– На что вы собираетесь жаловаться, милая Эль? Приставание к добропорядочным мужчинам? Проституция? Два-три постояльца отеля могли бы легко дать показания, что несколько раз вы предлагали им свои услуги в обмен на некоторую сумму наличных денег. Вы разве этого хотите, мадемуазель?

Даже сорвав с лица маску и дав понять, чем он тут занимается на самом деле, месье Жак не утратил ни капли своей легендарной галантности. Даже произнося угрозы, он оставался образцом любезности и обходительности, что все так ценили, особенно иностранные клиенты.

– Не говоря уж о том, что я мог бы легко запретить вам доступ в номера, – добавил месье Жак, полностью убежденный в том, что я полностью в его власти. – Хотя не думаю, что это соответствует вашим намерениям. Иначе вы не пришли бы сюда сегодня вечером согласно полученной вами инструкции в точно в назначенный час.

Таким образом, месье Жак дал мне понять, что ему известно абсолютно все об ухищрениях Луи, а также о моем намерении срочно с ним встретиться. Он также дал понять, что презирает мои истерики.

Я только-только собиралась заявить в ответ, что мне наплевать на его угрозы и что я смогу доказать полицейским и даже свидетельствовать перед более солидными людьми в суде, что все эти «номера, сдаваемые на ночь» не что иное, как обычная гостиница «под красным фонарем», как за моей спиной раздался чей-то жизнерадостный голос:

– Эль? Неужели это вы, Эль?

Я резко обернулась, нервы на пределе, молнии в глазах, готовая дать по морде любому, кто станет ко мне приставать, как вдруг узнала своего клиента, с которым я была неделю назад, того самого сорокалетнего спортсмена, неловкого и смешного, задававшего в постели идиотские вопросы типа «У тебя есть какие-то предпочтения, как нам следует расположиться?». Я-то тогда наивно полагала, что он будет у меня последним.

– Здравствуйте, – пролепетала я, запинаясь от удивления и сдерживаемого гнева.

Но больше всего меня поразило не его внезапное появление так некстати, а та дама, что висела у него на руке. Я тут же узнала грациозную мулатку, которая гордо увела у меня из-под носа Луи в день нашей первой с ним встречи в Галерее Соважа. Как и в тот раз, она прильнула идеальным телом к своему кавалеру, одарив меня взглядом, полным глубочайшего презрения.

Разве когда-нибудь она работала на агентство «Ночные Красавицы»? Сайт и картотека исчезли, и теперь у меня не было возможности проверить это. Но, думаю, физическое состояние и роскошный вид девицы вполне позволяли ей предлагать свои услуги непосредственно, не прибегая к чьей-либо помощи.

Мужчина смотрел на меня скорее удивленно, чем с вожделением. На мой взгляд, он слишком шумно демонстрировал свое изумление:

– Честное слово, у вас дар – быть одновременно в нескольких местах!

– Что?

– Послушайте, мог я вас видеть на площади Сен-Жорж всего пару минут назад?

Я действительно бесцельно слонялась по всему кварталу, ошалевшая от тоски, борясь со своими видениями, но там, кажется, не проходила.

– Да. Вполне возможно, – подтвердила я, чтобы не обижать его.

Я еле отвязалась от них, стараясь по мере сил сохранять вежливость, что, учитывая обстоятельства, было непросто. Попрощавшись, я направилась к лифту, где меня ожидал молодой лакей. Я очень расстроилась, заметив, что это не Исиам, мой нежный и застенчивый индус, а рыжий парень крепкого телосложения, с коротким носом и веснушками на здоровом лице.

– Номер Паивы, пожалуйста.

– Паива, – повторил лифтер. – Пятый этаж.

Все двери и стены здесь были выкрашены в серебристый цвет того же опалового с переливами оттенка, который Луи использовал для своих посланий. Из чего я сделала вывод, что этот этаж принадлежал ему, может быть, исключительно ему и никому другому, а значит, я отныне вступаю в его королевство.

Рыжий парень, не говоря ни слова, подвел меня к номеру и вставил магнитный ключ в щель валидатора. Массивная дверь медленно открылась, слегка поскрипывая на петлях, и перед моим взором предстал изысканнейший барочный декор. Это была самая красивая спальня, какую мне когда-либо приходилось здесь видеть.

Она представляла собой точную копию внутренних апартаментов маркизы, поражая с первого взгляда изобилием ценных отделочных материалов и декоративных украшений. Самым поразительным в этой комнате, без сомнения, был тщательно воссозданный кессонный потолок: инкрустированные затейливым орнаментом деревянные резные панели с позолотой, очерченные по форме разнообразных геометрических фигур: квадратов, овалов и ромбов, выпуклые границы которых местами рельефно выделялись так сильно, что свешивались вниз, напоминая сталактиты, заканчивающиеся точеными шишечками и желудями.

В каждом проеме стены – непременные огромные зеркала, обрамленные античными колоннами, к ним присоединялся камин, поддерживаемый элегантными бронзовыми кариатидами, расположенный, как ни странно, под окном. Неужели просто декоративный элемент?

Цветочный орнамент, украшающий обивку на стенах, в точности воспроизводил рисунок и цветовое решение на ковре, плотный и длинный ворс которого приглушал стук моих каблуков. Дело в том, что я, по глупости, выскочила из дома в вечерних туфлях, тех самых, что мне купила Ребекка для наряда номер 3. Все мои двенадцать сантиметров женской гордыни и дискомфорта при ходьбе. Каким бесконечно далеким показалось мне то время, когда мы с ней бегали по магазинам на Больших бульварах, чтобы купить подходящие шмотки…

Я не стала ждать указаний и скинула туфли, чтобы всей стопой ощутить мягкий шелковистый ворс изысканного и такого удобного полового покрытия. В своих самых лучших туалетах, включая ожерелье Евгении на шее, я оказалась на свой лад, но в полном соответствии с окружающей обстановкой. Я была здесь не случайным посетителем, я воплотилась в Паиву.

Я рискнула предположить, что в этом номере, в отличие от предыдущего, нет никаких современных устройств, замаскированных декором, но вдруг до меня донеслась приятная музыка, окружив со всех сторон, что означало: техническая аппаратура располагается за обшивкой стен. Я прислушалась. Мелодия, определенно, была мне знакома, но я не могла вспомнить ни названия песни, ни исполнителя.

– Это «Туннели» в исполнении Аркад Фаер.

Я вздрогнула, сердце от страха чуть не выпрыгнуло из груди. Я узнала этот голос, хоть и приглушенный барабанным боем ударников и замысловатыми руладами фортепиано, но такой знакомый. То был голос Луи, как я догадалась, испытав облегчение. Как ни странно, я была этому рада и, как ни старалась, не могла ни утаить это чувство, ни подавить его.

Со стороны входной двери послышался щелчок в замке, и я поняла, что в очередной раз стала пленницей.

Поборов оцепенение, я взяла себя в руки и сказала твердым голосом, обращаясь непосредственно к Луи (как будто он на самом деле стоял тут передо мной), чувствуя незнакомый прилив горячей крови, глухо пульсирующей в висках, в основании шеи и внизу живота.

– Вы не могли бы перестать играть эту комедию прямо сейчас?

– Комедию? Ах! Эротическую комедию, вы имеете в виду, в которой, кстати, вы прекрасно исполняете свою роль, Эль. Если хотите, могу показать вам вчерашнее представление, чтобы вы сами в этом убедились.

То, что он все снимал на видео, меня вовсе не удивило. Какое-нибудь простенькое приспособление типа скрытой за стеной или потолочной панелью видеокамеры.

Не пойму почему, но мне казалось, что вчера я развлекала себя эротическими забавами без какого-либо музыкального сопровождения. Разве что стоны и хриплое дыхание парочки актеров на экране служили соответствующим аккомпанементом, лучшей фонограммы для подобного занятия трудно себе представить…

– Подобрать хорошую музыку для занятий любовью не так-то просто, – продолжил он вещать откуда-то из-за кулис. – Некоторые посвящают этому всю жизнь. Я сам уже многие годы этим занимаюсь и далеко не всегда могу утверждать, что нашел наконец идеальную партитуру.

Мне стало совершенно ясно: если я хочу заставить Луи говорить, есть только один способ завлечь его на свою территорию, а для этого придется первое время играть по его правилам. Лишь в том случае, возможно, удастся повлиять на старшего Барле и заставить приоткрыть завесу тайны над его прошлым, и тогда, если повезет, мне достанутся хотя бы крохи правды, какими бы мизерными и обрывочными они ни были.

– А, по-вашему, какой она должна быть? Какая музыка, на ваш вкус, достойна считаться сексуальной? Любопытно…

Мой неожиданный интерес к теме, похоже, озадачил его, так как ответил он не сразу, но, тем не менее, сказал так:

– Медленный темп. Достаточно монотонный. Почти механический. Для большинства из нас повторение однообразных движений в одном и том же ритме, стимуляция одних и тех же зон приводит к блаженству. Выбранная музыка должна отражать эту регулярность и поощрять упорное желание доставить другому удовольствие.

– Хорошо! Мне бы хотелось поверить вам на слово, но приведите примеры! Не сомневаюсь, у вас их много.

– О! Для этого не обязательно быть меломаном. Некоторые образцы популярных классических произведений из нашего музыкального наследия почти открыто воспевают половой акт, если обращать внимание особенно на их темп. «Болеро» Равеля, к примеру, с его нарастающим крещендо и бурным извержением в финале – яркий тому пример.

Приведенный музыкальный фрагмент как гимн сексуальности говорил сам за себя.

– Есть и другие? – я продолжала любопытствовать. – Что-нибудь, что вы могли бы продемонстрировать прямо сейчас, здесь…

– Даже не знаю…

– Что-нибудь такое, что могло бы мне подойти, – провоцировала я. – Что-то в моем духе.

То, что я таким образом поставила его в затруднительное положение, не позволило мне одержать верх, но, по крайней мере, сравняло наши силы. Я почувствовала, что стала для него достойным партнером в игре, и мысль об этом переполнила меня радостью. Мне стало легче дышать.