По прибытии на рынок нам опять позволили немного отдохнуть. Бродившие по площади полуденные толпы горожан обращали на нас едва ли больше внимания, нежели рабы на ферме. Кто-то мимоходом шлепал кого-нибудь из нас по заду, кто-то останавливался похлопать «лошадку» по налитому органу. «Коньки», которых возничий застукал за ласками, при каждом таком прикосновении энергично потряхивали головами и топали ногой, как заправские лошади, явно получая удовольствие от происходящего. И тут я понял, что, когда какой-нибудь прохожий решит потрогать и меня, я поведу себя точно так же. Внезапно эта моя мысль реализовалась: молоденький парнишка с перекинутым через плечо мешком остановился передо мной, назвав нас «славными скакунами», и поиграл привешенными к моей груди грузиками, я тут же резко взметнул волосами, стукнул подковой в мостовую и вцепился зубами в удила.

«Эк оно нами завладевает, — отметил я про себя. — Похоже, скоро станет нашей второй натурой».

И когда весь остаток дня прошел в нескончаемой череде поездок между фермой и рынком, я не столько привык к своему новому воплощению, сколько успел глубоко смириться с ним. Хотя было ясно, что полнейшее понимание и истинная оценка моего существования в роли «пони» придет намного позднее, по прошествии нескольких дней, а то и недель.

Сейчас я и представить не мог, каким станет мой образ мыслей спустя каких-нибудь полгода. Это было бы для меня весьма любопытным открытием.


Уже в сумерках мы совершили последнюю пробежку, впряженные уже не в повозку мэра, а в мусорку, которая колесила по опустевшей рыночной площади, подбирая оставшиеся после базарного дня отбросы. Когда тележка наконец наполнилась, мы вяло и неспешно потянули ее по улицам, голые, усталые рабы, погоняемые злыми и нетерпеливыми надсмотрщиками.

Принарядившиеся по-вечернему горожане тянулись мимо опустевших лавок и лотков к находившейся совсем неподалеку Позорищной площади. Мы даже слышали отсюда звучную работу шлепалок и ремней, крики и одобрительные возгласы толпившихся там зрителей, общий гул многолюдного празднества. К радости или наоборот, но эти развлечения также были не для нас.

Нам же были уготованы стойла и поджидавшие нас дружелюбные молодые конюхи, которые тут же принялись распрягать нас, ласково приговаривая:

— Давай-ка не спеши… замри-ка… голову выше… Вот, хороший мальчик!

Потом нас, легонько прихлестнув, разогнали по стойлам, велев улечься на перекладины, чтобы мы могли наесться и напиться.

Это поистине волшебное ощущение, когда наконец избавляешься от сапог! Когда можешь опустить стоптанные за день подушечки пальцев на мягкий, слегка влажный пол! Когда тебя всего натирают мыльной щеткой! Руки мне развязали и позволили ненадолго вытянуть перед собой, прежде чем снова велели убрать за спину.

На сей раз не было надобности подгонять нас, чтобы мы ели и пили «с воодушевлением». Мы были страшно голодны! Однако, кроме голода, нас еще и томило желание. Когда я, быстро покончив с ужином, лежал, отдыхая, на досках, мальчишка-конюх, подняв мне голову, принялся умывать мне лицо и чистить зубы. Оставшийся голодным, мой приятель тут же возделся набухшим крепким стержнем, но далеко от конюха, как раз возле поддерживавшей меня грубой деревяшки… Они очень хорошо все продумали. К тому же я успел уяснить, что бывает с теми, кто пытается ласкаться к другим.

Я так надеялся на какое-то утешение, и, разумеется, оно нам полагалось. Но, когда миски с едой и водой были убраны, на корыто передо мной опустилась огромная пуховая подушка, и меня мягко ткнули в нее головой отдыхать. Признаться, это меня очень порадовало. Я понял, что спать мы будем таким непривычным способом — головой покоясь на подушке, а тяжесть тела отдав доскам. При желании можно вытянуть ноги или расслабленно опустить их на землю. Нам предлагалось очень удобное, но в то же время весьма оскорбительное для человека положение для отдыха.

Я повернул голову к Тристану. Принц внимательно смотрел на меня. Разве кто увидит, если я протяну руку и коснусь его интимных мест? Я вполне мог бы это сделать… Его глаза поблескивали в полумраке двумя черными влажными впадинами.

Между тем одних «коньков» приводили в конюшню, других выводили из стойл. Судя по звукам, кого-то из них взнуздывали, с кого-то, наоборот, снимали сбрую. Со двора доносились голоса горожан, спрашивавших напрокат того или иного «скакуна». В конюшне в этот час было намного темнее, чем утром, хотя нисколько не спокойнее. Конюхи, негромко насвистывая, занимались своими обыденными делами. То и дело слышалось, как с громкими ласковыми речами они обихаживают очередного питомца.

Я все глядел и глядел на Тристана, не различая, впрочем, из-за широкой доски его чресел. Хватало, что я видел на подушке его прекрасное лицо. Интересно, как скоро меня застигнут на том, что я его возьму, проникну в его жаркую глубь… У них, должно быть, имеются в арсенале такие способы наказания, о каких я даже не подозревал.

Неожиданно в нашем стойле появился Гарет. Его голос я услышал одновременно с ласковым поглаживанием по своему испоротому заду.

— Да, возницы, я вижу, славненько над вами потрудились, — сказал он. — По всем отзывам, вы отличные лошадки! Я вами горжусь!

Его похвала вызвала во мне вспышку радости, что, несомненно, говорило о новой ступени моего невероятного падения.

— А теперь подымайтесь-ка оба! Руки за спину, головы выше, словно вас взнуздали. И давайте выходите, поживее!

Мы прошагали мимо распахнутого проема, ведущего во двор, где обычно оставлялись коляски, и в торце конюшни я заметил еще одну пару раскрытых дверей. Поперек, как раз посередине, точно засов, проход перегораживала поперечная доска. Чтобы пробраться через нее, надо было либо проползать, либо перелезать сверху, причем первый вариант явно был намного проще.

— Это дворик для отдыха, — объяснил Гарет. — Здесь вы пробудете час. А теперь давайте-ка на четвереньки и не вздумайте тут подыматься. «Лошадкам» запрещено ходить прямо, если об этом специально не распорядился господин или они не впряжены в повозку. Ослушаетесь — и я прикую вам локти к коленям, чтобы вообще не могли встать. Лучше не заставляйте меня это делать.

Мы с готовностью опустились на четвереньки, и грум с силой прихлопнул нас обоих по седалищам, подтолкнув в дверной проем.

В мгновение ока мы оказались в чисто выметенном заднем дворике, ярко освещенном факелами и фонарями. Вдоль дальней стены высились несколько старых развесистых деревьев. Повсюду или сидели, или ползали на четвереньках обнаженные рабы. Пока мы не показались из дверей, во дворике царили мир и благодать, однако, едва увидев нас с Тристаном, остальные «коньки» встрепенулись и бодро двинулись к нам.

Я сразу понял, что сейчас начнется, и даже не пытался сопротивляться или убегать. Куда ни глянь, я видел голые торсы, непослушные пряди светлых волос, улыбающиеся лица. Прямо передо мной вмиг оказался молодой прекрасный «жеребчик», сероглазый блондин. Улыбнувшись, он протянул ко мне руку, погладил лицо, большим пальцем разомкнул мне губы.

Я ждал, что будет дальше, еще не зная, насколько далеко могу все это допускать, как вдруг почувствовал, что кто-то, подобравшись сзади, уже пытается вонзиться в мой анус. Еще один парень обхватил меня рукой за плечи и стал небрежно теребить соски. Я попятился, попытался взбрыкнуться, но только еще глубже насадился на чей-то жезл. Спереди меня подхватил уже упомянутый красавчик. Опустившись на пятки, он довольно хохотнул и властно пригнул мою голову к своему хозяйству. Другой «конек», схватив меня за руки, выпростал их назад. И я непроизвольно открыл рот навстречу жаждущему члену, хотя вовсе не был уверен, что этого хочу. Я стонал от жестких, вдалбливающихся ударов сзади и сам уже весь кипел от возбуждения. Мне бы, несомненно, понравились эти резвые «скакуны», если б только…

И тут я почувствовал на своем молодце чей-то жаркий, влажный, требовательный рот, с силой втягивающий мою готовую взорваться плоть. Другой «пони» языком самозабвенно ласкал мне мошонку. И тут меня совершенно перестал беспокоить вопрос, кто в этих утехах является решающей стороной. Я ласкал ртом прекрасного юношу, кто-то так же ласкал меня, в то время как сзади в меня со всей неистовостью кто-то вбуравливался — и сейчас я чувствовал себя куда счастливее, нежели даже в памятном султанском саду.

Едва я кончил, меня перекатили спиной на траву. Красавчик, явно не удовлетворившись прежними ласками, хотел тоже мной овладеть. Улыбнувшись мне сверху, он вогнал в меня свой стержень еще мощнее, нежели предыдущий парень. Ноги мои вмиг оказались у него на плечах, сам же он приподнял меня, подхватив сильными руками.

— А ты… хорошенький… Лоран, — прерывисто шептал он мне между толчками.

— Да и ты неплох, — отозвался я.

За голову меня держал другой «скакун», чей крепкий конец сейчас покачивался прямо над моим лицом.

— Говори потише, — остерегающе шепнул красавчик.

Он довольно скоро начал извергаться, побагровев лицом и сладостно зажмурив глаза, однако другой «жеребчик» не дал ему закончить, грубо оттащив его от меня. И вновь ко мне жадно припал кто-то губами, крепко обхватив руками за бедра. Голову же «оседлал» очередной «пони», чей налитой пенис теперь колыхался передо мной. Я коснулся его языком, заставив подплясывать еще сильнее. Тогда он опустился ниже, и я принял его ртом, слегка прикусывая, посасывая, тыкая языком в крохотную щелку.

Я давно потерял счет тем, кто меня так или иначе пользовал, однако все же приметил одного симпатичного блондинистого «конька». Тот стоял сейчас в сторонке перед длинным корытом, стекающей туда чистой проточной водой старательно омывая свое хозяйство. Так делали все, успевшие взять кого-то сзади. Здесь, похоже, было обязательно промыть свой жезл, прежде чем предложить его кому-то устно. И я решил немедленно овладеть этим парнем, покуда он не убрался от воды.