Луанн Райс - Созвездие верности

Сикстус отметил про себя, что в глазах дочери притаилась тревога. И это немало удивило его, особенно учитывая то, что здесь собрались ее старые знакомые. Все ее приятели и товарищи, ее дружок-фермер, сестры Грейсон, которых она так любила, все были рядом. Но, увидев, как взгляд Румер медленно, почти украдкой, проскользил над левым плечом Эдварда, мимо, – отец взломал ее тайный шифр.

Она смотрела на Зеба.

Он не смешивался с толпою местных жителей, он стоял поодаль, отдельно, но ведь он так давно с ними не встречался, почему же он не говорит с ними, а стоит в углу и мрачно пьет в одиночку?

«Иисус и святые угодники, – подумал Сикстус, – Зеб тоже смотрит на Румер!»

Румер нахмурилась и быстро отвернулась к Эдварду. Но взгляд Зеба не дрогнул. Он ни на секунду не выпустил ее из виду.

– О боже, – вздохнул Сикстус и проковылял к бару за новой порцией бренди. Его скрюченные пальцы сжимали стакан, пока его взор не устремился к покоившейся на стапелях у гаража лодке.

Вид парусника слегка успокоил расшалившееся сердце старика. То была его линия жизни, его надежда, его ангел-хранитель. Плавая на «Клариссе», Сикстус освобождался от боли и обретал молодецкую легкость. Румер не надо было беспокоиться за него, когда он уходил в море на своей любимой лодке. Она могла уделять больше внимания себе и своей жизни, вместо того чтоб присматривать за старым больным отцом.

Но, боже правый, как же ее жизнь нуждалась в таком внимании!

– Еще стопарик, – сказал Сикстус молодому бармену и протянул ему пустой стакан.

– Привет всем.

Румер вздрогнула от неожиданности и обернулась. В шаге от нее стоял Зеб, такой же высокий и бодрый, как обычно, и вызывающе глядел на нее и Эдварда. На нем был голубой блейзер и рубашка с галстуком; непривычно было видеть его на этом пляже разодетым в пух и прах.

– Здравствуй, – проглотив комок в горле, ответила Румер, и в воздухе повисло тяжелое молчание.

– Ты не собираешься представить нас друг другу? – спросил Зеб.

Чтобы соблюсти приличия, фермер протянул ему руку:

– Эдвард Маккейв.

– Зебулон Мэйхью.

– А-а, – понимающе протянул фермер.

Лицо Румер вспыхнуло, и она уставилась на Эдварда. Неужели он на самом деле это сказал? Судя по довольному выражению глаз Зеба, по этому «А-а» она сразу все понял. Теперь Зеб знал, что Румер рассказывала о нем.

– Судя по вашему кивку, вы кое-что про меня слышали. И что же она говорила обо мне? – спросил Зеб с нахальной усмешкой.

Румер едва не лопнула от гнева: каков нахал!

– Что ты возомнил о себе, Мэйхью? – спросила она. – По-твоему, я только тем и занимаюсь, что посвящаю всех в подробности твоих звездных эпопей? Или рассказываю всем о нашем детстве? Ведь это было давно, не правда ли?

– Но не для меня, – сверкая металлокерамикой, ответил Зеб. – Здесь, на Мысе Хаббарда, мне кажется, что еще вчера я был простым мальчишкой. Мы с тобой сидели на крыше и считали падающие звезды… это дало толчок моему увлечению космонавтикой. Знаешь, Эдвард, – он улыбнулся и наклонил голову вбок, – или можно Эд?

– Эдвард, – сказал Эдвард.

– Прошу прощения, Эдвард, – сказал Зеб и расплылся в искренней улыбке. Но тем не менее Румер почуяла неладное, и ее сердце заколотилось как бешеное.

– Благодаря тому вдохновению, вроде вечеров на крыше с Румер, я понял – ничто не могло удержать меня на земле. И когда мне представилась такая возможность, я рванул ввысь. И за это мне следует сказать спасибо Румер.

– Твоей свояченице, – сказал Эдвард и обнял Румер за плечи.

– Точно, – нарочито безразличным тоном ответил Зеб, но Румер заметила странное выражение в его глазах.

Музыка играла и до этого мгновения, но вдруг она зазвучала громче. Приближалось начало свадьбы. Зеб буравил Румер глазами. Она ощутила жгучее покалывание в груди, словно ее насквозь прошила молния. Эдвард крепко сжал ее ладонь и не отпускал. Очень медленно, дюйм за дюймом, Зеб перевел взгляд на Эдварда.

У такого поступка Зеба была своя цель и скрытый подтекст – Румер знала об этом по опыту работы с животными. В последний раз она видела подобное ожесточение в глазах самца мастифа, который пялился через прутья клетки на раненого хорька. У пса был вид охотника, напавшего на след, или зверя, поймавшего свою добычу.

Эдвард поправил репсовый галстук, лацканы своего пиджака и снова обнял Румер за плечи. У Румер по шее побежали мурашки, как это уже было с нею однажды, много лет назад, когда, проводя научные исследования у водопада Таккакау, что в Британской Колумбии, она обернулась и увидела, что с другого берега реки Йохо за нею наблюдает огромный медведь гризли.

Музыка зазвучала еще громче, но, зная, что позади нее стоит Зеб и не сводит с нее глаз, Румер почти ничего не слышала за гулом сердцебиения, отдававшегося в ушах.

Свадебная церемония прошла без сучка без задоринки. Куин и Элли, под большим зонтом в белую и голубую полоску, провели свою тетку от дома до шатра. Все трое шли босиком, потому что по такой грязи бессмысленно было идти в нарядной обуви.

Кремовое платье Даны просто светилось в грозовых отблесках. Винни Хаббард громко шептала, что творения устроительницы свадьбы Мэй Картье следует увековечить в коллекции одежды музея Метрополитэн. Зеб сидел рядом с ней и молча кивал, пытаясь забыть о том, как Румер прижималась к плечу Эдварда.

«Идиот, смотри куда-нибудь еще, – говорил он себе. – Например, на саму свадьбу».

Сэм и его шафер – его брат Джо – стояли у импровизированного алтаря. Дану и Сэма свело вместе мореплавание, поэтому изнутри шатер был украшен яркими спинакерами, сигнальными флажками, картами и массивными медными подсвечниками. На столах благоухали цветы, собранные девчонками со всего Мыса.

Руки Румер покрывал нежный загар. Ее голубое платье без рукавов ничего не скрывало – ее плечи казались сильными и в то же время такими хрупкими. Зеб отметил ее крепкие мускулы и тоненький серебряный браслет, который она носила на левом запястье. «Ты снова за свое», – шепнул ему внутренний голос, и Зеб заставил себя сосредоточить внимание на молодоженах.

Преподобный Питер Гудспид занял свое место у алтаря. Он был женат на Кли Ренвик, средней дочери Августы, и практически приходился Сэму близким родственником. С широкой улыбкой на губах Сэм поприветствовал свою невесту и ее племянниц. Он дал клятву любить и защищать Куин и Элли до самого дня своей смерти, и когда Питер спросил: «Кто выдает эту женщину замуж?», Куин и Элли торжественно, словно от этого зависела их жизнь, хором ответили: «Мы!»

Зеб старался слушать, что там говорили. Пастор зачитывал отрывок из книги «Дар моря»: «Когда ты кого-то любишь, то твоя любовь разнится день ото дня…» Все это звучало так красиво и чудесно, проплывая мимо сознания Зеба, который опять окунулся в размышления о своем прошлом.

Он вспоминал собственную свадьбу, где Зи – на сцене, будто играя свою самую грандиозную роль – декламировала стихи, которые для нее написал молодой талантливый поэт. Хотя она не плакала, у Зеба, напротив, к глазам подступали слезы, а сердце колотилось в груди, ибо слова признания были песнью любви, и тогда он понял, что никогда не любил женщину, которой сам же говорил эти слова.

Он посмотрел на Румер, но она заметила его взгляд и нахмурилась. Внутри у него все содрогнулось так, словно он оказался в эпицентре землетрясения. Тем не менее Зеб выдавил из себя улыбку. Но чем больше она сводила брови, тем сильнее его встряхивало.

В конце концов, она не выдержала и отвернулась. Эдвард, похоже, догадался, в чем было дело. Он глянул на Румер и увидел слезы. Затем он посмотрел на Зеба, и на его аристократичном лице отобразилась тревога. Опустив руку в карман, он вынул оттуда белый квадратик – льняной платок, который, по мнению Зеба, наверняка был помечен вышитой вручную монограммой и слегка накрахмален – и промокнул ее глаза.

Румер кивнула ему в знак благодарности, взяла платок и шумно высморкалась в него. Некоторые гости чуть не попадали со своих стульев. Эдвард в смятении отшатнулся от нее.

А Зеб по-прежнему наблюдал за ней и нагло ухмылялся.

Румер держала в правой руке наполненный соплями носовой платок Эдварда. Она пожалела, что это был не камень, иначе она запустила бы его Зебу прямо в лоб. Чего он хотел добиться, неустанно дразня ее своей ухмылкой?

Поначалу она расчувствовалась, еще бы: сентиментальная свадьба, вокруг друзья и близкие люди. А потом заметила, как Зеб таращился на нее и ухмылялся! – и все настроение пошло коту под хвост.

Музыка играла просто замечательная: «Отдайся любви» Кейт Вулф и «Совсем как дома» в исполнении Бонни Райт. Преподобный Гудспид кивнул девчонкам, чтобы они подняли белые плетеные корзинки с лепестками роз и пустили их по рядам.

– Пусть каждый из вас возьмет одну горсть, – воззвал пастор. – Поднесите ее к сердцу и наполните своими благословениями и пожеланиями добра. – Недалеко от нашего берега – и места тех событий видны из этого шатра, – начал преподобный Гудспид, – произошло два кораблекрушения. Там погибли прекрасные люди, которые очень дороги тем, кто собрался здесь сегодня. Элисабет Рэндалл и Натаниэль Торн, Марк и Лили Грейсон…

Зеб услышал, как Куин тяжко вздохнула, а потом увидел, что Элли взяла ее за руку и крепко сжала.

– Эти хорошие люди попали в шторм, – продолжал пастор, – возможно, стояла ясная ночь и, может быть, светила луна, но они попали в самую страшную бурю своей жизни. – Зеб подумал о своем последнем полете, отчего у него тут же сжался и заболел желудок, и он снова уставился на Румер.

– Нечто подобное ждет всех нас, – промолвил преподобный Гудспид. – И я хочу сказать… – Он поглядел на Куин, которая ответила ему кивком и широкой улыбкой.

– Я хочу сказать, – продолжил он, – что призываю вас любить так, словно вы очутились в самом центре бури столетия. Вы плывете по волнам житейского моря, взмываете на гребне бурунов, рассекаете залитые лунным светом воды, пока ваш такелаж покрывается льдом… но вы не перестаете любить друг друга. Вы любите друг друга так, словно каждый день может стать последним для вас обоих.