежде чем начнется настоящая работа, да?

– Настоящая работа?

– Это дело. То, что вам с Николасом нужно сделать.

– Ага. Все остальное – не более чем прелюдия.

– Да, но как вы не понимаете, что для меня это тоже прелюдия? Это мой шанс создать что-нибудь.

Он опустил взгляд на ее живот.

– Ребенка?

Она покачала головой:

– Нет, хотя если бы это случилось, это было бы... просто чудесно. – Она вздохнула. – Но я говорю о Николасе. Я обещала ему, что, когда мы доберемся до Бильбао, я покину его и вернусь в Англию, и я сделаю это. – Она посмотрела на Мака. – Я не нарушаю своих обещаний. Но я думаю о том, что будет после, когда он сделает то, что должен сделать. Если я могу построить что-то между нами сейчас, что-то хорошее, крепкое и прочное, тогда, что бы ни принесло Бильбао, мы сможем двигаться дальше. До Бильбао у нас есть только короткое время, но после Бильбао... ну, у нас будет вся жизнь.

Последовало долгое молчание.

– Пока смерть не разлучит вас?

Она кивнула, радуясь, что он наконец понял глубину ее привязанности к Николасу.

– Да.

Он пожал плечами и горестно проговорил:

– Что ж, так тому и быть.

– Вы поможете мне?

– Если ты хочешь построить что-то с капитаном Ником до Бильбао, давай, действуй. Я мешать не стану.

– А после вы мне тоже поможете?

Он поджат губы, затем покачал головой:

– Нет, девочка. После Бильбао ты уж как-нибудь сама.

Фейт кивнула, не утратив присутствия духа:

– Значит, только Николас и я.

Она вздохнула. Как же трудно разговаривать с мужчинами! Ей нужны сестры. Ей нужна Хоуп. Она вернулась в комнату Николаса и достала свои письменные принадлежности. Она поделится своими тревогами с Хоуп. Сестра ее поймет.

Мак нашел Стивенса в конюшне.

– Плохи дела, Стивенс. Малышка таки влюбилась в него по уши.

– Я понял.

– Когда она узнает, это убьет ее.

– А она узнает, и скоро, – угрюмо сказал Стивенс. – Нас предупреждали, что это случится.

– Может, нам ее подготовить?

Стивенс покачал головой:

– Это дело мистера Ника, а ты же знаешь, он не хочет говорить ей. Зачем зря расстраивать девочку? Дадим ей время до Бильбао.

– И то верно.


Ник проснулся, не понимая, где он. Раздвинув шторы алькова, он выглянул наружу. Все казалось незнакомым. Комната была маленькой и очень просто меблированной. Дверь легко открылась. Значит, он не заперт. Слава Богу!

Он прошел босиком к окну и посмотрел на аккуратную мозаику полей. Ферма. Он на ферме. Он не помнил, как приехал сюда. Судя по положению солнца, уже вторая половина дня; тени длинные, а свет мягкий. Голова все еще пульсировала от остаточной боли. Но где он? Как попал сюда? И как долго спал? Или он опять отключился?

От головных болей у него и раньше случались провалы в памяти, но этот был самым сильным.

Ник нашел кувшин, полный чистой воды, и большой таз. Он поплескал на лицо водой и вытерся чистым полотенцем, сложенным рядом. Голова чудесным образом прояснилась, хотя Ник по-прежнему не помнил, как приехал сюда. Сапоги его стояли на полу, а сюртук и бриджи висели на крючках у двери. Ник оделся и спустился вниз в поисках ответов.

Николас уловил запах мясного рагу и направился в большую, открытую кухню.

Фейт сидела у камина с золотоволосым ребенком на руках. Она тихонько напевала малышке какую-то незнакомую песню и мягко раскачивалась взад-вперед.

Ник остановился как громом пораженный. Ощущение дезориентации усилилось. Эта сцена не имела для него никакого смысла. Фейт выглядела безмятежной, счастливой и слишком красивой, чтобы быть настоящей. Но она настоящая. Она его жена. Только... откуда взялся ребенок?

Она подняла глаза и улыбнулась ему. Как всегда, когда их глаза встретились, он почувствовал тяжелый удар в области груди.

– А, Николас, как твоя голова? Ты очень долго спал.

– Терпимо, благодарю, – ответил он. Она же знает, что он не любит говорить об этом. Ник уставился на ребенка. – Э-э?..

Фейт покачала малышку на руках.

– Прелесть, правда?

– Очень милая, – осторожно сказал он. – Э-э... а где Стивенс с Маком?

– Точно не знаю, наверное, где-то во дворе. – Она даже не взглянула на него, просто улыбнулась малышке и снова замурлыкала песенку.

Ник поспешно ретировался.

На улице к нему мало-помалу стала возвращаться память. Он даже смутно припомнил расположение фермерских построек. Но Стивенса и Мака нигде не было видно. Ник вернулся на кухню и остолбенел.

Теперь детей было уже двое: две золотоволосые малышки. По одной в каждой руке Фейт. Она, казалось, была на верху блаженства.

Должно быть, он издал какой-то сдавленный звук, потому что она подняла глаза.

– Иди посмотри, Николас. Мы с Хоуп, наверное, выглядели точно так же, когда были крошками.

Чувствуя себя так, словно вступает в какой-то причудливый сон, Ник подошел ближе и присмотрелся. Да, их определенно двое. Одинаковые. Обе светловолосые и голубоглазые, как его жена. Он сглотнул.

– Я никогда раньше не видела других близнецов, – сказала она. – Между мной и Хоуп очень сильная связь. – Она мягко посмотрела на малышек. – Интересно, у этих малышек так же? Ах, как бы мне хотелось, чтобы Хоуп тоже их увидела.

Ник издал какой-то нечленораздельный звук.

– Вот эта, которая прячет личико у меня на шее, Клотильда, названная в честь нашей Клотильды, конечно, а эта, пускающая пузыри, Марианна, названная в честь другой бабушки.

Нашей Клотильды? Насколько Ник помнил, у него никогда не было никакой Клотильды. И его мать зовут не Марианна. Ее зовут Матильда Джейн Августа Блэклок, урожденная Олкотт. Слава тебе Господи, что он хотя бы это помнит.

– Клотильда, добрая душа, попросила свою дочь принести малышей, чтобы я посмотрела на них. Это очень мило с ее стороны, правда?

Волна облегчения омыла его с головы до ног.

– Я же их никогда раньше не видел?

Она удивленно взглянула на него.

– Откуда? Их принесли, когда ты спал.

– Да, верно, – удовлетворенно вздохнул он. Одна из малышек помахала крошечным кулачком, и, не задумываясь, Ник протянул к ней руку. Крошка тут же решительно ухватила Ника за палец и так победоносно взглянула на него, что он громко рассмеялся. – Сильная крошка, а?

Фейт засмеялась.

– Да, и решительная. Мне раньше никогда не приходилось иметь дела с маленькими детьми. Просто поразительно, сколько в них индивидуальности, даже в таком возрасте. Я вижу, что Марианна – та, которая держится за твой палец, будет храброй и безрассудной, а Клотильда – робкой.

– А что, всегда бывает одна храбрая, а другая робкая?

Фейт покачала головой:

– Не знаю, как насчет всегда, но у нас с Хоуп определенно так.