– Соня, – спросила я, наклоняясь к ней, все еще ошеломленная происходящим, – когда вас успели пригласить?

– На этот вечер? Совершенно неожиданно. Сегодня после обеда всем пришло СМС типа: «Приходите сегодня в Руэй-Мальмезон в вечерних нарядах». Мы, например, с Фредом были в постели и слишком поздно прочитали.

Маленькая и сухая Ребекка, в свою очередь, подошла к нам. Она встала рядом с Луи и незнакомым мужчиной в темном костюме с лентой триколора на груди. Без сомнения, это был единственный чиновник, который согласился зарегистрировать брак в таком месте и с такой спешкой.

Обведя незаметным взглядом комнату и всех присутствующих, представитель городской ратуши сел в нескольких метрах от нас, скрестив руки на животе, который торчал между лацканами его расстегнутого жилета.

Вдруг мне почудилось, будто между платьями и костюмами промелькнула цветочная блузка мамы. Она словно улыбнулась мне своей медовой улыбкой, секрет которой знала лишь она, и я отчетливо услышала ее шепот:

– Луи тебя любит. И ты его любишь.

В горле появился ком, и слезы подступили к глазам.

Мужчина с лентой подошел к нам.

Он немного прокашлялся, и зычный голос, соответствующий его габаритам, округлый и глубокий, наполнил зал, заставив присутствующих замолчать. Все приглашенные собрались.

– Добрый вечер, спасибо, что вы пришли и особенно что пришли так быстро на это прекрасное событие. Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать заключение брака мадемуазель Анабель Лоран, двадцати четырех лет от роду, внештатной журналистки, проживающей на улице Риго, 29, в Нантре в департаменте О-де-Сен, это там, мадемуазель?

Он адресовал мне дежурную улыбку, от которой я оцепенела. Упоминание моего бывшего дома взволновало меня, ведь я бы все отдала ради того, чтобы мама была со мной в такой день.

Я заметила, что ее образ растворился в толпе гостей.

– Да, да, это там, в Нантре, – ответила я, вздрогнув, потому что Соня толкнула меня локтем в бок.

– Хорошо… Мадемуазель Лоран и, значит, месье Луи Барле, 42 лет от роду, директор художественной галереи, проживающий по улице Тур де Дам в Париже. Верно?

– Да, это так, – подтвердил Луи сдержанным голосом.

– Сейчас я напомню вам ваши права и обязанности…

Пока помощник мэра равнодушным голосом зачитывал речь, я попыталась разглядеть среди гостей знакомых. Под масками я, кажется, узнала Альбана, Пегги, Дэвида Гарчи и даже Жан-Марка Зерки, с волосами, прилизанными как никогда и сверкающими в свете люстр. Все остальные, наверное, друзья Луи. Вот как примерно выглядит окружение моего будущего мужа. Вот круг, в который вскоре я тоже войду.

– …супруги клянутся быть искренними в отношениях друг с другом, не допуская лжи о своей прошлой, настоящей и будущей жизни по злому умыслу или упущению. Повторяйте за мной: «Клянусь!»

Нет, конечно, упитанный мужчина не произносил этих слов. Но я так бы хотела, чтобы он их произнес. Я так бы хотела, чтобы клятвы, связывающие нас, стали залогом нашей обоюдной честности.

Я выхожу замуж за Луи. Здесь. Сейчас. Я не могу ни сбежать, ни отступить. Я уже отвергла его младшего брата, я не могу принести в жертву старшего на алтарь своих постоянных сомнений. Принести в жертву тени женщины, которая живой показалась мне еще более враждебной и страшной, чем мертвой.

– Мадемуазель Лоран, согласны ли вы взять в мужья месье Луи Барле здесь и сейчас?

Ему пришлось повторять эту традиционную фразу по меньшей мере два или три раза, пока я упрямо молчала, в то время как среди собравшихся пронеслась дрожь смеха. Соня вновь ткнула меня локтем, шепча сквозь зубы:

– Черт, Эль, скажи «да»!

Вместо этого я более громким и уверенным голосом, чем в течение всего этого вечера, сказала:

– Клянусь.

Пухлый регистратор тихо хихикнул вслед за зрителями позади него. Он поправил меня профессиональным тоном:

– Сейчас хватит простого «да», мадемуазель.

– Да… – пробормотала я, почувствовав, как глаза неожиданно наполнились слезами, – конечно да!

– Прекрасно, спасибо, – заключил он шутливым тоном. – Месье Барле, согласны ли вы взять в жены мадемуазель Анабель Лоран? – Регистратор, набирая воздух в раскрасневшуюся шею, как в бурдюк, чванливо прокудахтал: – Только клясться не нужно.

Луи не обратил внимания на шутку представителя закона и повернулся ко мне. Он произнес своим самым теплым, самым ласковым голосом, который таил в себе бесконечную палитру чувств:

– Да. Я хочу этого.

Ответ Луи показался мне идущим от всего его тела. Он пробрал меня дрожью до глубины души.

– Хорошо, хорошо, хорошо, – три раза подтвердил регистратор, совсем как нотариус, – властью, данной мне законом, я объявляю вас мужем и женой! – И, точно он был в курсе тех перипетий, которые сопровождали нас до этого момента, добавил с шутливым видом: – На сей раз все официально, клянусь вам!

Несмотря на его убогое чувство юмора, раздались два или три смешка, а мгновение спустя аплодисменты взорвались, как салюты на День взятия Бастилии, долгими залпами, которые не хотели прекращаться.

Луи крепко поцеловал меня. Потом Соня прижала к своей пышной груди. Я, ослабевшая от счастливых слез, наконец-то осознала, что сейчас произошло.

Да, в любом случае это прекрасно для меня. Я пошатывалась, вероятно, все еще находясь под действием того вещества, и к тому же пьяная от своего счастья.

Луи вновь бросился ко мне и прошептал на ухо:

– Отныне ничто больше не будет стоять между нами.

Дэвид сделал все, чтобы отдалиться от нас, а этот момент показал, что он проиграл. Я боялась, что нашего брака не будет достаточно для того, чтобы оградиться от его гнева.

Но Луи в это верил. Он весь светился в своей золотистой одежде, а с его лица не сходила улыбка.

– Чуть не забыл!

Без всякой церемонии он взял со столика бархатную коробочку, в которой ждали своего часа два обручальных кольца.

С первого взгляда я узнала фамильное кольцо, на котором оказались выгравированы на этот раз наши имена. Его же кольцо было больше и солиднее – одним словом, оно было мужским и ждало момента, когда Луи наденет его на свой безымянный палец.

Он взял мой пальчик и торжественно надел колечко. Я, в свою очередь, взяла кольцо, которое предназначалось ему, и надела его дрожащей рукой, наконец сумев отбросить посторонние мысли, которые мешали моей радости.

Я смотрела на него с озорной улыбкой и вызовом в глазах, как во времена наших игр в комнате.

– Ты не приготовил для меня последнее маленькое испытание?

Скрепить наш союз как обычный брак казалось мне преступлением против нашей страсти. Я представила, как гости внезапно начинают раздеваться и валяются в комнате горой дрожащей плоти, это стало бы для молодоженов зрелищным завершением вечеринки. Но стол уже был накрыт, музыка заиграла, и некоторые из гостей мало-помалу начали танцевать, как на любом свадебном приеме.

– Похоже, тебя это разочаровало? – засмеялся он.

– Ммм… немного.

Луи не позволил этому разочарованию окрепнуть. Взяв за руку, он потащил меня по черно-белым плиткам. Странно, что ни один из гостей не попытался нас задержать. В холле нас ожидал Ришар со своей неизменной фуражкой шофера на голове. Он подал Луи одну из его тростей, и мы проследовали за ним.

– У меня есть нечто получше, чем эротическое испытание: премьера.

Луи показал на тот же лимузин, в котором меня увезли в Мальмезон в первый раз.

– Подожди… Ты хочешь сказать, что мы оставим всех там?

Соню, Фреда, Маршадо… Всех.

Покинуть праздник, на котором мы были королем и королевой? Отказаться от всех свадебных традиций?

– Но куда мы пойдем?

– Это часть сюрприза… Если ты позволишь, у меня будет маленькое преимущество.

Наконец я вышла, запутавшись немного в длинном подоле свадебного платья. Секунду спустя Луи присоединился ко мне, и Ришар, шелестя по гравию шинами машины, повез нас по аллее. Мы уехали в никуда, как потом поэтично выразилась Соня. В моей груди уже с трудом помещалась та огромная радость, которая горячей волной пронзала меня сверху донизу. Я глупо улыбалась, даже не отдавая себе в этом отчета, и вглядывалась в городские пейзажи, которые казались мне залитыми ярким солнечным светом. В этот час на город уже опускалась ночь, начинал дуть прохладный ветерок, от которого мы поспешили укрыться в туннеле Дэфенс.

– Ты так и не хочешь мне сказать, куда…

– Тшшш, – прошептал он, прикладывая к губам палец. – Сиди спокойно. Ты все увидишь.

В этот момент он достал откуда-то два бокала и бутылку шампанского. Как настоящий специалист, ловко открыл ее и разлил по бокалам искрящийся, пенящийся напиток.

– Мадам Барле, – обратился он ко мне, держа в руке свой бокал. – Если мне не изменяет память, есть на свете одна вещь, которую вы еще ни разу не пробовали… Я буду счастлив показать вам это сегодня.

Он забрал у меня из рук бокал, который только что дал, и поставил его вместе со своим в специальную нишу. На его губах еще был вкус вина, когда он крепко поцеловал меня и прижал к себе.

Он оказался прав: я никогда не занималась любовью в машине.

Когда мы проезжали мимо площади Этуаль, Триумфальной Арки, которая освещалась яркими лампочками, я поняла, что мы будем сегодня заниматься любовью, одновременно глядя на самые красивые памятники столицы. Ездить по Парижу, как по саду наших наслаждений. Навечно соединить в сердцах ночной город и то самое ценное, самое личное, что только у нас было.

На Елисейских Полях, когда он прикоснулся ко мне, я поняла, что уже вся мокрая. Если эта улица была самой красивой в мире, то его рука, которая ласкала меня, была самой нежной. Фасады дорогих магазинов и изысканных домой наблюдали, как мы трепетно ласкаем друг друга.

Он не торопясь ввел в меня три своих пальца, ощущая, как его ласки отдаются особой дрожью внутри меня. Каждая неровность парижских мостовых помогала моей любви проникнуть все глубже внутрь меня. Если бы он продолжал еще дольше, я бы не смогла сдерживаться и намочила бы ему руку. Каждый раз, когда наша машина останавливалась на перекрестке, мы сливались в поцелуе, и волна нежности накрывала нас с головой. По другую сторону тонированных стекол, по улице, шла шумная толпа. Люди нас вряд ли видели, но могли слышать. Я старалась сдерживать свои стоны, тогда как моя вагина сдерживаться больше не могла.