Джессика Соренсен - Спасение Келли и Кайдена

— Эй, — говорит Сет, до того, как она что-либо ответит. Он наклоняется над столом и берет две полные рюмки из восьми, что стоят посреди стола. — Думаю, Келли и я пропустим по одной и пойдем потанцуем.

Люк кивает и снова начинает общаться с девушкой. Я встаю позади Сета, и он поворачивается ко мне, предлагая выпивку. Я отвлекаюсь, и без раздумий беру рюмку и опрокидываю ее себе в рот. Алкоголь обжигает и раздирает мой пищевод.

— Буээ, — давлюсь и показываю Сету пустую рюмку. — Я не хотела пить это.

Сет хихикает надо мной и откидывает голову, выпивая стопку. Он берет мою стопку со своей и ставит их на стол. Одна переворачивается, но его не беспокоит это. Он берет мои руки и тянет на танцпол.

— Мы реально собираемся сделать это? — Моя голова слегка затуманена и ноги, как резина. — Я чувствую себя не очень.

Сет кивает, затем вращается вокруг, покачивая немного бедрами, и встает в зажигательную позу.

— Нам с тобой надо расслабиться.

Я смотрю на людей, окружающих нас, которые трутся друг об друга под низкие биты знойной песни.

— Танцы никогда не расслабляли меня.

Он придвигается ко мне, щелкая пальцами и раскачиваясь взад и вперед.

— Да ну. Я видел, как ты танцевала в машине, когда мы направлялись в Афтон.

Я трясу головой, но мои губы растягиваются в улыбке. Я начинаю танцевать с ним, двигаясь не слишком сильно, но достаточно, чтобы почувствовать, как мое настроение возрастает. Когда эту мелодию сменяет медленная, Сет кладет руки на мои бедра. Когда мы начинаем раскачиваться под ритм песни, с каждым движением в моей груди нарастает комок. Мои воспоминания уносятся к моменту, в котором мы с Кайденом танцуем, и на мгновение мне кажется, что все будет хорошо. Но это не так. Кайден не говорит со мной, и все, что я могу ‒ это представлять его, лежащего на полу, бледного, как снег с останавливающимся пульсом. Я могу видеть порезы на его запястьях. Могу почувствовать мой ужас и страх за него. Как не хочу, чтобы он умирал. Как он мне нужен. Навсегда. Комок в груди растет и, я клянусь, мои ребра сейчас треснут от этого.

— Келли, что такое? — Сет стирает пальцами с щек слезы, которые вытекают из моих глаз.

— Я не хочу, чтобы он умер, — шепчу я сквозь рыдания. — Не хочу.

Его глаза расширяются.

— Он не собирается умирать, Келли. Он будет жить.

— Я знаю это. — Отвечаю, зная, что он не понимает. Кайден, похож на меня во многих отношениях. Он держит это в себе, пока не сломается. И если он сломается, я не смогу помочь.

Почему? Я не смогу продолжать жить без него, борясь с болью каждый день. Я чувствую, что это так же, как снова потерять его, когда я увидела его на полу. Я думала, он был мертв, и мое сердце разрывалось в груди, врезаясь болью в ребра.

Я не могу сделать это без него. Мне нужно спасти его и сделать нас счастливыми.

Кайден

Когда я понимаю, что она плачет, я спешу к ней, расталкивая всех на своем пути. Видя, как слезы выкатываются из этих потрясающих голубых глаз – это разрывает мое сердце пополам и больше меня ничто не заботит, кроме того, чтобы она почувствовала себя лучше.

Когда она замечает меня, ее глаза расширяются и она начинает вытирать слезы с щек. Сет оборачивается и смотрит на меня, затем отпускает ее талию и отступает.

— Разберешься? — спрашивает он, и я киваю. Он продвигается через толпу, а я занимаю его место, вставая перед Келли.

Ее пальцы скользят по розовым щекам стирая слезы, но я ловлю ее руку и отодвигаю от лица. Свободной рукой прикасаясь к ее щеке, пальцем проводя по дорожке от слез, вытирая.

— Что случилось? — спрашиваю я, притягивая ее ближе. — Что-то произошло?

Она качает головой, в ее глазах клокочет ярость, а все больше слез грозятся выкатится из ее глаз.

— Я в порядке, просто немного устала.

— Келли, пожалуйста, скажи мне, что случилось, тогда я попробую исправить это.

Она трясет головой и ее горло дергается, как будто она задыхается.

— Правда... Ничего. — Она начинает рыдать, и при каждом всхлипе ее плечи вздрагивают.

Мои руки оборачиваются вокруг нее и я притягиваю ее к груди. Она прячет лицо в моей рубашке, и ее слезы впитываются в ткань. Я не смею двигаться, даже если все вокруг нас танцуют. Я глажу ее по спине и по волосам.

— Шшш... — шепчу я, пытаясь не заплакать. Я не знаю почему, но я могу почувствовать ее боль, даже если понятия не имею из-за чего ей больно. Стараюсь сдержать слезы. Я фокусируюсь на новых шрамах и старом ожоге. Но это не помогает, и вскоре я понимаю, что собираюсь разреветься – мы оба.

Я беру ее на руки, а она даже не смотрит на меня или не кажется ошеломленной. Ее ноги оборачиваются вокруг моей спины, а ее руки скользят вверх по моей груди и затем обнимают меня за шею. Люди смотрят на нас с удивлением, когда я прокладываю путь сквозь толпу, удостоверившись, что подол ее платья не задрался сзади, придерживая его. Когда я выхожу на улицу, она пытается отстраниться, но я сильнее сжимаю руки, заставляя остаться на мне. Сейчас, когда я заполучил ее, я не могу позволить ей уйти.

Поддерживая ее, махаю таксисту. Водитель смотрит на меня с усмешкой, я все еще несу ее, а затем сажусь на заднее сиденье.

— 552 Мэйн Бич Драйв. — Говорю я ему, тянусь и приподнимаюсь, закрывая за собой дверь.

Он пожилой человек, я ловлю его взгляды несколько раз через зеркало заднего вида. Вытаскиваю одну руки и кладу ей на голову, в то время, как другая на ее талии. Она все еще плачет, и ее слезы пропитали всю мою рубашку.

Такси едет вперед, и счетчик начинает тикать. Я прижимаю ее к себе, а своей щекой прижимаюсь к ее голове. Примерно на полпути к дому, когда фонари на главной улице сменяются на гирлянды, она поднимает голову и кладет подбородок мне на плечо, глядя в заднее окно. Я не спрашиваю ее, что случилось, и она не рассказывает мне. Она просто смотрит на удаляющиеся мерцающие огни, пока мы едем вперед, в ночь, зная, что в конечном итоге мы должны покончить с этим, и один из нас должен нарушить тишину.

Келли

Песня, звучащая по радио в такси, такая жизнерадостная; певец клянется в любви девушке, от которой сбежал. Я ему завидую, потому что он смог поведать об этом миру. Я же, с другой стороны, только поняла, что, кажется, влюблена в Кайдена, и что никогда не смогу ему это сказать. Не только потому, что боюсь отказа, но и из-за страха перед неизвестностью. Никогда прежде не любила. Никогда не понимала этого. Но сейчас осознала, что беспокойство и пережитые мной душевные муки вполне могут оказаться любовью.

Я крепко прижимаюсь к нему, чувствую, как его грудь вздымается и опадает подо мной, и наблюдаю за рождественскими гирляндами, свет которых от движения смешивается во вспышки золотого, серебряного и зеленого. Это красивое время года, но я никогда не была особой поклонницей Рождества. Оно напоминает мне о том времени, когда я радовалась и бежала к елке, чтобы открыть подарки. Однако в двенадцать лет рождественские подарки напомнили мне день рождения, воспоминания о котором всегда повергают меня в ужас.

Помню первое Рождество после случившегося. Всю ночь пролежала в кровати, не сомкнув глаз, разглядывая потолок, и надеялась услышать повозку с оленями, как в детстве. Только во мне не осталось воображения и веры в волшебство, я не слышала ничего, кроме ночной тишины и секретов, утаенных в моем сердце.

Следующим утром, когда услышала, что в комнату вошла мама, притворилась спящей.

— Келли, — прошептала она. — Келли, дорогая, вставай. — Мама осторожно потрясла меня. — Милая, по-моему, тебя ждет сюрприз от Санты.

Я подняла глаза и встретилась с ней взглядом. На маме был розовый шелковый халат, ее волосы заплетены и собраны в пучок на затылке. Она была не накрашена, но мне казалось, ей так лучше.

— Доброе утро, — сказала мама, радостно улыбаясь. — Готова посмотреть, что тебе подарили?

Я была утомлена после бессонной ночи, поэтому перевернулась на другой бок, положив руки под подушку.

— Я не в настроении для подарков.

Она дотронулась рукой до моей спины, отчего я вздрогнула, подумав о последнем разе, когда ко мне прикасались, пока я лежала на кровати.

— Келли, с тобой все хорошо? Ты такая грустная последние несколько месяцев.

— Со мной все в порядке, — огрызнулась я. — Меня просто тошнит от Рождества и притворства, будто верю в вещи, в которые на самом деле не верю. Санты не существует, мам. Я перестала в него верить в восемь лет.

— Ну, конечно же, я об этом знаю, — ответила мама, убрав руку с моей спины. — Но если не подыграть, то пропадет вся магия и веселье.

— Магии и веселья тоже не существует, — ответила я, отодвигаясь от нее. — Мне надоело подыгрывать… Я хочу спать. Я устала.

Она просидела рядом целую вечность, размеренно дыша, затем встала на ноги; матрац приподнялся, потеряв ее вес.

— Ладно.

Вот и все ее слова. После этого мама вышла из комнаты, и навязчивые воспоминания вновь завладели мной. Даже сейчас я гадаю, почему она ничего не сказала. Она должна была заметить, что со мной что-то не так. Когда-нибудь я наберусь смелости и спрошу у нее. Я должна. Иначе так никогда и не узнаю ответ, о чем буду сожалеть до конца дней.

— Келли. — Голос Кайдена доносится сквозь пелену мыслей. Я поднимаю глаза, понимая, что отключилась. Подняв голову, гляжу в темноту за окном и на океан в дали.