Должно быть, Маршадо почувствовал укор в моем взгляде, потому что поспешно добавил:

– У меня к вам будет еще одна маленькая просьба.

– Я вас слушаю.

– В Интернете больше нет доступа к каталогу «Ночных Красавиц».

И впрямь. Он был недоступен уже больше года, с тех пор как Ребекка удалила его по спешной просьбе Дэвида.

– И что же? Что вы хотели узнать?

– Я хотел бы получить подтверждение, что там фигурировала одна особа. Ребекка Сибони была хозяйкой агентства, да? Не могли бы вы спросить у нее?

Почему он пришел к такому предположению? Ему было недостаточно компрометирующего снимка жены. Без сомнения, он продолжил вести свое расследование дальше. Чтобы найти что? Чтобы разбередить какую рану?

Несмотря на его небольшие предательства, я многим была обязана Маршадо. С тех пор как я решила избавиться от темных пятен в прошлом семьи Барле, он всегда был со мной, на моей стороне.

– Сесиль? – осмелилась я задать вопрос. – Это она?

– Да, – подтвердил он.

– У вас есть фотография, которую вы можете переслать мне?

Разумеется, только не та, на которой его обнаженная жена прижималась к своему дружку. Он нервно начал рыться в памяти своего телефона, и через минуту я получила недавно сделанный и отфотошопленный портрет рыжеволосой женщины средних лет, чьи скульптурные формы я видела вздымающимися над телом Дэвида.


Эта женщина была внесена в картотеку «Ночных Красавиц»? Если да, когда и под каким именем?

Заранее благодарю. Э.


Ребекка почти сию же секунду прислала мне утвердительный ответ.

– Она и вправду работала там, – заявила я Франсуа как можно более нейтральным тоном. – С начала 2004 года и до закрытия агентства.

То есть Сесиль четыре года занималась проституцией, чтобы развеять свою буржуазную скуку в объятиях мужчин более состоятельных, чем ее муж, но которые при этом вращались в тех же кругах, что и он. Все эти годы Маршадо был рогоносцем, сам того не зная.

Я не сообщила Франсуа профессиональный псевдоним, выбранный его женой для этих оргий: Северина, героиня Катрин Денев в фильме Луи Буньеля. Северина, ледяная красавица, которая утоляет праздность, продавая свое великолепное тело, так редко используемое супругом.

Меня заинтриговала одна деталь: как Маршадо, который прилежно и регулярно посещал девушек из агентства, смог упустить в картотеке файл с фотографией собственной жены? Без сомнения, благодаря осмотрительности содержательницы публичного дома, хозяйка «Ночных Красавиц» каким-то образом отфильтровывала просматриваемые им портфолио.

Он с мужеством принял эту новость, не вымолвив ни слова, и взглядом указал на мой мобильный, который не прекращал вибрировать. Соня была в агонии, и я ожидала, что она, обежав всю округу в поисках меня, в любое мгновение может появиться здесь, опьяненная тревогой и любопытством.

– Ответьте ей что-нибудь. Не важно, что…

Не слишком гордясь тем, что мне приходится обманывать свою подругу, я задумалась на мгновение, затем составила сдержанную формулировку:


Я упустила его из-за грозы. Сожалею, но я не видела его лица. У меня срочные дела, связанные с судебным иском.

Я тебе позвоню. Целую.


– Ну вот, это должно успокоить ее на некоторое время, – натянуто улыбнулась я.

Он угрюмо кивнул и, казалось, пытался подобрать слова:

– Эль… Меня уволили.

– Что? Из «Экономиста»?

Для начинающего журналиста, каким была я, человек, подобный Франсуа Маршадо, казался непоколебимым, словно маяк, в издательском пейзаже.

– Но они не могут выставить такого профессионала!

– Еще как могут. Им даже не пришлось собирать административный совет. Два-три телефонных звонка – и готово.

– Но с таким опытом работы вы найдете себе новое место за неделю, – яро ободрила я Маршадо. – Уверена, что вы уже практически нашли его.

Франсуа тяжело вздохнул и посмотрел на меня с мрачным спокойствием.

– Полагаю, вы недооцениваете авторитет своего бывшего дружка и то, какие проблемы он может доставить… Я уничтожен. До тех пор пока он не снимет свое вето, ни одна редакция не возьмет на себя риск принять меня на работу.

Наказание последовало незамедлительное и хлесткое. Со времени последнего звонка Хлои, несколько дней назад, у меня больше не было новостей о каких-либо возможных судебных последствиях, предпринятых в ответ на появление моей колонки в журнале. И вот по какой причине: именно Маршадо пришлось заплатить по счетам. Дэвид понял, кто стал инициатором данной публикации. Он догадался, что этой тайной вендеттой обязан скорее приятелю-рогоносцу, чем бывшей подружке, подвергшейся насилию.

– Другими словами, я подписал смертный приговор своей карьере в сорок пять лет.

Официант поставил перед нами две дымящихся чашки эспрессо, и я оставила Маршадо в покое, пока он задумчиво глядел на причудливые молочные узоры на поверхности кофе. Я была ошеломлена заявлением Франсуа, тронутая его фаталистичным настроем.

– Хорошая новость, – вновь заговорил он, поморщившись, после двух обжигающих глотков горячего напитка, – заключается в том, что у меня теперь будет много свободного времени, чтобы копаться в его прошлом. И поверьте, в конце концов я найду то, что ищу.

Он уже продемонстрировал мне свою бульдожью хватку, свой нюх ищейки, свою ненасытную жажду поиска истины, которая заставляет рыться в мусорной куче, облизывая губы, ведь для него столь приятен аромат открытия, хоть он и источает смрад самых мерзких нечистот и отбросов.

Без сомнения, Дэвид не рассчитывал, что Франсуа Маршадо окажется тем, кто в итоге нападет на него с такой яростью, такой верный, преданный, такой надежный. Отныне это был питбуль, пущенный по его следам, который не остановится ни перед чем.

– Вы уже откопали много секретов, – попыталась я поддержать Маршадо.

Я была абсолютно искренна. Благодаря ему я семимильными шагами продвинулась в своих расследованиях тайн семейства Барле. Безусловно, я никогда бы не получила на руки документы зачисления Эмили Лебурде в Сен Броладр, если бы не он. А это звено было самым главным в установлении ее родственных отношений с Дэвидом.

– Хм… Но я уверен, что можно сделать еще больше. Недостаточно просто собрать отягчающие улики. Нужно их использовать.

– Что вы хотите сказать этим?

– С тем, что мы нашли в Бретани, можно легко установить, что Дэвид был виновен в двух серьезных правонарушениях Гражданского кодекса.

– Инцест? – предположила я.

– Точно. Но есть кое-что получше: поскольку мы в состоянии доказать, что Аврора, или точнее Эмили, все еще жива, их брак имеет законную силу. А если Дэвид по-прежнему настаивает на своих планах бракосочетания с Алисой… Он будет двоеженцем!

Меня передернуло от ужаса. Всего лишь год назад я чуть не вышла замуж за мужчину, уже женатого на собственной сестре. Конечно, информация для меня не новая, но никогда она не была сформулирована настолько четко и ясно.

Я начинала понимать, какого гнусного фарса мне удалось избежать.

– Франсуа, – окликнула я Маршадо, наклонившись к нему, с нежной и успокаивающей улыбкой на устах. – Я прекрасно понимаю ваше желание… Но, думаю, сейчас выбран не самый удачный момент, чтобы выставить эту историю на свет.

– Но с такой информацией мы его прищучим! – распалился он.

– Нет, – поправила я его, – это может привести лишь к тому, что подтолкнет Дэвида и Луи к новым судебным разбирательствам. В данный момент мы должны как можно лучше защитить моего мужа, а не сбрасывать атомную бомбу на нашего противника. То есть, я хочу сказать, у Луи есть адвокат, очень хороший. И я не хочу предпринимать ничего, что могло бы поставить под угрозу его систему защиты.

Маршадо слегка нахмурился, проглотил залпом оставшийся кофе и вернул себе, или, по крайней мере, сделал вид, менее агрессивный настрой.

– Хорошо… Будем следовать официальному курсу партии, – произнес он сдержанно и с иронией. – В таком случае, по какому еще следу вы предложили бы пойти?

Чтобы сохранить такую важную для меня помощь с его стороны, я должна была поддержать в нем надежду отмщения. Утолить жажду сенсационных новостей.

– Если вы, конечно, согласитесь, я думаю, вам бы следовало продолжить поиски информации о родителях Лебурде. В конце концов, мы не знаем, что с ними случилось и почему их дети попали в сиротский приют Бретани… Так же, как нам неизвестны условия их усыновления.

– О’кей, – согласился он, опуская веки на сиреневатые круги под глазами.

Должно быть, ему не удавалось выспаться за последние несколько недель. Маршадо говорил мне когда-то о разводе. Жил ли он до сих пор в своем уютном доме в парке Мальмезон, в роскошном квартале возле замка? Или оставил супружеское жилище?

Он как будто прочитал мои мысли и, быстро набросав несколько коротких заметок в своем ежедневнике, посчитал нужным уточнить:

– Сейчас не самое лучшее время для расследования. У меня больше нет кабинета, я живу в гостинице… Маленькое практичное жилище в квартале Шатеньере, возле теннисного корта, где я играю с Дэвидом.

Он уткнулся носом в пустую чашку и тут же исправился:

– …То есть, где я играл с ним.

– У вас все еще остались связи в министерстве социальных дел? – вернула я его на более стабильную почву.

– Да. Гийом – мой старый приятель. Он мне кое-чем обязан. Но в связи с тем, что случилось со мной, вполне можно ожидать, что он с меньшей готовностью будет отвечать на мои вопросы.

– Это точно… Но все-таки вы чертовски хороший журналист!

Спонтанность моей тирады заставила его скромно улыбнуться, и меня поразил контраст его улыбки с улыбкой Дэвида, в которой торжествовала уверенность человека, обладающего надежной поддержкой.

Когда я поднялась и собралась уходить, он лихорадочно схватил меня за руку.

– Эль… Вы думаете… Вы думаете, что мне следует увидеться с Софией? Я имею в виду, сняв с лица маску инкогнито?