Агата Лав - Спасатель

Мы возвращаемся в дом и прощаемся с родителями. По взгляду мамы я вижу, что она всё понимает, и она так ласково и крепко обнимает Аллу, что мне становится тепло на душе. Я обещаю вернуться завтра к часу и погостить у них пару дней. Потом мы забираем вещи Аллы, она успела внести в дом всего одну сумочку, а остальное так и лежит в фургоне.

Я завожу мотор и выезжаю из коттеджного поселка, потом сворачиваю с главной дороги и ухожу к лесам. Я заранее знаю, куда хочу ее отвезти, и поэтому мы добираемся быстро и без лишних петляний.

Мы поднимаемся повыше, чтобы полюбоваться на огни небольшого городка, а утром встретить рассвет, который выйдет из-за холмов.

— Будем считать, что ты зажег свечки, — Алла указывает на самые яркие желтые огни под ногами и прижимается ко мне крепче, когда мы перебираемся в салон и раскладываем походную кровать. — Очень романтично, Алекс.

— Я старался, — хмыкаю и утягиваю ее под себя.

— Мне так ничего не видно, — фальшиво жалуется малышка, созерцая вместо города, мое довольное лицо. — Ни капельки.

— Я тоже романтичный. И плавлюсь лучше свечки.

— Ты плавишься?

— Ага, под твоими пальчиками.

Это чистая правда.

Я целую и ласкаю ее. Беру. Я уже знаю, как именно она любит и на какие ласки отзывчива до дрожи. И я хочу, чтобы ей было сегодня лучше всего, чтобы она вспоминала именно эту ночь и торопилась назад. Расстояние — паршивая штука, но я гоню эти мысли прочь, ведь у нас все так хорошо… Идеально, черт возьми. Я целую ее глубже и веду языком по разгоряченной коже, запах и вкус которой уверен запомнил на всю жизнь. Моя малышка, моя сладкая и терпкая малышка. Я в ней и чувствую, как она сжимается вокруг меня и как влажно дышит в плечо, то и дело прикусывая мою кожу.

Я никуда не тороплюсь, и беру ее медленно и нежно, двигаюсь на грани достаточного и свожу ее с ума накатывающим, но не захлестывающим с головой наслаждением. Она близко и уже готова умолять дать ей последнюю крупицу, чтобы выкрикнуть мое имя и обессилено упасть на матрас.

— Я люблю тебя, — шепчу ей и толкаюсь сильнее.

Резче.

На всю длину.

Она вздрагивает всем телом и вскрикивает, сжимая меня в своих руках до боли. Но мне хорошо от этих ощущений, я так остро чувствую, что она рядом, кожа к коже, и сложно представить, что уже завтра будет по-другому.

Что будет проклятый аэропорт.

— Обещай, что ты вернешься, малышка, — Алекс спрашивает, кажется, уже в сотый раз, все еще не желая верить мне или просто опасаясь, что я уеду и не вернусь.

Наше время вышло, пожалуй, слишком быстро. Я познакомилась с его родителями, и я влюбилась. По-настоящему. Так, что сердце колотилось как бешеное, а в голове вертелась только одна мысль — мой Алекс. Мой мужчина. Мой самый лучший. Спасатель. Тот, рядом с которым ничего не страшно, и все вокруг кажется раем на земле.

— Обещай, что будешь ждать, — поддеваю его, не удержавшись. — У тебя тут море, солнце, Долбалия, да? — я подмигиваю, а он смеется.

— Мне никто не нужен, малышка. Никто, кроме тебя, — даже море будет неинтересным, а еще я боюсь во всех видеть тебя, и пропустить утопающего… — он хмурится, делая вид, что задумался, а я до сих пор не верю, что уезжаю.

Я знала, что не останусь здесь, не вернувшись в Россию. Мне предстоит решить немало проблем: родители, подруга, работа. Я не знаю, как буду говорить всем о том, что переезжаю, что влюбилась и собираюсь к мужчине на другой конец земного шара. Я и сама слабо верю в то, что действительно это сделаю, но если он будет ждать… У меня просто нет права не приехать. Я должна.

Мы прибыли в аэропорт за несколько часов, и сейчас остается всего час до регистрации и момента, когда я взойду на трап и улечу на родину. Улечу, чтобы решить свои проблемы и вернуться.

— Я приеду, — тихо шепчу, обхыватывая его за шею и прижимаясь всем телом к его мощной груди и прессу. Я жмусь и жмусь, сжимаю в руках футболку, купленную мной и подаренную на память. На глаза наворачиваются слезы.

— Эй, малышка. Алла, — Алекс обращает на себя внимание. — Я буду тебя ждать, слышишь? И звонить тебе по Скайп каждый вечер. Хотя нет… каждый день… во время обеденного перерыва. У нас ведь разница во времени, — кажется, он несет откровенную чушь, но плевать даже на это.

Пусть говорит. Я готова вечно слушать его голос. Слышать эту хрипотцу в тембре, запоминать произношение слов и воспроизводить по памяти в моменты, когда мы будем далеко друг от друга, без телефона, Скайпа и взаимных улыбок в камеру. Вряд ли этого будет достаточно, но хотя бы так, чтобы окончательно не свихнуться, чтобы не сойти с ума и дожить до момента, когда я куплю обратный билет и буду лететь на крыльях счастья к своему мужчине.

— Я еще не уехала, а уже стою в международном аэропорту Владивостока, глупо улыбаюсь и покупаю билет в Грецию, — признаюсь, обхватывая руками его шею и целуя в щеку.

— А есть какой-то клинический сон? Искусственная кома? Что-то, что помогло бы мне проснуться через две недели, а ты уже рядом? — он снова шутит. Вижу это по его пляшущим в глазах чертикам и легкому тону, хотя знаю, что ему так же тяжело, как и мне.

— Могу врезать мокрым полотенцем по башке, хочешь? — я не отстаю, потому что шутить действительно легче. Не приходится плакать, и глаза не жгут слезы.

— Украла в отеле? — он притягивает меня ближе.

— Да, — выдыхаю прямо в его губы, после чего ощущаю жгучий и до боли желанный поцелуй.

Алекс толкает язык внутрь моего рта, сплетается с моим языком и вырывает из моих губ стон блаженства. Мы как подростки. Нам плевать на окружающих. Я стараюсь не думать о том, что нас кто-то видит, что такие откровенности могут кому-то не понравится. Плевать, потому что это последние минуты, когда мы вместе. Когда я ощущаю жар его тела и руки, блуждающие по моей спине. Еще чуть-чуть, и я сдамся. Верну билет и сообщу все родителям по Скайп, а уволиться… всегда можно по-французски.

Наконец, Алекс находит в себе силы отпустить меня, взять за руку и повести на регистрацию. Перед посадкой мы прижимаемся друг к другу еще раз, он гладит меня по спине и шепчет нежности, а я стараюсь держаться, чтобы не просто не расплакаться, а не разреветься.

Когда я оказываюсь в самолете, эмоции дают о себе знать. Из глаз начинают течь слезы, а тело бьет мелкая дрожь. Стюардесса интересуется, не нужна ли мне помощь, а мой сосед участливо спрашивает:

— Курортный роман?

— Нет, лучший мужчина, — я больше ничего не объясняю и все оставшееся время полета просто смотрю в окошко, вспоминая мгновения, проведенные с Алексом.

Мы провели вместе три недели, а я влюбилась так, будто мы знали друг друга вечность. Сейчас мне кажется, что я поступаю правильно. Мне действительно нужно уехать, я должна поговорить с родителями, решить существующие проблемы с работой, собрать вещи, уладить вопрос получения визы. Работы действительно много, и я не могу поступить по-другому, это будет неправильно в отношении тех, кто остался в России. Ни мама, ни отец не поймут этого, будет расстроена и Машка. А еще я просто не могу резко сменить тех, кого знаю всю свою жизнь на мужчину, с которым провела три недели.

— Эй, — мой сосед дергает меня за руку, и я поворачиваюсь. — Все забудется. Вернешься домой и перестанешь думать о нем, — я понимаю, что он подбадривает, но действует это по-другому.

— Я собираюсь переехать к нему. Вот, еду решить все проблемы, — холодным и безучастным тоном выдаю, чтобы ненавистный мне сосед отстал со своими нотациями, но он, кажись, даже не думает.

— Да ну? Правда? Ты серьезно? Кто же едет к тому, с кем вас связывало только мимолетное увлечение, — мужчина пожимает плечами, а я не выдерживаю.

— Откуда вам знать, что нас связывало? Почему вы решили, что у нас мимолетно? И почему подумали, что имеете право давать советы? — кажется, я злюсь на то, что у человека совершенно нет чувства тактичности.

— Я помню свой роман, — тихо отвечает мужчина. — Не сердись. Надеюсь, у тебя все будет хорошо, — он ободряюще улыбается, но мне теперь становится интересно.

— Расскажете, что у вас произошло? — спрашиваю, прекрасно понимая, что хочу убедиться в том, что у нас с Алексом не так. У нас по-особенному. Я уверена!

Отпускать сложно.

А ждать еще хуже.

Хотя первый день без нее складывается более-менее. Я провожу его у родителей и помогаю отцу с брусчаткой, он решил выложить новую дорожку к заднему двору и по-своему обыкновению делает работу собственными руками. Мы копаемся до вечера и время пролетает незаметно, отлучаемся только на обед, а, когда подходят минуты посадки самолета Аллы, я набираю ее и узнаю, как долетела.

Я провожу у родителей еще пару дней, как обещал, но ночью приходится уехать, звонит друг из автомастерской, которую мы держим вместе, и просит помочь. Мы договаривались, что в сезон он за главного и что он не будет дергать меня по пустякам, но дерьмо, как известно, случается. Я сажусь в фургон и под грустный взгляд мамы и заспанный отца покидаю их дом.

На месте оказывается, что особо одаренный работник умудрился поцарапать крыло дорогой тачки, когда загонял ее в бокс. Не поцарапать даже, а смачно измять, и это не тупо дорогая машина, а оверпрайсовый крутяк.

— Зачет, — хмыкаю, глядя на погнутое крыло. — Или конкретный залет.

— Я его уже уволил, — отзывается приятель. — Но взять с него нечего. Я его через знакомых нашел, еще не успел оформить… Да и откуда у него деньги? Мастерская наша, нам и отвечать.

— Спасибо, что разъяснил, — провожу ладонью по вмятине и убеждаюсь, что дело совсем дрянь. — Когда клиент должен забирать?