Увлекаясь все сильнее, мы погружались в те времена и молодые годы братьев. Эта серия дополняла снимки на пляже, которые я уже могла рассмотреть в предыдущие разы. Там можно было увидеть двух персонажей: Дэвида на первом плане и Луи, который вечно находился позади, как статист. По некоторым едва уловимым признакам, указывавшим на благорасположение автора снимков к детям, я догадалась, что фотоаппарат держала Гортензия. Тем более интригующим было отсутствие на фотографиях Андре.

Два снимка полностью привлекли мое внимание: Арман, держащий на руках маленького Луи, гордый, словно Артабан, с сачком в руке, предназначенном для ловли креветок или крабов, которые в изобилии водились под скалами в малой воде, и Аврора, ребенок с неуверенной улыбкой на лице, которую властной рукой держал за талию Дэвид.

– Посмотри на это.

– Двойное бинго, – одобрила Соня, прекрасно осознающая ценность подобного снимка.

Затем я провела долгие минуты, изучая детали архива. Этот последний снимок составлял неопровержимое доказательство того, что существовала ранняя связь между двумя детьми, задолго до официального начала их летнего флирта. Вот почему Гортензия приложила столько стараний, чтобы скрыть ее.

Но если удосужиться и присмотреться к фотографии внимательнее – я пожалела, что в ящиках не нашлось лупы, – можно было понять, что она открывает еще больше тайн. Здесь, прямо под их купальными костюмами кричащих цветов – синий электрик у Дэвида, оранжевый у Авроры, – на лобках, не совсем прикрытых трусиками, различались абсолютно одинаковые крохотные родимые пятна. Я вспомнила о такой же родинке, которую увидела на той же самой части тела, когда вместе с Маршадо просматривала пленки с эротическими сценами.

Две горошинки более темной кожи были настолько малы, что в таком масштабе и на такой бумаге, блестящей от глянца, едва различались. Никто, за исключением, естественно, Гортензии, наверное, не замечал этого озадачивающего сходства у двоих детей, ни во время вечеров, проводимых на пляже, ни ранее в приюте, где девочки и мальчики, скорее всего, не раздевались вместе. Прошли годы, пробились волоски, купальники стали более закрытыми – после безумия бикини в шестидесятые и семидесятые годы слитный купальник вновь вошел в моду у молодых девушек. И никто больше не скользнул ни малейшим взглядом по тому кусочку тела, особенность которого могла бы навести любопытных на определенные размышления. Таким образом, их загадка оставалась надежно спрятанной. И безумные планы Дэвида с каждым летом могли расцветать все сильнее в тайне пляжной кабинки с вырезанным там сердцем.

12

6 июля 2010

Иногда нужно пересматривать документы снова и снова, до тех пор пока они не намозолят уже глаза, для того, чтобы наконец обнаружить там новые подробности.

– Ты это видела?

Соня потрясла передо мной прямоугольником плотной бумаги, зернистой и пожелтевшей. Я сразу же узнала приглашение на свадьбу Авроры и Дэвида.

– Да, – утвердительно ответила я, схватив его. – Ребекка показывала мне такое же.


Флоранс и Жан-Франсуа Дельбар, Гортензия и Андре Барле,

имеют честь пригласить вас на бракосочетание своих детей, Авроры и Дэвида,

которое состоится в субботу 18 июня 1988, в 15 часов, в соборе Святого Винсента в Сен-Мало.

Молодые брачующиеся будут счастливы принять вас с 18.30

на фуршет и прием, который состоится в ресторане «Мезон-де-Брикур»,

д. 1, улица Дюгеклен – 35260 Канкаль.


На белой оборотной стороне нервным почерком были набросаны две строчки:


Со всей моей признательностью и пожеланиями счастья. Я вас нежно обнимаю. О. Р.


– O. Р.? Кто это, O. Р.? – услышала я вопрос Сони из-за плеча.

– Я не уверена… Но мне кажется, что это Оливье Релинджер. О. Р.

– И кто это?

– Шеф-повар ресторана, где проходил банкет.

– Откуда ты это знаешь? – удивилась Соня.

Очевидно, моя подруга не знала ничего о выдающемся рестораторе, оригинальная работа которого с рыбой и приправами была награждена одной, двумя и даже тремя звездами в путеводителе «Мишлен». Заслуженная по праву звезда в своей области.

– В Центре профессиональной подготовки журналистов я описала множество портретов великих французских шеф-поваров.

– И ты думаешь, что этот тип был достаточно близко знаком с Барле, чтобы позволить себе написать подобного рода записку?

– Возможно. Это самый известный из шеф-поваров Бретани, а Канкаль всего в двадцати километрах от Динара. Андре и Гортензия были достаточно богаты, чтобы иметь у него свой постоянный столик.

– А мы? – спросила она с плотоядной улыбкой. – Ты думаешь, мы могли бы пойти туда перекусить?

Перспектива была очень соблазнительной. Кто знает… Может быть, хозяин заведения сумеет пролить больше света на тот день 18 июня 1988? Даже если этот человек не знал ничего о связи между Дэвидом и Авророй, он, без сомнения, должен помнить такую престижную свадьбу…

Сегодня было уже слишком поздно ехать в ресторан, и нам пришлось довольствоваться новой порцией пасты и несколькими оставшимися дольками шоколада.

Затем Соня удалилась, чтобы, как подросток, закрыться и болтать по телефону с Франсуа. Я, за неимением новостей от Луи, безустанно рассматривала одни и те же фотографии, чтобы сделать прошлое мужа своим. Когда этот снимок был сделан, Луи уже понял? По этой причине он стоит с таким хмурым видом? Когда началась его тайная связь с Авророй? Естественно, эти вопросы остались без ответа, и как только я легла спать, мне начали сниться странные сцены, в каждой из них участвовали свои персонажи. Но каждый раз действие прерывалось до того, как было сказано последнее слово, потому что вдруг поднимались все поглощающие огромные волны.

Утром Соня напомнила мне о ресторане «Мезон-де-Брикур». Очевидно, она приняла идею посетить Оливье Релинджера за обещание.

– Ну что мы будем делать сегодня? Обедать в Канкале?

Если бы я не ждала с трепетом новостей от Луи, я бы не колебалась ни минуты. И, кроме того, была еще Аврора… Аврора, которая снова испарилась, решив присоединиться к миру воспоминаний, а не к миру настоящего.

– А если Аврора появится, в конце концов? – предположила я. – Нужно, чтобы я была здесь.

– Шутишь?

– Почему ты так говоришь?

– В конце концов, Эль… Этой чокнутой абсолютно наплевать на тебя. Это же очевидно. Она не придет. Впрочем, если хочешь знать мое мнение, Аврора и никогда не собиралась этого делать.

Конечно же, Соня была права. Но угрызения совести еще удерживали меня в этом огромном здании, когда такси подъехало к воротам, чтобы забрать нас.

– Куда мы едем сегодня? – весело спросил наш постоянный водитель.

– В Канкаль. «Мезон-де-Брикур».

– Эээ… – усомнился он, положив руку на рычаг переключения скоростей. – Вы хотите сказать в «Раковину», в Сен-Мелуар-дез-Онд?

Соня растерянно взглянула на меня.

– Ах да, точно, – воскликнула я. – Я совсем забыла, что Релинджер закрыл этот трехзвездочный ресторан много лет назад.

В самом деле, он пошел по стопам трех своих наиболее признанных коллег, Робюшона, Сандеренса и Вестермана, и отдал свои такие ценные три звезды, устав от постоянного напряжения, к которому обязывал данный знак отличия. Всего в нескольких километрах от своего первого заведения он выбрал место и основал там, в шикарной вилле 1920 года «Шато Рише», напротив Мон-Сен-Мишеля, «Раковину».

– Точно, – подтвердил таксист. – Так вы хотите поехать в его новый ресторан?

– Да, спасибо, – поспешно ответила я.

Сен-Мелуар-дез-Онд – это маленькая коммуна на востоке, до которой можно добраться, обогнув острый выступ Канкаля. Малонаселенная, она протянулась вдоль всего залива.

На этом месте, прежде чем превратиться в бесконечную песчаную косу, прибрежная полоса сохраняет свой последний рельеф, скалистый обрыв, на вершине которого расположена роскошная вилла.

«Раковина», сообщил указатель, поставленный на въезде на парковку.

– Добрый день, дамы, – с добродушной непосредственностью поприветствовал нас метрдотель. – Вы предпочитаете пообедать внутри или на маленькой террасе позади ресторана?

– Терраса! – ответили мы хором.

Эта небольшая покрытая травой и защищенная рядом приморских сосен площадка, где стояло всего несколько столиков, открывала восхитительный вид. Бурный слева от нас, справа морской пейзаж был более спокойным, там, где он простирался до самого горизонта, был виден четкий профиль величественного шпиля Мон-Сен-Мишеля.

Нежное солнце на время сменило дождь, и Соня взирала на сдержанную роскошь этого места ошеломленным и восхищенным взглядом.

– Во всяком случае, родители Барле умели жить.

Когда пришли, чтобы записать наш заказ: каракатицы, жаренные на гриле со стручковым перцем, для меня, ягненок, выкормленный на приморских солончаках, для Сони, – я прошептала на ухо официанту:

– Вы не знаете, возможно ли увидеть господина Релинджера? Мой муж и он – старые знакомые.

– Мне очень жаль, но его сегодня нет.

Таков удел великих признанных кулинаров – путешествовать без конца для того, чтобы продвигать свой бренд.

Я немного поколебалась, прежде чем задать следующий вопрос, рискуя потерять все шансы на удачу:

– В таком случае… не будет ли возможно сказать пару слов его су-шефу?

– Я уточню… А вы мадам?..

– Барле, – ответила я. – Анабель Барле.

Очевидно, фамилия произвела должный эффект, поскольку су-шеф лет пятидесяти в поварском колпаке и куртке тотчас же появился перед нами.

– Добрый день, мадам. Вы желали меня видеть?

– Да… На самом деле я хотела видеть господина Релинджера.

– Он отсутствует сег…

– Знаю. Но я спрашивала себя, как долго вы у него работаете.

– О, – ответил он с нескрываемой гордостью. – Более двадцати пяти лет. Я пришел сюда простым подмастерьем-помощником и вот уже десять лет его заместитель.