– Возьмите это. Луи просил меня передать его вам.

– Спасибо, но что это?

– Вам пора, красавица! Вас ждет на улице такси. Там и посмотрите.

Даже не попрощавшись с художником, я поспешила к выходу. Там, на тротуаре, уже заводил мотор водитель вместительного седана черного цвета. Я растерялась, не зная, какой адрес назвать, потом решилась:

– Улица Тур-де-Дам, дом три, пожалуйста. В девятом округе.

Он дернул с места, не проронив ни слова. Я удобно устроилась на заднем сиденье и могла теперь спокойно открыть конверт, переданный Луи через своего приятеля-галериста. Там лежали восемь купюр по сто евро каждая. Купюры были гладенькие, чистенькие, словно только что вышли из хранилищ Центробанка Франции. Восемьсот евро – это вдвое больше, чем сумма вознаграждения, которое я получила бы, если бы, случись такое, мы закончили ночь в номерах «Отеля де Шарм». Да уж, он выполнил, что обещал, в полной мере! Но Луи Барле не стал пользоваться моими услугами, хотя мог бы со мной переспать, воспользовавшись тем, что я не знала, кто он… Он же выбрал меня по каталогу в агентстве, как любую другую куртизанку.

Из-за его чрезмерной щедрости я чувствовала себя как обыкновенная шлюха. Он не мог не понимать этого. Так же не мог игнорировать тот факт, что мы вскоре станем близкими родственниками.

Я уж было собралась отправить Дэвиду эсэмэску, как обещала, о том, что возвращаюсь, как вдруг на экране моего смартфона зажглись слова чужого послания. Без подписи, но и без сомнений в том, кто его автор: «До завтра».

Мне бы следовало тут же выбросить мобильник в окно. Или просто-напросто стереть из его памяти эти два слова. Но я не сделала ни того, ни другого. Щеки горели, в висках стучала кровь, а я сидела, уставившись на эти слова, с трудом сдерживая слезы, подступавшие к глазам, водопад слез, накопившихся за долгое время от непонятно какого горя.

Вот так Луи Барле вошел в мою жизнь.

9

6 июня 2009 года

Этим утром Дэвид не пожелал мне доброго утра. Сам, лично, я имею в виду. Он просто прикрепил написанную от руки записочку к своей кредитной карте, кстати – еще одно доказательство его непричастности к истории с дневником, и оставил все это на столике около кровати, чтобы утром, только проснувшись, я улыбнулась и получила заряд бодрости на целый день.


У тебя сегодня собеседование, если не ошибаюсь. Наведи красоту, как ты это умеешь, а главное – как тебе самой нравится.

Я люблю тебя.

Д.

Он был по-прежнему внимателен, расточал участие и любовь ко мне, как делал это на протяжении последних трех месяцев. Но я больше не могла в полной мере наслаждаться знаками его внимания. Во мне что-то сломалось. Чувства не пробуждались в душе так, как раньше. Говорят, любовь длится три года. Но ведь не три месяца!


Накануне вечером, когда я вернулась, Дэвид уже спал сладким сном. Я постаралась как можно тише пробраться на свое место под мягкой пуховой периной в стеганом шелковом пододеяльнике, но не смогла уснуть быстро. Я переворачивалась с одного бока на другой каждый раз, когда какая-либо деталь сегодняшнего кошмарного вечера пронзала память. Я никак не могла успокоиться и подобрать более подходящее определение для моего последнего свидания, и мне не хватало хладнокровия, чтобы как-то иначе представить себе его последствия: все выходило так, что мой будущий деверь решил поймать меня в ловушку – зачем, я пока не догадывалась, но он специально договорился с агентством насчет меня и снял меня на вечер без ведома своего брата. Теперь одно только слово Луи, и все мои планы по поводу будущей счастливой жизни с Дэвидом рухнут в считаные мгновения, рассеются как дым. Прощай, жизнь, о которой я мечтала, прощай, чудесное исцеление Мод… Коварный замысел Луи, гнусный – с одной стороны, с другой – совершенно необъяснимый, мог разрушить все, что мы с Дэвидом так бережно создавали в последние месяцы. Даже эти деньги, которые я считала и пересчитывала на заднем сиденье в такси, настолько грязные, что он побрезговал передать их мне своими холеными руками, они испачкали символ моей любви к его брату: старинные часы, которые я собиралась подарить Дэвиду, теперь вызывали у меня отвращение, я уже не могла относиться к ним, как прежде, отныне они с немым укором напоминали о моем грехе, о постыдной тайне, которая связывала нас обоих, меня и Луи.

Я не могла понять, откуда у человека, которого я до сих пор ни разу не встречала, возникла ко мне столь явная неприязнь. Что плохого я ему сделала? Наверное, он воспринимал меня как хищницу, готовую идти по головам к своей цели, как одну из тех, кто без стыда и совести увивается вокруг состоятельных неженатых мужчин, чтобы присосаться словно пиявка к их семейному состоянию. Внезапно у меня возникла мысль, что Дэвид сам мог попросить брата проверить искренность моих чувств. Он же подвергал испытаниям на преданность, профессионализм и верность делу своих самых близких сотрудников, когда брал их на работу. Но вряд ли Дэвид мог так поступить со мной! Я сама не верила в реальность столь мерзкого предположения… В конце концов, зачем ему это после того, как он сделал мне предложение тем вечером на барже? Человек, способный так изысканно обставить предложение руки и сердца, не станет манипулировать близкими людьми! Это низко и подло! Он бы не смог, в отличие, кстати, от Луи, способного, насколько я могу судить о нем, на любые происки.


– Ты не спишь? – пробормотал вдруг Дэвид рядом со мной сонным голосом.

Настолько неожиданным для меня стал его простой вопрос, что я чуть не вскрикнула от испуга в кромешной темноте спальни.

Он словно почувствовал, что меня надо как-то утешить, и прижался своим атлетическим торсом к моей спине всем телом, идеально сочетающимся с моим, рука к руке, бедро к бедру. Его спокойное дыхание нежно щекотало мне шею. «Вам бы следовало использовать заколку для волос вместо шпилек, – нашептывал мне в ухо вкрадчивый голос Луи. – Вам бы пошло».

Стоило мне вспомнить эти слова, а еще больше – прикосновение тонких пальцев к чувствительной зоне под завязанным на макушке пучком волос, как по телу прокатилась теплая волна, неожиданно заколотилось сердце, внезапный импульс энергии пронизал как током все мое тело, от шеи до поясницы, продолжая самовольное движение ниже, к бедрам, к вспухшим от безудержного желания складочкам нежной кожи между ног. Я инстинктивно напряглась и прижалась попой к Дэвиду, и у него в паху, моментально отозвавшись на мой призыв, очнулось ото сна его мужское достоинство.

– Это в клинике тебя довели до такого состояния? – приглушенно шепнул он, коснувшись губами мочки моего уха.

Я сладострастно прижалась к нему, что совсем на меня не похоже, и томно простонала в ответ:

– Я хочу тебя, возьми меня, прямо сейчас.

– Ты что, хочешь, чтобы я…

– Приди ко мне! – страстно шептала я.

Дэвид не заставил себя долго упрашивать. Освободив из пижамного плена свой напряженный фаллос, он вошел ко мне в лоно безо всяких предварительных ласк, без нежной прелюдии, без лишних слов. В таком положении нельзя ожидать глубокого проникновения, его движения вперед и назад несколько ограничены, зато удобно лежать на боку, и еще одно преимущество такой позы в том, что я могла совершенно свободно рукой ласкать свою мохнатую киску и, раздвинув пальцы буквой V, теребить упругий чувствительный бугорок, набухший между половых губ. Дыхание стало неровным и глубоким, иногда я срывалась на хрип по мере того, как розовый бутон набухал от моих мануальных стараний. Еще не наступил миг, желанный для всех нас, когда дыхание перехватывает и замирает сердце, но время от времени меня начинало трясти с головы до ног. Мне хотелось больше, хотелось сильнее, а главное – как можно дольше. Я бы предпочла, чтобы это не кончалось, и, хорошая новость, все зависело только от меня. От моего умения распределить его ласки там, где нужно. Свободной рукой я нашла руку Дэвида и приложила к своей груди, заставив пощипывать, не стесняясь, мои набухшие соски. Как только его пальцы коснулись розовых пупырышков и стали производить желанные манипуляции, меня словно током пронизало, мышцы спины напряглись, и одновременно напружинились бедра, их согласованное движение было почти болезненным, но очень приятным. Так хотелось, чтобы этот момент продлился подольше, однако откат наступил, как всегда, слишком быстро.


Я теперь уже не припомню, как и когда открыла способ доводить себя до оргазма. Думаю, это случилось в моей девичьей постели, где я спала еще с плюшевыми игрушками, а на стене висел постер «Депеш Мод». С тех пор я почти всегда действую таким же образом: я начинаю с того, что легким движением несколько раз обвожу контур вокруг сосков. Не могу этого объяснить, но мне кажется, все мои эректильные органы как-то связаны между собой. Стоит мне ладонями потереть себе соски, как тут же просыпается розовый бутончик между ног. Но обычно я не спешу его трогать. Сначала прохожусь по верхним частям тела: груди, шее, затылку… Иногда запускаю пальцы в волосы и опрокидываю их на лицо, пусть струятся нежно и ласково. И только когда начинаю чувствовать, как в промежности мало-помалу становится теплее, опускаю руку вниз и начинаю ласкать пупок, потом ниже, ниже, до кудрявых волосиков на лобке, я играю с ними, обвивая колечки вокруг указательного или среднего пальцев. Другой рукой поглаживаю нежную кожу гениталий, губы. Время от времени я подношу ко рту пальцы, смачиваю их слюной и отправляю вниз капли влаги. Там тем временем разворачиваются важные события: я опускаю все ниже средний и указательный пальцы, раздвоенные в виде буквы V, постепенно подбираясь то с одной, то с другой стороны к небольшому бугорку, спрятанному в мягкой плоти гениталий, который теперь уже достаточно возбужден. С каждым новым движением пальцы все сильнее сжимаются вокруг него, такое впечатление, что он растет прямо на глазах, эта волшебная горошина набирает силу по мере того, как я играю с ней. Продолжая теребить ее туда-сюда, я стараюсь делать это не спеша. Время от времени я сжимаю пальцами клитор изо всех сил, как пинцетом, а потом отпускаю, мне кажется, от этих манипуляций из розового он превращается в пурпурно-красный. Я делаю так несколько раз, и в тот момент, когда блаженство уже у порога, в дело вступает другая рука. Иногда я начинаю с того, что подушечкой указательного пальца нахожу серединку клитора и произвожу легкие вращательные движения, отчего он начинает распространять вокруг себя мощную волну наслаждения. Иногда погружаю средний палец во влагалище и позволяю ему действовать в моем влажном, истомившемся лоне как ему вздумается. От совместного действия моих рук зарождается первая волна наслаждения, мощная и яркая. Она распространяется от клитора и быстро захватывает все нутро внизу живота. Иногда после первой начинается серия раскатистых повторов, как после цунами, зарождаясь где-то в недрах моего тела, эти волны постепенно распространяются в двух противоположенных направлениях: вниз, до самых кончиков пальцев ног, и вверх, заставляя вздыматься грудь от сбившегося дыхания и запрокидывать голову назад. «О! Нет, нет», – как правило, шепчу я сквозь зубы прежде, чем обессиленно перевернуться набок, свернуться калачиком и провалиться в сон. Не то чтобы счастливая, но, по крайней мере, удовлетворенная.