Эмма Марс - Спальня, в которой мы вместе

– Это вопрос жизни и смерти… – с надрывом воскликнула я, согласно сценарию, который наспех сочинила, пока ехала в метро.

– Если бы вы знали, сколько раз мне это говорили! – отозвалась она, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться.

В ответ я изобразила самую драматичную гримасу, на которую только была способна.

– Тут все очень серьезно… Речь не обо мне. Это касается моей свояченицы, Авроры Барле. Профессор Платон наблюдал ее более двадцати лет назад. И она бесследно исчезла несколько дней назад. Я на самом деле очень обеспокоена.

– Вы предупредили полицию? – спросила она.

– Нет. Ее муж и родители пока против. Но я нашла имя ее психиатра, который, очевидно, находится в этом кабинете. У меня есть довольно веские основания предполагать, что она уже вышла с ним на связь… Либо должна это сделать в ближайшем будущем.

– Хорошо… я схожу и спрошу, сможет ли он принять вас на пять минут. Садитесь.

Женщина указала мне на ряд старых пластиковых стульев, затем сделала звонок, разговаривая тихим голосом и прикрывая пухлые губы рукой. Прошло около минуты, прежде чем она сказала мне:

– Доктор прекрасно помнит Аврору Барле. Он примет вас здесь через четверть часа.

Мужчина в темном костюме и белой накрахмаленной рубашке, открывший дверь своего кабинета после часа ожидания, приветствовал меня с жизнерадостным видом. Круглое добродушное лицо, и только седеющие кудри волос указывали на его возраст.

– Извините меня, но… С кем имею честь?

– Анабель Барле. Аврора Барле – моя свояченица. Я – жена Луи Барле.

– Была вашей свояченицей, – с укором прервал он меня. – Вы сказали моему секретарю, что она исчезла совсем недавно, но, если мне не изменяет память, Аврора умерла более двадцати лет назад. Должен вам признаться, что только невероятная степень вашей лжи побудила меня встретиться с вами.

Я смиренно опустила глаза и постаралась на этот раз сделать вид, что признаю правду.

– Я очень сожалею… Но без этого вы никогда не приняли бы меня.

– На самом деле, вероятно, так.

– Тем не менее могу вас уверить, что я на самом деле жена Луи Барле, брата Дэвида Барле, мужа Авроры Дельбар.

Я хотела показать ему, что знаю слишком много об этом, чтобы быть просто любопытствующей или ненормальной.

– Пусть так, – согласился он сухо. – И что же я могу сделать для вас?

– Если моя информация верна, вы принимали Аврору у себя в период между ее замужеством в июне 1988‑го и ее исчезновением в декабре 1989‑го.

– В самом деле, вам дали верные сведения. Она даже находилась здесь на лечении несколько раз в течение этого времени.

– Долго?

– Не более нескольких дней. Она никогда не проявляла суицидальных наклонностей. И я должен вам признаться, что такой роковой финал в то время удивил меня. Но все же у нее были приступы бреда, весьма поразительные.

Ребекка, Дэвид и Луи – все они упоминали психическую хрупкость моего двойника. Некоторые даже воскрешали в памяти сильные припадки ревности по отношению к Дэвиду. Но никто из них не подтверждал того, что доктор расценивал как «приступы безумия».

– В чем заключались приступы?

– Это долгая история… Но я особенно хорошо помню, что Аврора путала своего мужа Дэвида с братом, которого она якобы помнила до момента ее удочерения семьей Дельбар.

Следовательно, доктор ничего не знал. Но не я должна была раскрыть ему правду. К чему, спустя столько лет? Однако если же я хотела узнать из его уст больше информации, следовало подкинуть ему какие-нибудь факты для размышления.

– Но у Авроры действительно был брат. Он находился в том же самом приюте для сирот, что и она, в Сен Броладре. И был усыновлен другой семьей несколькими месяцами ранее.

– А, я не знал, что… В конце концов, это ничего не меняет. Аврора была очень неуравновешенной. Порой она замыкалась и уходила в себя. А иногда вела себя неистово, по крайней мере на словах.

– Что она говорила?

– Что ее муж сошел с ума. Что жизнь с ним стала для нее тюрьмой. Что ей не дают говорить правду о семейной связи, которая их объединяет… Характерные речи для параноидального психоза.

Или для кошмара, которым оказался кровосмесительный брак…

– И как Аврора появилась здесь? Она просто так, спонтанно, приехала к вам?

– Нет. Если я все верно помню, первый раз, когда я ее принял здесь, она стала пациентом ГТЛ.

– ГТЛ? – произнесла я, вопросительно подняв бровь.

– Госпитализация по просьбе третьего лица. Помещение в психиатрическую клинику в обязательном порядке, если вам так будет понятнее. Такая практика имеет место, когда семейное окружение обращается с подобной просьбой и когда доктор сочтет это оправданным.

У меня практически не было сомнений в личности подписавшего запрос: изолировав Аврору, Дэвид надеялся заставить ее замолчать или лишить всякого доверия ее обвинения. Аврора-великолепная всего за несколько месяцев стала Авророй-депрессивной, прекрасной супругой с хрупкими нервами. Затем Авророй-безумной, бредни которой никто не воспринимал всерьез. Стратегия, итогом которой является самоубийство, увы, весьма предсказуемое.

– А вы, вы считаете, оно было ей необходимо?

– Послушайте. Да, в тот момент я однозначно полагал, что так будет лучше для нее. Такие решения всегда нелегко принять, знаете ли.

– Она принимала лекарства? – поторопила я его.

Доктор глубоко вздохнул, уже устав от моих вопросов.

– Я не помню… А мои архивы того времени больше не хранятся здесь. Но я сказал бы, что да, Аврора должна была принимать лекарства для стабилизации состояния как минимум.

Да, чтобы погрузить ее в состояние полного умственного отупения, в котором она не отважилась бы разоблачить кого бы то ни было.

– Сейчас, если вы позволите, мы простимся, – подвел доктор итог нашей беседе, поднявшись одним движением. – У меня еще с десяток пациентов, которых я должен принять сегодня вечером. И они вполне живы и здоровы.

Я немного прогулялась по кварталу вдоль надземного метро. По забавному совпадению ноги привели меня к тому месту, где в крупном многоэтажном здании из стекла, возвышающемся над железнодорожным мостом, находилось издательство «Экономиста».

Я задумчиво рассматривала здание несколько минут, погрузившись в свои мысли. Как наяву мне представлялась данная история: казалось, что Дэвид подстроил исчезновение сестры не только из опасения, что Луи разоблачит их кровосмесительство. Он также окончательно обезопасил себя, как полагал, от выходок Авроры. Исчезнувшая и забытая, она отныне принадлежала только ему целиком и полностью. И в дополнение ко всему этому больше не угрожала ему и не могла нанести ущерб его амбициям.

– Франсуа? Это Эль. Я вас не побеспокоила?

Когда я смотрела на полупрозрачные буквы, закрепленные на стеклянном фасаде, внезапно в голову мне пришло безумное предположение, а бывший главный редактор журнала казался вполне адекватным человеком, с которым это можно было обсудить.

– Нет. Соня только что ушла… Я вас слушаю.

– Это насчет Луи…

– Соня рассказала мне историю с Фредом. Я сожа…

– Нет, я не об этом, – резко оборвала я его. – Вам никогда не приходило в голову…

Как выразить эту мысль так, чтобы тебя не сочли сумасшедшей или девушкой со слишком богатым воображением?

– …что он тоже мог быть приемным ребенком?

Каждый год, когда начинаются летние каникулы, во Франции происходит удивительное явление: время становится пластичным. Под воздействием тепла и всеобщей лени оно растягивается.

В глубине моей квартирки, превратившейся в духовку, я изнывала и размякала в своей вязкой скуке, ожидая новостей, в тщетных поисках информации об Авроре и братьях Барле.

XV палата суда по уголовным делам еще не назначила первое слушание по делу галереи Соважа, а XVI соседняя исправительная палата по-прежнему хранила молчание по поводу процесса, начатого против Луи в деле «East X-prod». Ожидание было невыносимым для всех. Но еще более тревожным оно стало сейчас, когда Фред бесследно исчез, после того как стер единственную подтверждающую вину Дэвида улику. Он был вне досягаемости и не отвечал ни на телефонные звонки, ни на электронные письма.

– Соня дала мне адрес студии Фреда в Нантре, – признался Маршадо, – я звонил туда каждый день по нескольку раз. И даже съездил, но все без толку… Соседи уже давно его не видели.

– Чего он боится, по-вашему? Что Зерки подаст жалобу?

– Может быть… или он получил такие указания.

Мне никогда не приходила в голову мысль, что гнев Фреда настолько велик, что он перейдет на сторону врага. Дэвид ведь совсем недавно его уволил. Он был в большей степени повинен в его несчастьях, чем Маршадо или Луи, и он являлся представителем той касты, которую Фред ненавидел.

– Я обдумал вашу гипотезу об усыновлении Луи, – заявил Маршадо. – Если то, что Флоранс Дельбар рассказала по поводу второго разрешения на усыновление, верно, это вполне может быть правдой. Барле добились двух разрешений на усыновление со стороны Департаментского управления санитарно-социальной помощи: одного – чтобы усыновить Луи, второго – для Дэвида.

– Нет, – прервала я его размышления, – тогда это не сходится с историей обмена детьми, который Гортензия предложила Дельбарам… В таком случае в момент их посещения у нее не было действующего разрешения.

– Думаю, ее визит мог быть лишь блефом, чтобы впечатлить Дельбаров.

– Хмм, – пробормотала я задумчиво.

Гортензия умерла более двадцати лет назад, и мы вполне могли так и не раскрыть ее секреты.

– Если по-прежнему продолжать раскручивать эту версию, – настаивал Франсуа, – то мы, вероятно, придем к предположению, что Гортензия Барле была бесплодна с самого начала. Если нет, зачем тогда усыновлять двоих детей, одного за другим?

– Вы думаете, есть возможность проверить этот момент?