Она хихикает, пытаясь сохранять хладнокровие, несмотря на ее очевидное волнение.

- Ладно, да,- она говорит ему.- Но, что насчет Райли? Она может пойти снами, верно?

Тайлер колеблется, но не я.

- Ни в коем случае. Я не пойду на вашу вечеринку. Вы, ребята, идите и хорошенечко отдохните.

- Но, что насчет тебя? - спрашивает Гвен.

- Я действительно не хожу на танцы. Я некогда не была одна и не хочу побить рекорд сейчас, -

говорю я добродушно, заставляя их поверить в это. Это правда, что я некогда не танцевала, но не

могу представить, как это делаю не с Лукасом. Я немедленно наказала себя, потому что решила не

думать о нем сегодня. Пройдя еще один мучительный день, я полна решимости отчиститься от

всех чувств к нему.

Они смотрят широко распахнутыми глазами на меня.

- Ты некогда не была на танцах? - говорит Лиза, вызывая меня вернуться обратно к разговору.

- Последний раз, когда я проверяла, это не было требованием для выпускников, - шучу я.

Мы пообедали, разговаривали о лимузинах и выпускных платьях. По крайней мере, они говорили

об этом. Я ела молча, умудряясь пытаясь каждый раз когда кто-то смотрит на меня улыбаться.

***

На следующий день Лукас пришел в школу с гипсом и со страдающем выражением на лице. У

него запавшие глаза, и я чувствую боль его травмы, когда он опускается на стул рядом со мной во

время первого урока. Класс был все еще полупустой, и после того, как он смотрел на меня, когда я

отказалась от его извинений в тот день, я думала, что он сядет как можно дальше от меня. Но он

упрямо сидел рядом со мной, и игнорировал.

- Что случилось? - спросила я.

Он не двигался, а я подумала, что он не хочет отвечать, но потом перевел глаза на меня и пожал

плечами.

- Это был несчастный случай. Я закреплял гальку на крыше и упал.

- Ты упал с крыши своего дома?

- Да,- бормочет он сквозь закрытые губы.

- Тебе повезло, ты только поранил себе руку? Сломал?

Он вздыхает и поворачивается.

- Мы опять разговариваем?

Я ненавижу злость, сверкающую в его глазах, несмотря на его внешнее спокойствие.

- Мы с тобой и не переставали разговаривать.

- Просто не встречаемся, - говорит он, вздрагивая, когда его гипс ударяется об парту.

- Правда, - отвечаю я спокойно. - Ты принимаешь обезболивающие? Аспирин?

- Не твоя забота, - он откидывается назад и отворачивается от меня.

Это его правая рука, а я вижу, как он борется пытаясь сделать заметку левой рукой. Я чувствую

знакомое притяжение к нему, но теперь внизу. Но я знаю, что не могу быть с Лукасом. Нет смысла

даже пытаться. Было бы так легко вылечить его руку. Фиксация сломанной кости - это как езда на

велосипеде для меня, легко, как только возможно. Он вздрагивает, поскольку учитель возвращает

наше домашнее задание с той недели и Лукас берет его правой рукой, стукаясь гипсом, который от

его локтя к запястью снова натыкающийся на стол, на этот раз сильнее, издавая громкий звук.

В этот момент я решаю исцелить его. Последствия будут разрушительны. Я не могу смотреть на

него в таком жалком состоянии, когда я знаю, что могу сделать что-то с этим. Я лечила многих

друзей со сломанными конечностями, заставляя их думать, что это не так плохо, как думали врачи.

Интересно, как люди могут верить в более невозможности как в неправдоподобных существ, а не

в то, что я излечила их.

После звонка Лукас смотрит на меня с удивлением, поскольку я иду в шаг с ним по пути к

следующему уроку.

- Так, что это? Я должен сломать что-нибудь, чтобы ты стала доброй ко мне? - спрашивает он со

своей обычной ухмылкой.

- Я некогда не хотела, чтобы мы перестали быть добры друг к другу, - объясняю я и недовольно

смотрю на него.

Он морщится, опершись на здоровую руку, заставляет меня повернуться к нему.

- Я действительно сожалею, - говорит он.

Я киваю.

- Знаю.

Оставшаяся часть утра проходит между нами с неловким сдержанным дружелюбием, и я могу

сказать, что Лукас не знает, где он состоит со мной. Я не могу помочь ему, потому что так же не

знаю. Я знаю, что скучаю по нему, и я хочу быть с ним друзьями, но боюсь захотеть что-то

большое.

Перед обедом Лукас остается в классе, чтобы получить задания, которые он пропустил вчера. Я

ждала его у двери, коридор притих, потому что ученики разбрелись по классам. Когда он закончил, удивился, увидев меня.

- Привет,- он с улыбкой смотрит на меня.

- Я переписала тебе все записи от вчерашних утренних занятий. Они у меня в шкафчике, если они

тебе нужны.

На самом деле я торопливо сделала их перед уроком, чтобы это было предлогом остаться с ним

наедине и прикоснуться к нему.

- Конечно. Спасибо.

Он смотрит на меня неуверенно. Мое дружелюбное поведение очевидно путает его.

Мы вместе идем к шкафчику. В холле тихо, он терпеливо стоит рядом со мной, наблюдая, как

я набираю код и открываю металлическую дверцу. Я чувствую, что он проходит по мне глазами, я

стараюсь продолжать делать застенчивое выражение лица. Я хватаю бумагу и поворачиваюсь к

нему. Когда он протягивает здоровую руку, вместо того чтобы положить записи в протянутую руку, я касаюсь его ладони. Сразу же в моем животе трепещет нетерпение. Приятное ощущение

жужжания начинается, и я чувствую, как энергия растет. Оно достигает максимума, потом

разматывается и перетекает от меня к Лукасу. Он втягивает в себя воздух, и его рука дергается в

моей. Его предплечье фактически сломано в двух местах, и эти секции соединяются снова вместе, а я медленно делаю выдох. Но что-то еще происходит. Я начинаю видеть сцену в голове. Я вижу

женщину подходящую к Лукасу с бейсбольной битой. Ее рот открыт в крике. Ее каштановые

волосы дико парят вокруг ее лица. Она поднимает биту над головой, и его рука поднимается,

чтобы защититься. Когда бейсбольная бита бьет, я слышу хруст в предплечье Лукаса и его лицо

морщиться в боли.

Я резко выдыхаю воздух, убираю свою руку от его, позволяя страницам тетради опуститься на его

ладонь. Я знаю, что видела правду о его травме. Я не знаю как, но я это сделала. Когда я позволяю

себе взглянуть на его лицо, то вижу полное удивление. Его глаза открыты широко и дико, когда он

смотрит на меня. Когда я исцеляю травмы, я знаю, что другой человек чувствует то же

возбуждение, которое делаю я, но не в этот раз, я не уверена, что чувствует Лукас. Я знаю, что его

кости вылечены, но переживет ли он разрыв со мной? Это то, что только, что произошло?

- Если у тебя возникнуть проблемы с чтением, просто дай мне знать, - говорю я с дрожащим

голосом, показывая на записи, трясущимися руками, пытаясь возвратиться к норме.

Лукас молчит, пытаясь осмыслить то, что только что произошло. Он поворачивает руку и бумага

летит на пол. Тогда он поднимает другую руку, ту с гипсом, сгибает пальцы и поворачивает ее. Его

глаза снова находят мои, они сужаются на мне.

- Рей, - шепчет он, перед тем как поднять руку перед собой и уставиться на нее. - Что, черт возьми, произошло?

- Что ты имеешь в виду? - смеюсь я, это точно не завоюет Оскара. Тогда я делаю шаг назад. - Я на

обед.

- Подожди, - говорит он.

Я стою и смотрю, как его шок меняется на путаницу. Он хочет спросить меня о чем-то, сказать мне

что-то, но не делает. Он просто уставился на меня, как будто изучение меня достаточно долго, могло бы дать ему ответы, которые он ищет.

В конце, я в тупиковой ситуации. Я наклоняюсь, поднимаю бумаги и протягиваю ему. Но он не

признает их.

- Так, гм, я могу держать их за тебя, - говорю я, как будто нечего странного не происходит. Тогда я

делаю шаг подальше от него, засовываю их в сумку. - Увидимся позже. - Я улыбаюсь ему

натянутой улыбкой, прежде чем повернуться и направиться вниз по коридору, пытаясь увеличить

расстояние между нами, позволяя ему подумать о том, что произошло, и отмахнуться от него как

от сумасшедшего, пока он решит быть счастливым, так как его рука не сломана. Это то - как

происходит. Это то - как происходило прежде. Но я некогда не исцеляла Лукаса прежде, и у меня

никогда не было видений, которые показывали из-за чего происходило повреждение. Зная Лукаса, он не позволит себе пойти путем, по которому проходят большинство людей. Я не думаю, что

смогу отпустить это теперь, зная, что это сделала его мать.

Я не видела Лукаса весь оставшийся день. Он не появился на ланче, я грызу теперь губу как

сэндвич. Он может быть смущен, но я знаю, что в физическом плане он полностью здоров.

Основываясь на его реакции маленькое семечко волнения начинает расти внутри меня. Что, если

он скажет кому-нибудь? Если он это сделает, я буду отрицать. Вероятность того, что кто-то поверит

ему, очень мала. Так как тревога завладевает мной, я начинаю жалеть, что вылечила ему руку.

Сломанные руки сращиваются. Я не должна была вмешиваться, и я могу только надеяться, что это

не перейдёт на мое лицо. Но я некогда не могла выдержать видеть, как люди страдают даже самую

малость. Я не обработала видение, которое сопровождала исцеление утром. Такого некогда не

происходило прежде, и я не знаю, почему произошло теперь. У меня нет того, у кого можно было

спросить об этом. Вопросы крутятся в моей голове, а ответы в полной недосягаемости.