— Совершенно верно. Но, Сильви, вы никогда не должны соглашаться на этот брак. Именно поэтому герцогиня Вандомская хотела, чтобы я поговорил с вами.

— Это как-то странно…

— Ничего странного. Мне хорошо известно, что собой представляет этот человек. А герцогиня знает только то, что я ей рассказал. При нынешнем положении вещей она ограничилась замечанием, что вы еще слишком молоды для замужества.

— И это правда?

— Не совсем. Многие девушки выходят замуж в пятнадцать лет, а некоторые и раньше. Нашей королеве было только четырнадцать. И его величеству королю тоже. Но вернемся к претенденту на вашу руку. Вы ни за что не должны позволить ему вскружить вам голову.

Девушка вдруг рассмеялась звонким, радостным смехом.

— Вскружить мне голову? Но это никому не удастся. Вы же знаете, что я люблю и всегда буду любить только Франсуа…

— В вашем возрасте все так говорят. Со временем многое меняется.

— Я не изменюсь.

— А следовало бы, Сильви. Не считая того, что герцог де Бофор на вас никогда не женится, он просто не способен хранить верность одной женщине. Говорят, что Франсуа влюблен в госпожу де Монбазон, мадемуазель де Бурбон-Конде и не знаю даже, в кого еще…

— Все не в счет, потому что он любит одну-единственную. И это королева!

— Несчастная! Как вы можете такое говорить! Даже здесь! Это крайне легкомысленно!

— И все-таки это правда, — тяжело вздохнула Сильви и погрустнела. Но она быстро пришла в себя и посмотрела на Персеваля по-прежнему ясными глазами. — Так вернемся к нашему разговору. Почему я не могу увлечься господином де Ла Феррьером? И почему именно вы должны рассказать мне об этом?

— Потому что… Я вас очень люблю. И надеюсь, что вы меня тоже любите. Хоть немного.

Сильви вскочила со своего табурета и уселась у ног своего крестного, чтобы прислониться головой к его коленям.

— Я люблю вас намного сильнее, и вы отлично знаете, что я всегда вас слушаюсь!

Взволнованный, Персеваль погладил шелковистые каштановые волосы.

— Тогда постарайтесь мне поверить, чтобы мне не пришлось рассказывать вам больше, причиняя напрасные страдания.

— Почему?

Он помолчал, потом заговорил, не отвечая на ее вопрос:

— Вы помните ваше детство? Я имею в виду до того, как Франсуа принес вас к своей матери?

Сильви закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться.

— Да, немного… Я помню красивый дом, деревья вокруг, прелестную молодую женщину, которая была моей мамой… И еще няню, мать Жаннетты… А потом что-то ужасное, непонятное, и я не могу этого объяснить…

— А Жаннетта не говорит с вами об этом? — забеспокоился Персеваль. Уже очень давно он заставил маленькую служанку поклясться в том, что она никогда не станет вслух вспоминать о замке де Валэнов, чтобы защитить Сильви от ужасной правды. Когда-нибудь она все узнает, но это должно случиться как можно позже.

— Нет. Жаннетта говорит, что ничего не помнит. Но я уверена, что она лжет!

— Хорошо, ведите себя так, словно она говорит вам правду, и не расспрашивайте ее! Позже я многое расскажу вам, но только когда сам сочту нужным. Помните одно, Ла Феррьер совершенно точно связан с тем кошмаром, о котором вы только что упомянули. Вам этого достаточно?

Сильви встала, обвила руками шею крестного и поцеловала в щеку.

— Разумеется! А теперь я должна идти. Мне пора возвращаться в Лувр. Будьте спокойны. Я не сделаю ничего, что могло бы вам не понравиться или могло бы причинить вам боль.

Сильви ушла. Рагнель раздумывал минуту, потом сел к столу, заточил гусиное перо, окунул его в чернила и написал несколько слов. Затем он посыпал написанное песком, сдул его, запечатал и позвал Корантена:

— Держи! Найди герцога де Бофора и отдай ему это. Мне надо его видеть как можно скорее!

Потом он вернулся в свое кресло у камина и долго о чем-то думал, глядя невидящими глазами в пылающее сердце огня.

Глава 6. ВО ДВОРЦЕ КАРДИНАЛА

Прошло совсем немного времени, и Сильви встретилась с тем, кто по какой-то таинственной, одному ему известной причине просил ее руки у герцогини Вандомской.

Это случилось праздничным вечером в Лувре. Их величества принимали герцога Веймарского, принца, протестанта. В Большой галерее Луврского дворца, построенной когда-то Екатериной Медичи на месте куртины крепостной стены Карла V, актеры из Марэ играли спектакль «Сид».

Старый Лувр был освещен от садов до самой крыши, тысячи свечей горели в залах дворца. Присутствовал весь двор, и юная фрейлина Сильви де Лиль смогла впервые увидеть его во всем великолепии. По случаю праздника кавалеры и дамы блистали немыслимой роскошью и элегантностью нарядов. Кругом переливались всеми цветами атлас и парча, сиял белоснежный батист, блестели золотые и серебряные кружева, извивались ленты, клубились перья и притягивали взгляд вышивки. Но все это служило лишь фоном для бесчисленного множества жемчуга и разноцветных драгоценных камней.

Король Людовик XIII любил одеваться скромно. Правда, он не следовал примеру своего отца, прославившегося, кроме всего прочего, еще и тем, что выходил к придворным в одном нижнем белье. Но в этот вечер костюм его величества сверкал, словно солнце. Но ему так и не удалось затмить главных героев праздника — королеву и кардинала Ришелье. И ее величество, и его высокопреосвященство поражали всех своими нарядами одинакового пурпурного цвета. И трудно было сказать, что выглядело более внушительно — сутана из ослепительного ярко-красного муара, на которой сверкал большой крест Святого Духа, усыпанный бриллиантами, или платье Анны Австрийской из генуэзской парчи. Она в этот вечер выбрала одеяние любимого цвета ее соперника, чтобы не позволить ему одному завладеть вниманием присутствующих. И ей это отлично удалось, потому что к великолепию наряда прибавлялось сияние ее красоты.

Глубокий вырез платья королевы обрамляло тончайшее кружево, припорошенное бриллиантовой изморозью. И все могли любоваться белизной ее груди, которую украшало знаменитое ожерелье из огромных грушевидных рубинов и ограненных в форме квадрата бриллиантов. Эту драгоценность ей подарил в день свадьбы ее отец, король Испании. Но носить его королева смогла, только став взрослой, настолько оно было тяжелым. Диадема и шесть браслетов из таких же камней делали эти украшения почти варварски прекрасными и превращали королеву Франции в идола, перед которым только и оставалось, что преклонить колени.

Но многие поняли это иначе. Королева отдала предпочтение испанским драгоценностям перед теми, не менее великолепными, что подарил ей муж. Королева пришла посмотреть пьесу из испанской жизни в сопровождении немецкого принца. Королева позволила себе невиданную роскошь, не очень одобрявшуюся ее супругом. Анна Австрийская бросила вызов королю Людовику XIII.

Мария де Отфор ничуть не ошибалась на этот счет, как и герцог де Бофор. Франсуа, в одеянии из золотого муара и коричневого бархата, подошел приветствовать королеву.

— Вы просто чудо как хороши, ваше величество, — взволнованно сказал он. — Увидев вас в этих украшениях, хочется пасть к вашим ногам и молиться, молиться и еще раз молиться, чтобы вы бросили хоть один нежный взгляд на распростертого перед вами несчастного.

— Неужели вы будете жаловаться на ту улыбку, что я дарю вам? — ответила королева. У Сильви сжалось сердце.

Анна Австрийская протянула унизанную кольцами руку герцогу де Бофору. Опустившись на одно колено, он припал к ней губами. Этот маленький спектакль не укрылся от взгляда короля.

— И за что это вы, мадам, так по-королевски награждаете моего племянника Бофора? — поинтересовался он. В его голосе явственно слышались нотки гнева. Но его жену это ничуть не встревожило.

— За удачный комплимент, сир! Для женщины это не имеет цены, будь она даже королева Франции.

— Как жаль, что мне не удалось прежде герцога де Бофора найти нужные слова, чтобы заслужить такую милость, — вступил в разговор подошедший кардинал.

— Разве ваше высокопреосвященство не знает, что королевы становятся на колени перед церковью? Если поступить наоборот, то в этом не будет никакого смысла, — парировала Анна Австрийская, едва заметно пожав плечами. Кардинал не упустил это движение, и в его взгляде вспыхнули гневные искры. Но словесная перепалка на этом закончилась.

Обратившись к церемониймейстеру, актеры почтеннейше просили разрешения начать. Все заняли свои места перед сценой, расположенной во всю ширину галереи и скрытой бархатным занавесом.

Несмотря на уколы ревности, только что испытанные Сильви, девушка увлеклась произведением господина Корнеля. Ее очаровали стихи и сама драматическая история двух влюбленных, разлученных неумолимыми законами чести. Мондори, возглавлявший труппу, был великолепным Родриго, а Маргарита Герен божественной Хименой.

Большинство тех, кто в этот момент смотрел спектакль, уже видели его в театре Марэ, но и они с не меньшим пылом приветствовали актеров овацией, как только король подал знак, что можно аплодировать. Его величеству героическая пьеса тоже понравилась, и он пообещал восхищенной представлением королеве, что «Сида» сыграют еще раз специально для нее. А кардинал Ришелье объявил, что спектакль будет сыгран несколько раз в его дворце и что автор получит денежное вознаграждение.

Только к яростным аплодисментам герцога Веймарского стоило отнестись с подозрением. Этот увалень, убаюканный музыкой не всегда ему понятных стихов, проспал все представление глубоким сном.

Среди фрейлин возбуждение достигло апогея.

— Это так прекрасно, что даже ледышка влюбится, — говорила одна.

— Мне показалось, что я раз десять едва не лишилась чувств! Ах! «Пронзенное нежданной, смертельной мукой сердце…» — добавила ее соседка.

— Никогда еще не приходилось слышать столь пламенного выражения таких глубоких чувств! Ах, от этого можно умереть, — вздохнула третья. — Посмотрите, как взволнована наша королева.