Какая-то тень зашевелилась в темноте. Фейт испуганно вздрогнула.

– К-кто здесь?

Тень вышла на свет. Эго была Марта.

– Я думала, ты англичанка, – сказала она по-французски. – Я не знала, что в Англии есть представители истинной веры.

– Они есть, – ответила Фейт на французском, – но я не католичка.

– Но ты знаешь наши обряды. – Марта махнула головой в сторону подноса с жертвенными свечами. – Ты хотела зажечь свечу.

К горлу подступил ком, Фейт не смогла ответить и просто кивнула.

– Но английские протестанты не зажигают свечи. Фейт пожала плечами:

– Я родилась в Италии. Наша няня зажигала свечи в церкви. Она показывала нам, как зажигать свечи. Это, кажется, приносило ей успокоение.

– Значит, ты нуждаешься в успокоении, – сказала Марта через минуту.

Фейт закусила губу.

– Почему же ты не зажгла свечку?

– У меня нет денег.

– Но ты же думала, что одна. Никто бы тебя не увидел, никто бы не узнал.

Фейт лишь взглянула на нее. Марта медленно кивнула:

– А... за кого ты хотела поставить свечку?

Фейт заколебалась. Ей не хотелось, чтобы эта угрюмая, недоверчивая старуха знала что-то о ее жизни, но молчание затягивалось, и, в конце концов, Фейт пробормотала:

– За родителей.

– Они умерли? Оба?

Фейт кивнула, борясь со слезами. Она скучает по родителям, хотя о них не сохранилось ничего, кроме нескольких отрывочных воспоминаний. Но именно сейчас ей очень сильно их не хватало.

Марта больше ничего не сказала. Просто вышла вперед, опустила несколько монет в ящик, выбрала две толстые свечи и сунула их в руки Фейт.

– Вот, зажги. Я подожду снаружи.

Когда Фейт вернулась в дом священника, месье Лекур строго посмотрел на нее.

– Марта сказала мне, что вы ходили в церковь и молились, – проговорил он по-французски. Это прозвучало как обвинение.

Фейт кивнула.

– Она сказала, что вы хотели зажечь свечи, но не сделали этого, потому что у вас не было денег.

И снова Фейт кивнула.

Он обратился к ней по-итальянски:

– Она сказала, вы знакомы с обрядами нашей церкви. И что вы родились в Италии. Я вижу, вы меня понимаете, значит, правда, что вы жили там некоторое время. Пожалуйста, скажите мне, где вас крестили?

Она пожала плечами и ответила по-итальянски:

– В местной церкви.

– В местной католической церкви в Италии?

Когда она кивнула, он подскочил, внезапно расплывшись в широкой улыбке. Потом перешел на английский и обратился к Николасу Блэклоку, который безуспешно пытался вникнуть в суть разговора:

– Месье, я обвенчаю вас и вашу юную леди. Зарегистрируйтесь в мэрии, а потом приходите ко мне, и я соединю вас перед лицом Господа. Вашу невесту крестили в истинной церкви, я могу обвенчать вас!

Мистер Блэклок вскинул брови.

– Вы хотите этого, мисс Меррит?

Фейт огляделась, словно в поисках ответа. Если уж на то пошло, она бы предпочла вообще не выходить замуж – во всяком случае, не по расчету и не за незнакомца, – но поскольку выбора у нее, по сути, не было...

В церкви она ощутила умиротворение. Возможно, венчание – лучший способ найти себя.

– Я бы хотела обвенчаться в церкви. Но решение зависит от вас. У вас есть возражения?

Он пожал плечами:

– Мне все равно. – Он повернулся к священнику. – Мы приедем в десять часов. Гражданская церемония в девять.

Пожилой священник согласно кивнул, и в этот миг послышался стук дверного молотка. Марта пошла открывать, а Николас встал.

– Это Стивенс. Идемте, мисс Меррит, мы проводим вас в гостиницу.

– В гостиницу? – Месье Лекур выглядел глубоко оскорбленным. – Это не годится. Она останется здесь. Марта будет ее дуэньей, – с достоинством добавил он.

– О, но... – начала Фейт. У нее не было желания ночевать под буравящим взглядом Марты. Возможно, Mapтa и проявила доброту, купив ей свечи, но ее отношение к Фейт по-прежнему оставалось холодным и неодобрительным.

– Вопрос решен, – твердо сказал месье Лекур.

– Прекрасно. Я признаю, что это лучше гостиницы. Здесь моей невесте будет гораздо удобнее и безопаснее. К тому же женщина всегда нуждается в компании другой женщины накануне свадьбы.

Возможно, но не в компании старухи, которая не одобряет ее, подумала Фейт. Но спорить не стала. Мысль о гостинице была немного пугающей, последняя неделя многому ее научила. Здесь ее никто не потревожит.

Мистер Блэклок взял ее руку и запечатлел легкий поцелуй на пальцах.

– Мы придем за вами в половине девятого, мисс Меррит. – Он еще немного подержал ее руку и добавил мягко: – Спокойной вам ночи, дорогая.

Его доброта и галантность вызвали у нее слезы. Она просто кивнула.

– Не бойтесь, месье, мы позаботимся о ней.


Ник вошел в море. Холодная вода обожгла его; она была ледяной, бодрящей. Он поплыл прочь от берега, преодолевая волны. Он всегда делал так, слепо уплывал в море, не задумываясь, не тревожась. Временами у него мелькала мысль, что надо просто плыть и плыть до тех пор, пока не останется сил, и пусть море заберег его.

Но не в его характере сдавайся. Волна разбилась о его голову. И он встряхнул головой, как собака, смеющийся, полный жизни. Он любил плавать. В воде он был свободен. Он мог делать что угодно, плыть куда угодно, быть кем угодно. Иногда он представлял себя наполовину тюленем, героем шотландских легенд.

Когда Ник был молотым офицером и каждый день смотрел в лицо смерти, они с друзьями иногда говорили о том, что каждому хотелось бы совершить перед смертью. Зачастую это были всякие глупости, несбыточные мечты. Мэтт хотел переспать с сотней красивых женщин, Джорджу хотелось попробовать все вина во Франции. Альберту – прочитать все произведения Шекспира.

Николас же никогда не мог решить. Да, забавно было бы переспать с множеством женщин, но на самом деле сто – это чересчур много. После первой дюжины это наверняка перестало бы приносить удовольствие. У него не было желания попробовать все вина во Франции – только самые лучшие. Он видел пару пьес Шекспира, но комедии ему нравились гораздо больше. Единственным его заветным желанием было то, в чем он стыдился признаться друзьям: он хотел жить. Он не хотел умирать.

Ему казалось, что это трусость. Определенно солдат не должен бояться смерти. Николас очертя голову бросался в бой, чтобы скрыть свою трусость от других. Всегда впереди, всегда в гуще битвы. Сражаясь не за короля и страну, а за свою жизнь.

Его желание исполнилось. Друзья умирали вокруг него, погибая в расцвете молодости, не успев исполнить задуманное. Только Николас выжил.

Он плыл до тех пор, пока не заболели руки, а глаза не стало жечь от соли. Он перевернулся на спину и полежал немного, дрейфуя бесцельно, словно обломок кораблекрушения. Его мысли непроизвольно вернулись к мисс Фейт Меррит Она, без сомнения, сейчас в ванне, теплая и разгоряченная, женственные изгибы и нежная, чистая кожа.

Его невеста. Невеста, которая не будет женой.

Он повернулся и устало поплыл к берегу. Выйдя из воды, задрожат, когда холодный ночной воздух обжег разгоряченное, мокрое тело. Он свистнул Вульфу, и тот прибежал и ткнулся в него своей большой, влажной мордой.

– Вы так когда-нибудь угробите себя, сэр, – проворчал Стивенс.

– Боюсь, на такую удачу не стоит и надеяться.

Слова на мгновение повисли в воздухе. Стивенс сунул Нику полотенце.

– Все равно идите к костру, не то простудитесь.


Утро ее свадьбы выдалось погожим и ясным. Фейт поднялась, быстро умылась и оделась во все новое. Предыдущим вечером Марта принесла для нее маленькую ванну, несколько больших ушатов горячей воды, кусочек превосходного, пахнущего розами мыла и заживляющую мазь. Теперь, одеваясь, Фейт наслаждалась ощущением свежей, новой одежды на чистой коже. Это символично, подумалось ей. Она начинает новую жизнь. Из своей прежней жизни она возьмет только то, что захочет.

Она скрутила свою старую одежду и завязала в испорченное шелковое платье. Она отдаст это Марте, чтобы сжечь или использовать на тряпки.

Марта постучала в дверь ее спальни.

– Вы проснулись, мадемуазель?

Фейт открыла.

– Да. Доброе утро, Марта.

Черные глаза-бусинки окинули ее критическим взглядом.

Марта фыркнула:

– Это платье! Вы не выглядите как невеста.

Фейт пожала плечами. Она и не чувствовала себя невестой.

– То, что это поспешная свадьба, не означает, что вы не должны быть красиво одеты, – строго проговорила Марта и вошла в комнату. Фейт заметила, как она посмотрела на зеленый шелковый узел, но ничего не сказала. – Вы должны быть признательны, что такой мужчина хочет жениться на вас!

– Я признательна.

– Тогда покажите вашу признательность! Ваш долг – сделать его счастливым, доставить ему всяческое удовольствие, которое только может доставить женщина мужчине.

Фейт почувствовала, что краснеет. Она не знала, куда смотреть. Неужели Марта имеет в виду то, о чем подумала она? Да ведь Марте уже за шестьдесят, никак не меньше. У нее внешность высохшей старой девы. Она же экономка старого католического священника, давго обет безбрачия во имя Всевышнего!

– Невеста должна быть прекрасна в день своей свадьбы. Вы-то сами вполне хороши, но это платье! – Она фыркнула. – Цвет ничего, но покрой! Он просто отвратителен!

– У меня осталось только это. – Фейт показала на зеленый узел. – Весь багаж у меня украли. Мистер Блэклок купил мне это платье и еще одно, розовое. – Она погладила голубое ситцевое платье. – Мне нравится простота.

Марта снова фыркнула и поспешно вышла из комнаты, не сказав ни слова. Фейт привела в порядок волосы и собрала все свои новые вещи, но тут Марта вернулась, неся небольшой горшочек, банку, букет крошечных живых роз из сада и белую атласную ленту.

Экономка поймала взгляд Фейт и пробормотала.

– Да не смотрите вы так! Ничего особенного. Просто кое-какие мелочи и цветы из сада да старый кусок ленты.