Майкл рисовал на картинках Мыс Хаббарда и признавался тете, что хотел бы всегда жить здесь, а не в Калифорнии. Он катался на Блю, вцепившись в гриву коня, и умолял тетю не прогонять его, не увозить обратно к матери. Сама мысль об этом разбивала Румер сердце.

– Я никогда не прогоню тебя, – обещала она. – Твоя мама выздоровеет, ты поедешь домой, но потом сможешь вернуться ко мне и Блю. Когда угодно…

Но он не вернулся. Элизабет не позволила ему. Она так и не объяснила причину своего решения; ей всегда было некогда. Когда Румер хотела слетать на запад, Элизабет говорила, что слишком занята. Майкл понемногу взрослел; у него появились личные интересы, и если бы Румер все же приехала, то он не смог бы оторваться от своих занятий, чтобы провести время вместе с теткой.

Румер редко давала волю нахлынувшим на нее воспоминаниям, но вот теперь, этим летним полднем, стоя у белого штакетника, она никак не могла выбросить их из головы. Прискакав обратно, дети сказали ей, что им нужно торопиться домой, чтобы доделать уроки. Румер спросила у них, не подождут ли они еще пару минут.

– Конечно, тетя Румер, – сказал Майкл и помог ей взобраться на спину Блю, которого они оба так безумно любили.

Глядя вниз на почти взрослое лицо Майкла, она улыбнулась и снова почувствовала, как у нее заныло сердце. Румер показалось, что он ощутил то же самое; она заметила это в его глазах и в том, как он, не моргая, внимательно смотрел на нее.

– Ты знаешь… – сказала она, пока теплый ветер развевал его каштановые волосы, – что я никогда специально не нарушала данное тебе обещание?

– Да, – спокойно ответил он. – Я всегда это знал.

– Я рада, – кивнула Румер.

Куин молча наблюдала за ними, но она все понимала: Румер любила племянника больше, чем собственного сына, если бы он у нее был. К сыну она была бы строга, а Майкл ей был дорог, ибо был обделен любовью и вниманием своих родителей. Майкл потрепал гриву Блю, и Румер поскакала в поле.

– Бууууу! – прокричал племянник ей вслед. Возможно, с крыльца на нее смотрели Эдвард и Энни; но ее это уже ни капли не волновало. Румер пронеслась вдоль каменной стены, потом вверх по холму и вниз к речке.

Мчась по ее берегам, она скользила взглядом по стремительному потоку воды и до сих пор слышала, как Майкл – и маленький ребенок, и без пяти минут мужчина – звал их коня по имени. Пустив Блю галопом, Румер представляла себе Зеба, единственного мальчишку, которого она любила, и этим жарким летним днем его образ все больше и больше заполнял ее мысли.

Тем же вечером Майкл ужинал с отцом в одной из местных забегаловок. Потом они немного поиграли в гольф, и Майкл рассказал ему о поездке на Блю. Когда они вернулись домой, его отец пошел поплавать у скал, а Майкл засел за учебники. Вдруг раздалась телефонная трель. Думая, что это Куин, он сломя голову бросился поднимать трубку. Но в динамике прозвучал щелчок: звонили с сотового.

– Майкл?

– Мама?

– Да, это я. Связь просто ужасная. Я сейчас в своем трейлере на съемочной площадке у черта на рогах. Ты меня слышишь?

– С трудом.

– Ладно. Видимо, тут ничего не поделаешь. С тех пор как ты оказался в нашей глуши, я впервые смогла улучить минутку, чтобы позвонить тебе. Ты хоть живой? Еще не помер со скуки?

– Я в порядке, – ответил Майкл.

– Ну надо же! Мне сообщили, что твой дед отправился в путешествие. У меня не хватило духу, чтобы перезвонить и выяснить все подробности… ты же знаешь, что я не сильна в прощаниях. Он отплыл без происшествий?

– Да.

– Слава богу. Он, конечно, совсем рехнулся, если решил в одиночку добраться до Канады, но таков уж твой дед. Он безгранично верит во всемогущество литературы. И если Мелвилл и Джозеф Конрад писали о том, как здорово бороздить морские просторы, твоему деду непременно надо опробовать это на личном опыте. Как там тетя Румер?

– Чудесно.

– Наверное, сама не своя. Без его-то компании. Она неспособна жить одна.

– С ней все нормально. – Его мать рассмеялась.

– Ты просто ее не знаешь. Говорю тебе, сейчас она ужасно расстроена. Я очень люблю ее, но она чересчур привязана к нашему отцу.

Майкл живо представил себе, как тетя Румер каждый день садилась в свой грузовичок и ехала на работу. Он подумал о животных, которых она лечила, о спасении поморника. И еще он вспомнил, как она скакала по полю верхом на Блю.

– У нее полно дел, – сказал он.

– Ну, разумеется, – усмехнулась его мать. – Так она отвлекает себя от терзаний по твоему папаше.

– Что?

– Только не говори мне, что ты не заметил, как она обмирает от одного его вида.

– Нет, не заметил.

– Ведь она была влюблена в него. Мы никогда не разговаривали с тобой на эту тему, но теперь ты уже достаточно взрослый, чтобы знать. Это было скорее похоже на шутку… застенчивая малышка Румер и Зеб. Я в том смысле, что как они вообще могли быть вместе? Ветеринарша и астронавт… – его мать снова язвительно рассмеялась.

– Но почему бы и нет? Тебе-то он был не нужен.

– А вот это совсем невежливо с твоей стороны, Майкл, – ответила его мать. Может быть, она расстроилась? Майкл не мог определить, но смех из ее голоса точно исчез.

– Это правда.

– Правда – штука довольно субъективная, – сказала его мать. – Все зависит от того, кто ее озвучивает. Ты не в курсе всей истории. Дело в том, что мы переросли друг друга. Печально, конечно, но с кем не бывает. Вот влюбишься и сам узнаешь, что это такое. Кстати, есть какие-нибудь новости от Аманды?

Аманда Джонс, дочь знакомого Элизабет, известного продюсера Бастера Джонса. Аманда, как никто другой, подходила под определение «восхитительная красотка». Она была изящной «куколкой Барби», уже успевшей засветиться в двух фильмах и трех музыкальных клипах. Она умела петь, танцевать, занималась кино и модельным бизнесом. Весной Майкл гулял с ней, и его мать была вне себя от радости.

– Абсолютно никаких, – равнодушно ответил он теперь.

– Держи ее на коротком поводке, – посоветовала ему мать. – Она для тебя идеальная пара. Ты должен помнить, что не каждому везет так, как тебе. На своем пути ты встретишь еще много девчонок, но только Аманда из твоего круга и подходит тебе…

– Из какого это – моего круга? – разозлился Майкл.

– О-о! Это самое важное, Майкл. Свой круг – это общие интересы, общие знакомые, это прекрасно, сын мой!.. Только тогда ты сможешь стать счастливым…

Майкл представил себе Аманду за ловлей лобстеров, или на пляжном песке в стареньком одеяле, или утром на крыльце разламывающей клешню сваренного лобстера – и рассмеялся от души. Как же они с матерью далеки друг от друга! Как две параллельные, что никогда не пересекутся.

– А ты-то сама знаешь, что такое счастье? – спросил он.

– Тише! – хохотнула его мать. – Не бей меня, я всего лишь излагаю тебе истину нашей жизни. Ты уже знаешь, откуда берутся дети… так вот, это еще сложнее и тяжелее. Поэтому не отпускай Аманду – не стоит терять ее.

– Нет, стоит, – подумав о Куин, сказал Майкл.

– Что?

– Аманда Джонс меня совсем не интересует.

– Похоже, ты там уже с кем-то развлекаешься. Не так ли, Майкл? Послушай свою маму – не глупи. Ты не с Мыса Хаббарда и должен радоваться этому. Не растрачивай себя по пустякам. Немножко поиграл и хватит. Ах да, а кто она?

Майкл замолчал, накручивая на руку телефонный провод. Что-то подсказывало ему не раскрывать матери правду о Куин. Он был уверен, что она непременно попыталась бы испортить их отношения. Оберегая свою любовь, он решил, что нужно перевести разговор на другую тему.

– Вы же с отцом были вроде бы одного круга. Я видел дома, в которых вы выросли, – они стоят по соседству.

– Да, ты прав. Но это не тот крут, который сближает. Просто мы жили по соседству. А если уж говорить об общих интересах, то твой папаша, наверное, должен был жениться на твоей тете Румер. Ну, так кто она? – мать решила допытаться о девушке, которую полюбил сын. – Давай колись.

– По-моему, они были бы счастливы, – не желая отвечать, тихо сказал Майкл.

Молчание в трубке. На мгновение Майклу показалось, что их разъединили, но потом его мать спросила:

– Что ты сказал?

– По-моему, они были бы счастливы.

– Они?

– Да. Мой отец и тетя Румер.

– С какого перепугу ты несешь такую чушь?

– Но они прекрасно смотрятся вместе.

– Вместе? И где это они были вместе?

– Они танцевали на пристани, – сказал Майкл, – когда мы все провожали дедушку. И еще она приглашала нас на ужин.

– Просто твой отец вежлив и не смог ей отказать, – ответила она. – Ничего более.

– Как знаешь.

– И в каком это смысле они танцевали?

– Ну я же сказал. Играла музыка. Они танцевали.

– Как мило! – съязвила Элизабет. – Когда это было – в час дня? Типично для Мыса Хаббарда. Говорю тебе, Майкл, такой сентиментальной чепухи я еще никогда не слышала. Почему бы им не оставить моему отцу хотя бы каплю собственного достоинства, а? И позволить ему уплыть без того, чтоб каждая старушка махала ему вслед льняным платочком… и с Румер во главе всей честной компании.

– Было очень весело, – сказал Майкл.

– А, забудь. Послушай меня. Отдыхай хорошенько и звони своей мамаше время от времени. Съемки все тянутся и тянутся, и порой мне требуется какое-нибудь развлечение.

– Где ты сейчас?

– В канадской рыбацкой деревушке на краю света. Представь себе, в Новой Шотландии – так что я, вероятно, встречу твоего деда, если он доберется сюда. Целый день напролет в гавани снуют катера рыбаков… от запаха лобстеров меня уже выворачивает. Мои волосы, одежда, все провоняло – это ужас какой-то.

Слово «лобстер» вновь напомнило Майклу о Куин. Из окна он видел ее буйки неподалеку от бухты и своего отца, плававшего в свете звезд.

Его мать совершенно не понимала, что на самом деле имело значение. Что такое настоящая, а не голливудская жизнь. И вплоть до этого лета Майкл ничем не отличался от нее.