— С такими, как веселые распутники из Марэ?

— А почему нет? Мне нравится их общество…

— И компания одной прелестной особы. О ней говорят, что она от вас без ума.Лицо молодого человека побагровело, но это была краска удовольствия.

— Как бы мне хотелось, чтобы это оказалось правдой. Это просто королева, богиня…

— Черт возьми! Какая лирика! Но если вам дороги ваши хорошие отношения с кардиналом, вам следует остерегаться. Говорят, что эта дама нравится и ему.

— О! Он далеко не одинок! Теперь, когда я проводил вас до порога вашего дома, целую ручки и отправляюсь по делам!

Низкий поклон, пируэт, и юноша испарился, как блуждающий огонек. Девушки посмотрели ему вслед. Потом в сопровождении безмолвного, как тень, пажа они направились к покоям королевы. Свет, льющийся из окон, освещал большой двор. Было уже поздно. Дневную стражу у дверей давно сменила личная охрана, которая несла службу по ночам. Ими сурово командовал маркиз де Жевр, но фрейлины знали, что к королеве можно войти, поднявшись по маленькой лестнице. Они ею пользовались каждый день. Эта лестница соединяла их комнаты с бывшими покоями королевы-матери и апартаментами Анны Австрийской. На нее попадали через низенькую дверь, которую сторожил добродушный консьерж, весьма благосклонно относившейся к фрейлинам.

В Квадратном дворе царили тишина и покой. Окна покоев короля оставались без света. Этим вечером Людовик XIII выехал в Сен-Жермен после ссоры с мадемуазель де Лафайет. Размолвка грозила затянуться, потому что на следующее утро королю предстояло отправиться наводить порядок в Нормандии, где парламент принялся за старое. Это происходило частенько. Не проходило и года, чтобы в разных уголках королевства не вспыхивали восстания. Но его величеству потребовалось бы стать вездесущим, чтобы успеть повсюду. Поэтому он прибывал только в самых крайних случаях, даже если ему приходилось уезжать скрепя сердце. Этой ночью король наверняка плакал в своем полупустом дворце в Сен-Жермен. А Луиза лила слезы где-нибудь в Лувре…

Мария и Сильви ничего не знали об этой новой драме. Они собрались уже постучать в низенькую дверь, когда та неожиданно распахнулась. Им навстречу вышли двое мужчин. Оба отпрянули при виде девушек, но один из них сразу же заслонил своего спутника. Заботясь, чтобы девушки не увидели их лиц, идущий первым ослепил Сильви и Марию светом фонаря.

— Ах, это вы! — раздался вдруг знакомый голос Ла Порта. — Ее величество уже беспокоилась о вас. Идите быстрее к ней, у королевы расшалились нервы. А меня прошу простить, я должен проводить врача до выхода в город!

— Врача? А кто же заболел? — спросила мадемуазель де Отфор.

— Донья Эстефания! Вечером за ужином она съела столько пирожных с кремом, что чуть не задохнулась. Ей пришлось немедленно оказать помощь. А королева не пожелала, чтобы пригласили королевского врача. Да Бувар к тому же сейчас находится в Сен-Жермене. Поэтому я отправился на улицу Арбр-Сек. Там живет врач, о котором говорят много хорошего, это доктор Дюпре. Он совершил настоящее чудо, и теперь может спокойно удалиться. Я его провожаю.

— Бедная Стефанилья! — засмеялась Мария. — Я ей всегда говорила, что она слишком любит сладкое!

Сильви молчала. Она просто с любопытством рассматривала лекаря, закутанного до самых глаз в плотный черный плащ. Его лоб скрывала шляпа буржуа» низко надвинутая на лоб. Он не произнес ни слова и только нетерпеливо дернул Ла Порта за рукав. Тот сразу же увел его.

— Очень странный лекарь, — заметила Сильви. — Почему он прячется? — Может быть, боится застудить горло. Пойдемте, мы стоим на самом ветру!

Мария вошла в крошечную прихожую, а Сильви на мгновение задержалась на пороге, вглядываясь в уходящих. Фигура врача, оказавшегося на голову выше его спутника, и особенно походка показались ей странно знакомыми. Потом она быстро догнала подругу, которая громко жаловалась на гуляющие на лестнице сквозняки.

Королева была у себя в спальне. Она разговаривала со Стефанильей. Для больной старая дуэнья имела странно цветущий вид. Видимо, этот доктор Дюпре был просто волшебником! Женщины говорили по-испански, но благодаря Персевалю де Рагнелю Сильви неплохо объяснялась на кастильском наречии. Она услышала несколько фраз.

— Вы уверены, что поступили достаточно осторожно? — спросила камеристка, занятая тем, что вынимала из волос ее величества усыпанные бриллиантами полумесяцы, украшавшие прическу.

— Мы с тобой по-разному смотрим на вещи. Наш друг завтра уезжает в Турень. Об этом всем известно. Я подумала, что будет неплохо отправить с ним письмо брату моего мужа. Он должен знать, что кардинал только что снова послал господина де Ботрю в Седан с новыми предложениями. Его высокопреосвященство хочет попытаться вразумить графа де Суассона.

— Меня бы удивило, если бы это ему удалось! — заметила Мария де Отфор с присущей ей свободой действий. Она перешла на французский, поскольку по-испански понимала, но говорила плохо. — Суассон пообещал, что подчинится только тогда, когда Ришелье умрет или впадет в немилость. Этот господин тоже любит вас, ваше величество!

— Что за глупости вы говорите! А теперь, котенок, расскажите мне, как прошел ваш визит.

— Наилучшим образом, ваше величество! — воскликнула Мария. — Они пустили в ход все свое обаяние, они были очарованы, и они от всей души надеются повторить такое неземное удовольствие в один из ближайших дней! По крайней мере, мне так кажется, потому что мы с господином де Сен-Маром вынуждены были провести это время за дверью! Сильви отправилась в логово тигра одна в сопровождении только мадам де Комбале.

— Может быть, вы дадите малышке самой сказать хотя бы слово?

— Мне нечего добавить, ваше величество, — подтвердила Сильви с робкой улыбкой. — Мадемуазель де Отфор все передает с такой точностью, как будто сама там присутствовала.

— Кардинал просил вас прийти еще раз?

— Да, но я ответила, что только ваше величество может мне это позволить или не позволить, потому что я служу вам.

— А он не предложил вам служить… ему? По крайней мере тайно?

— Ришелье не настолько глуп, ваше величество, — снова вмешалась Мария де Отфор. — И разумеется, он не стал бы этого делать при первой же встрече. Господин «Красный герцог» удовольствовался тем, что заключил с мадемуазель де Лиль сделку.

— Сделку? В это невозможно поверить! И какого же рода, позвольте узнать?

— Это связано с браком. Если мадемуазель де Лиль согласится приходить к его высокопреосвященству и своим пением сопровождать его мрачные грезы, он обещает больше никогда не говорить с ней о господине де Ла Феррьере.

Королева встала так стремительно, что Стефанилья, зацепившись расческой, вырвала у нее прядь волос. Зеленые глаза Анны Австрийской запылали гневом, а раздувшиеся ноздри побелели.

— Какая наглость! Можно подумать, что судьба этой девочки зависит только от него одного! Кардиналу следовало бы знать, что нельзя отдать руку моей фрейлины без моего согласия. Тем более одному из его солдафонов без чести и совести. Никогда, слышите, Сильви, никогда я не соглашусь на этот брак! Пусть кардинал хоть золотом осыплет своего протеже, Следовательно, он предложил вам бессовестную сделку. Раз его высокопреосвященство хочет услышать вас, еще раз, ему придется попросить об этом меня, а не короля. Сильви медленно опустилась на колени, взяла руку королевы и поднесла ее к губам. У нее в глазах стояли слезы.

— Благодарю вас, ваше величество! Благодарю вас от всего сердца!

— Будьте мне преданы, малышка, и вам никогда не придется в этом раскаиваться.

Было уже совсем поздно, когда Сильви наконец удалось уснуть. Нервное напряжение минувшего вечера оказалось для нее в новинку. Но больше всего ее почему-то беспокоил образ этого странного врача. Ей никак не удавалось выбросить его из головы. Поэтому, чтобы хоть как-то успокоиться, она приняла решение кое-что уточнить. И на следующее утро привела его в исполнение. В свободное время, которое оставалось у нее от службы при королеве, мадемуазель де Лиль вышла из Лувра вместе с Жаннеттой под предлогом покупки перчаток. Она их покупала у госпожи Лоррэн, державшей магазинчик на улице Сен-Жермен, которую как раз пересекала улица Арбр-Сек, где якобы практиковал тот самый «врач».

— Мне нужно, чтобы ты разузнала адрес некоего Дюпре. Его вчера вечером вызывали лечить донью Эстефанилью, — объяснила Жаннетте ее юная хозяйка. — О нем мне известно только одно. Этот человек живет на улице, которая проходит прямо за Сен-Жермен-лОксерруа.

— Тогда проще всего зайти помолиться. В церкви всегда полно женщин из этого квартала. И если я не найду среди них ту, которая мне обо всем расскажет, то это только из-за происков дьявола…

— Дьявол? В церкви? — в ужасе переспросила Сильви и перекрестилась. Жаннетта последовала примеру хозяйки, но засмеялась:

— Это вылетело у меня из головы! Я прочту лишний раз молитву Богородице!

Вечерня заканчивалась, когда девушки, завернувшись в накидки с капюшоном, вошли в старинный храм, вошедший в историю. Его посещали обитатели Лувра. Колокола этой церкви били в набат в Варфоломеевскую ночь. Это было великолепное творение архитектуры. Когда вы входили под его своды, которые мать Людовика XIII приказала выкрасить в лазурный цвет и расписать узорами из королевских золоченых лилий, казалось, что вы просто в раю. Особенно сильным это впечатление было в этот день, когда после окончания службы церковь опустела. Остался только ризничий, занятый тем, что тушил свечи на алтаре. Жаннетта, не колеблясь, направилась прямо к нему, а ее юная фрейлина опустилась на колени и прочла короткую молитву. Служанка недолго болтала с ризничим. При помощи монеты она очень легко получила ответ на свой вопрос. Он ее не удовлетворил, тем более им не осталась довольна Сильви.

— На улице Арбр-Сек не живет ни один врач. Чтобы найти лекаря, надо идти на улицу Ферронри…