— Где ты это взял? — прогремел шевалье, упираясь концом клинка в горло разбойника.

— Но я…

— Не утруждай себя ложью, мне все известно. Ты был среди тех мерзавцев, которые два дня тому назад убили баронессу де Валэн и ее детей в замке Ла-Феррьер. И я не советую тебе этого отрицать, иначе я тут же насажу тебя на вертел! — добавил молодой человек, засовывая украшение себе в карман. — Я никого не убивал, — заорал мужчина, — а эти жемчужины я нашел…

— В этом я не сомневаюсь. И даже могу сказать тебе, где именно — в спальне, на флорентийском туалетном столике.

— Ну и дальше что? У меня был приказ. А когда мне хорошо платят, я всегда выполняю то, что мне приказывают.

Хозяин не шевелился. Он даже убрал руки со стола, словно боялся еще раз коснуться ожерелья. Но этот великан был наделен недюжинной силой, и Персевалю совсем не улыбалось, чтобы он вмешался в его разговор с бандитом, понятно, на чьей стороне.

— Мы сейчас отсюда выйдем и поговорим в другом месте, — заявил Персеваль, хватая «торговца» за воротник камзола. — А ты, — обратился он к трактирщику, — сиди и не рыпайся, если хочешь дожить до завтрашнего утра.

— Я позову стражу! — неуверенно выдавил тот, не поднимая глаз. — У меня нельзя вот так

запросто уводить клиентов…

— Это вообще-то им только на пользу, но тебе ничто не поможет. Зови стражу, если хочешь, я знаю, что им сказать. А ты давай вставай! — он вынудил своего пленника подняться с лавки.

С этими словами шевалье поволок свою добычу к двери, грубо протащил сквозь нее и проследовал дальше, к двум виселицам. Увидев их перекладины, его пленник завопил от ужаса.

— Вы же не собираетесь…

— Тебя повесить? Очень возможно, но все зависит только от тебя, — ответил Персеваль, ободренный этим первым успехом и чувствующий в себе силы Геракла. — Если ты правдиво ответишь на мои вопросы, я, вероятно, отпущу тебя подобру-поздорову.

Он бросил парня на кирпичный эшафот, на котором складывали поленья и хворост, когда кого-нибудь сжигали, и заставил его прижаться спиной к стене, угрожая ему своей шпагой.

— А теперь поговорим! Сначала, как тебя зовут?

— Я уже не уверен, что у меня есть имя. Все называют меня Пожирателем Железа.

Рагнель засмеялся.

— Ты можешь, конечно, точить на него зубы, но я сомневаюсь, что тебе по силам его переварить. Кто нанял тебя и твоего брата? Я полагаю, что тот, кто так ловко исчез, это твой брат. Верно?

— Да.

— Хорошо. Так кто же вами командовал в Ла-Феррьер?

— Вот этого я не знаю!

— Да неужели?

Острие шпаги укололо бандиту горло, и он заныл:

— Я клянусь вам, что не знаю! Никто из тех, кто с нами был, этого не знал. Кто-то нанял нас с братом в трактире «Убегающая свинья». А остальных я не знаю.

— А гвардеец, который с вами расплачивался в харчевне в Лимуре, его вы тоже не знаете?

На коже выступила капелька крови.

— Этого знаем… Это он приходил в кабачок. Его зовут… зовут Ла Феррьер, и он был с нами в замке.

— Ла Феррьер? — ошеломленно повторил де Рагнель. — Но откуда он взял это имя?

— Я… Я не знаю. Этот парень сказал только, что те люди, ну, которых… они украли у него наследство и он рассчитывает получить его обратно теперь, когда больше никого нет в живых.

Шевалье оставил на потом размышления об этом странном заявлении.

— А ваш главарь? Ты уверен, что это не Ла Феррьер?

— Да, уверен! Этот человек присоединился к нам только утром, и никто из нас не видел его лица. Одно только могу сказать: Ла Феррьер обращался к нему с большим почтением. Когда все было кончено, он исчез. Как ветром сдуло…

Рагнель не увидел нападавшего. Ему только показалось, что кто-то сильно ударил его в спину. И автоматически его шпага вонзилась в горло Пожирателя Железа. Крик агонии стал последним, что услышал шевалье, прежде чем погрузиться в темноту.

Если Рагнель не отправился на тот свет этой ночью, то только благодаря своему ангелу-хранителю. Впрочем, была и еще одна причина — страстная любовь к книгам одного маршала Франции. Это был редкий среди военных человек, любивший культуру в те времена, когда знатные господа намного выше ценили умение владеть шпагой, чем навык владения пером. Франциск, барон де Бестейн, де Аруэ, де Ремонвиль, де Бодрикур и дОрм был именно таким редким человеком. Генрих IV прозвал его Бассомпьером, когда девятнадцатилетнего юношу представляли ко двору.

Он понимал по-латыни и по-гречески, говорил на четырех языках — французском, немецком, итальянском и испанском — с одинаковой легкостью и обладал потрясающей библиотекой, о которой неустанно заботился.

К тому же Бассомпьер был отменным ловеласом, всегда в плену какой-нибудь любовной авантюры. В этот вечер он отправился к книготорговцу в Пюи-Сертен, которого посещали все светлые умы горы Сент-Женевьев. Маршал собирался там полюбоваться «Комментариями» Цезаря и, разумеется, купить эту книгу, отпечатанную в Венеции Альдом Мануцием Старшим почти двести лет назад. Но еще он собирался повидаться с племянницей книготорговца, за которой упорно ухаживал вот уже несколько недель.

Именно грядущее свидание с прелестной Маргаритой и заставило маршала выйти из дома, несмотря на приближающуюся грозу. Увы, свидание с «Комментариями» состоялось, а с девушкой — нет. Ветреница еще днем ускользнула в Сюрен.

Разочарованный книголюб освободился раньше, чем полагал, и собирался вернуться к себе не то чтобы вполне, но все же счастливым обладателем знаменитой книги. В те времена парижские улицы освещались только масляными лампадками, горевшими на некоторых перекрестках — то перед статуей Девы Марии, то перед изваянием какого-нибудь другого святого. Поэтому Бассомпьера сопровождали лакеи, освещавшие дорогу факелами. Когда они подходили к площади Мобер, маршал услышал крик и, разумеется, направился к тому месту, откуда он донесся. Если не вышло с нежным воркованием, хорошенькая схватка ему не помешает.

Вечер точно не задался, потому что при виде его людей бандиты разбежались, оставив после себя только два безжизненных тела. Один, с, подозрительной физиономией, был мертв вне всяких сомнений. А второй, явно из дворян, еще дышал. Мало этого, лицо молодого человека показалось ему странно знакомым. Маршал решил, что они уже встречались.

Под уверенными ударами кулаков его слуг открылись ближайшие двери. Удалось найти даже носилки. На них уложили не приходящего в сознание раненого и отнесли в особняк маршала, расположенный неподалеку от Арсенала. Небо проявило сострадание, и тучи прорвались дождем только в ту секунду, когда они прибыли на место. Маленькому кортежу удалось не вымокнуть, чего не скажешь о враче, на поиски которого маршал немедленно отправил своего человека.

Что же касается Персеваля, то он потерял довольно много крови и не осознавал того, что с ним происходит. В таком состоянии он и провел несколько дней, мучимый сильной лихорадкой.

Когда де Рагнель наконец пришел в себя, он с удивлением обнаружил, что лежит в совершенно незнакомой комнате. Это была спальня, продуманно обставленная красивой деревянной мебелью, украшенная гобеленами с изображением греческих богов, и потолок ее в центре сиял живописным медальоном в позолоченной резной раме. Вероятно, была ночь, потому что у кровати горела свеча, а в кресле усердно похрапывал лакей, уткнувшись носом в пуговицы своей ливреи — красной с серебром. Именно этот ровный, но довольно громкий звук и разбудил Персеваля. Очнувшись, он довольно быстро пожелал снова впасть в беспамятство. Чувствовал он себя настолько плохо, ему было даже больно дышать. К тому же ему захотелось пить. Заметив рядом с собой на столике графин и стакан, молодой человек попытался до них дотянуться, но грудь пронзила такая острая боль, что он не смог сдержать стона. Лакей немедленно вскочил и нагнулся к нему, сна ни в одном глазу:

— Проснулись, сударь?

— Да… Мне хочется пить…

— Одну минутку. Я сейчас приведу врача.

Лекарь, очевидно, был поблизости. Он появился практически сразу и не преминул изъявить полное удовлетворение, обнаружив, что его пациент открыл глаза. Он пощупал пульс, дотронулся до лба.

— Лихорадка еще есть, — объявил врач, — но, благодарение богу, вы больше не бредите.

— Бред? Я долго бредил?

— Целую неделю. Вам было так плохо, что мы уже думали, что спасти вас не удастся. Рана очень глубокая, задето легкое, но вы молоды, хорошего здоровья. Природа возьмет свое. Во всяком случае, я на это надеюсь… Если вы проявите благоразумие.

В эту минуту дверь в спальню распахнулась. Лакей пропустил хозяина дома, завернувшегося в халат с коричнево-золотым узором.

— Мне сказали, что нашему гостю лучше! — воскликнул он. — Вот это очень хорошо. Может быть, мы наконец узнаем, кто он такой?

— Не торопитесь, господин маршал, не торопитесь! — взмолился лекарь. — Разумеется, молодой человек может говорить, но он еще слишком слаб.

Раненый попытался приподняться в постели, чтобы получше рассмотреть великолепного дворянина, и немедленно его узнал. Если кто-нибудь хоть раз видел бывшего генерал-полковника швейцарских гвардейцев его величества, тот не забудет его никогда в жизни. Ростом он был больше двух метров и телосложением обладал под стать. Кроме того, хотя ему уже и исполнилось сорок шесть лет, маршал все еще оставался настоящим красавцем — синие смеющиеся глаза, белокурые волосы, шелковистые и вьющиеся, в которые вплелись всего несколько серебряных нитей, лицо, одновременно энергичное и приветливое, и шелковистая бородка, всегда надушенная смесью мускуса и амбры.

— Господин маршал, — пробормотал шевалье, — простите меня, что я докучаю вам подобным образом. Не скажете ли вы мне, как случилось, что я обязан вам жизнью?

— Да это очень просто. — Бассомпьер устроился в кресле, освобожденном лакеем. — Я просто проходил мимо со своими людьми. Мы услышали крики, увидели, что происходит, и…