– И сколько? – спросили бабки. На этот вопрос полагалось соврать, чтоб не стали ненавидеть.

– Заплачу за квартиру, за проездной, куплю мыло, свечи, керосин – и с концами. – Это выражение ее бабушки, которая так определяла минимум достатка.

– А что, уже надо покупать свечи? – это другое поколение стариков с задержкой в развитии чувства юмора. Поэтому и вопрос в лоб.

– Это такая шутка, – ответила Марина. Старухи уже жевали зефир, разговор не требовал продолжения, и можно было уходить. А Сергей ждал ее у двери.

Они прошмыгнули, как озорничающие подростки.

Так получилось, но за дверью они кинулись друг к другу, как после долгой, уже не обещающей встречи разлуки.

Это был день счастья. И так естественно было сказать ему: «Останься навсегда», но она помнила о двери напротив. С этим надо было что-то делать.

Он ушел поздно. Марина слышала, как закудахтала, открыв дверь Варвара, и радостный визг Лельки.

Договорились, что он скажет, что нашел квартиру. Марина позвонила Нине Павловне и попросила принять знакомого всего на несколько дней. На что был расчет? Только на то, что у Лельки кончится течка, а Варваре по определению должно стать лучше: мужик с возу – кобыле легче.

Но жизнь не подчинялась фольклорной логике. На следующий день к Марине пришла Варвара. Каждый раз, встречая ее, Марина думала, что ей самой уже много лет. Тридцать девять – это вам не халам-балам. Расплывшаяся крашеная блондинка, живущая напротив, была ее ровесница. И это било Марину под дых. У Варвары, как и у Марины, не было мужа. Он бросил ее, когда Лельке было всего десять. Это был год дефолта, и мысль, как жить дальше, навсегда оставила на лице Варвары какой-то странный след обиженного удивления. Это удивление оборачивалось животным страхом, который выходил из Варвары криком. Все равно на кого. Но, конечно, больше всех доставалось Лельке. За все сразу, за отца-подлеца, за власть-суку, за людей-сволочей, за жизнь-паскуду. Смотри, дочь, и учись на опыте матери. Лелька орала в ответ. В стены стучали соседи.

Варвара приходила только по случаю перегоревшей лампочки («У вас случайно нет лишней?»), занятого спарщиками телефона («Можно от вас позвонить? Эти сволочи…») или неудачной покупки («Может, вам подойдет? Взяла, дура, не меряя»).

Сейчас у Варвары был странный затуманенный взор.

– Я к вам посоветоваться. Вы видели, у нас сейчас живет мужчина. Он дальний родственник. Видели его?

– Да, однажды… – каким-то не своим, искаженным ложью голосом ответила Марина.

– Он меня моложе на три года. Но кто сейчас на это обращает внимание? Я хотела бы его оставить. Он сказал, что будет снимать квартиру, я ему сказала: «Да живите на здоровье!», а потом чего-то забоялась… Ну, во-первых, он хоть и русский, но все-таки из Чечни… Как вы считаете, это не опасно?

Марина была в идиотском положении. Ей надо было сказать правду – не опасно. Одновременно ей надо было соврать – чтоб от Алексея отвязались.

– А как к этому относится Леля? – сказала она третье.

– Он вроде ей нравится.

«Она что, слепая? – думала Марина. – Или Лелька при матери не показывает ему трусики?» Одновременно ее охватил стыд от круговерти, которая идет вокруг мужчины, и в ней она тоже участница.

– Знаете, – сказал Варвара, будто уловив край ее мысли, – плохо без мужика. Вот он неделю живет, дух в доме другой. Лелька не базарит. А то мы, как две сучки…

«Почему как? – подумала Марина. – Именно то слово, но ты, мать, еще не все знаешь. Скажу…»

– Имейте в виду, что Леля в том возрасте, когда молодой мужчина может и ее заинтересовать.

– Ну, знаете, – почти закричала Варвара. – Уж ей я желалку зашью. Думаете, я ничего не вижу? Строит, зараза, глазки, но пока в доме я главная. Подумает о чем не том, выставлю как пить дать.

– Ну, и куда же вы ее выставите?

– Выставлю… Знаю куда… В общем, вы считаете, что не опасно, что из Чечни?

Ничего этого Марина не говорила. Но она поняла, что больше не будет у нее дня счастья. Она никогда не вступит в это состязание.

– Причем тут Чечня? – сказала она. – Он ведь русский. Просто надо у него спросить: ему подходят ваши условия? Ведь, я так поняла, он вам не как жилец нужен?

– А чего я перед вами буду ломаться? Конечно, не как жилец. Он одинокий, я одинокая… У него ведь жена была чеченка, его студентка. Ушла в горы… Сказала ему что-то не то…

«Странно, – думает Марина. – У нас с ним до таких подробностей дело не дошло. Мы, как два брошенных щенка, присосались к блюдечку с молоком радости. А сколько места в его сердце принадлежит той, что ушла в горы? Может, я ему – просто место привала… Мне это надо?» И все в ней колотилось – «надо», «надо», и все в ней кричало – «на фиг», «на фиг».

– Не знаю, Варя, что вам сказать. Я понимаю ваше одиночество – сама такая, я же вас и не понимаю. То, что вы, предлагая жилье, предлагаете в придачу и себя. Дайте ему снять квартиру, оглядеться. Кто знает? Может, он и сам поймет, что вы самое то…

– Да? – вскрикнула Варвара. – Да вы первая перехватите его на дороге. Я это нутром чую. Он ведь к вам заходил…

– Я вам не соперница, Варя. Я у вас на дороге не встану.

«Еще как встану! – думает Марина, но понимает – не встанет. Горький остаток радости от счастья скукоживается внутри нее до полного ничего. – Это ошибка, – плачет она внутри себя, – что мы кинулись друг к другу. Как кинулись, так и разбежимся». Как-то некстати (хотя почему некстати, самое что ни на есть кстати) вспомнился ей тот пролет лестницы, на котором она стояла, слушая звуки поцелуев Арсена. Тогда тоже было счастье, нечего назад плеваться, были цветы и слова, был календарик с телефоном, что отвечал ей голосом любви. Где он? В милиции, как свидетель обвинения. Там ему и место. Но второй раз ее на вилы не поддеть. Она не пойдет на кулачный бой с соседкой и ее дочерью. Вы свободны, сэр! Гуляйте по жизни без меня. Считайте, что я тоже ушла в горы.

– Бог вам в помощь, Варя, – сказала она. – По-моему, он хороший мужик, его не надо опасаться. У вас в соперницах дочь, это помните.

– Ну, эту гору я сдвину, – ответила Варвара. – Я обломаю ее сучьи повадки. Между нами… Мне покойная тетка оставила однокомнатку. Лелька не в курсе, хотя это для нее. Кончит школу – и плыви себе, дитя Дуная. Сейчас там живут два мужика с рынка. Хорошие деньги платят и в срок. Не хотелось бы это терять… Но если начнет вспухать, отделю дуру. Хотя к деньгам так привыкаешь…

– Придется выбирать, – смеется Марина. – Запах мужчины или запах денег.

– Это верно, – отвечает Варвара, – два самых сильных запаха. А какой-то дурак говорил, что деньги не пахнут.

– Был такой римский император Веспасиан. Он наложил налог на сортиры.

– И он прав. И я права. Тут два разных случая. – И она даже засмеялась. И Марина увидела, что она очень даже ничего, ее располневшая соседка, что есть в ней, как это говорят теперь, драйв. И в кулачном бою с глупой Лелькой она бы, Марина, поставила на мать.

Расстались они сердечно.

А на следующий день Алексей ждал ее в вестибюле издательства. У ног его стоял чемодан.

– Я ушел, оставив записку. Вы говорили, что есть какой-то вариант.

– Я вас отвезу, – сказала Марина, – к одной старой даме. Но это не надолго. Пока не найдете себе другой вариант.

– У меня не будет вариантов, – сказал Алексей, отвечая ей на другой вопрос.

– Не будем об этом, – сказала Марина. – В наше непредсказуемое время день счастья – это уже очень много. Можно и остановиться.

В такси, по дороге к Нине Павловне, Марина думала, что, вопреки вчерашним своим мыслям, она уже вступила в борьбу за мужчину. Почему-то ей было и стыдно, и радостно сразу.

А вечером на площадке ее ждала Варвара.

– Не у вас? – спросила она.

– Что? – ответила Марина.

– Кто! – сказала Варвара. – Вот читайте.

Она читала. Какой хороший, ясный, опрятный почерк.

«Спасибо за гостеприимство. Но, как говорится, бойся гостя… И лежащего, и сидящего, и стоящего. У меня есть несколько пока неопределенных вариантов. Остановлюсь окончательно – сообщу. Не выйдет – уйду в горы. Шутка. Спасибо за доброту, за участие, за терпимость. Леля, учись хорошо и не расстраивай маму. Войны кончаются только благодаря умным и образованным. Берегите друг друга, и хранит вас Бог.

Ваш Алексей».

– Понятно, – сказала Марина.

– У него с собой не было никаких вариантов, кроме нашего. Откуда они взялись, скажите на милость?

– Но у вас есть телефон, и вы не всегда были рядом. Куча объявлений там и сям. Вы не допускаете, что ему неудобно жить с двумя женщинами? Что ему нужна отдельность…

– Знаю я, для чего мужику отдельность, не вчера родилась. Это он Лельки испугался… Она просто висела на нем.

«Дошло, наконец, – подумала Марина. – И этой дуре он писал, что умные и образованные спасут мир».

– Успокойтесь, Варя. Вы же разумная женщина. Не тот случай, поверьте мне, чтобы копить ненависть. Он ведь ничего вам не обещал?

– Да пошел он в жопу, интеллигент вонючий! – вдруг в сердцах закричала Варвара. – Я почему пришла, у меня в душе скребли кошки, что он у вас.

– Заходите, посмотрите.

Варвара не погребовала, прошлась по квартире. И заглянула в ванную. Досмотр был откровенный и, в сущности, наглый. И если бы не неожиданный телефонный звонок, Варвара успокоилась бы, но тихий ответ Марины: – «Я сама перезвоню» – снова наполнил ее подозрением.

– Это он? – спросила она.

– Да что вы себе напридумывали, Варя! – Но это был он. И теперь надо было, чтобы Варвара ушла. Но та не уходила и тупо смотрела на телефон.

В какой-то момент она как бы встряхнулась и пошла к двери, не сказав больше ни слова.

Марина крутилась возле телефона, но звонить почему-то не хотелось. «Я же обещала», – говорила она себе. «Я никому ничего не должна, – отвечала себе же. – Хватит на моем веку стремительных мужчин». И почему-то неожиданно и некстати заныло сердце о Никите, даже не о нем, а о том, как они тогда в учительской обнялись взглядом. Думали, что навсегда. Нет, Арсена она не вспоминала, выброшенный календарик сыграл какую-то мистическую роль в их отношениях. «Выбросите», – сказала она Элизабет, и та… И та выбросилась с балкона…