– Слушай, а что ты делаешь после работы? – голос Саши вывел меня из размышлений.

– В принципе ничего, – пожала я плечами. – Может, с подругой Фулатой встречусь… А может, просто дома посижу. А что?

– Не хочешь погулять? – спросил Саша. – Походим, поболтаем, ты про город расскажешь, я же тут почти ничего еще не знаю. Про свою жизнь расскажешь. Нам же теперь работать вместе.

Я задумалась. Понимала, что если встречусь с Сашей, то Марату станет неприятно, но вместе с тем мне было ясно, что если сегодня осяду дома, то весь вечер буду думать о том, что у нас с Маратом все плохо, и просто-напросто доведу себя до нервного срыва.

К тому же в прогулке с Сашей я не видела ничего плохого. Нам ведь действительно вместе работать. Если, конечно, я справлюсь со своим страхом…

Но решающей деталью было то, что Саша спас мне жизнь, и теперь неудобно отказать ему в прогулке.

«Погуляю часик, расскажу ему про Лимонный, про своих друзей, в этом ведь нет ничего такого», – подумала я и ответила:

– Да, конечно, давай прогуляемся.

– Здорово! – обрадовался Саша. – А во сколько и где встретимся?

– Давай в восемь часов на площади возле дельфинов, – назначила я место встречи.

Возле дельфинов… На нашей главной площади стояла скульптурная композиция из трех дельфинов, которые были изготовлены из какого-то сеточного материала, на котором с наступлением темноты зажигались лампочки.

Раньше я очень любила эту скульптуру, потому что ассоциировала себя с этими дельфинами.

Но я больше не дельфин.

Я хотела перенести место встречи, но одернула себя: «Нет! Хватит убегать от моря! Иди к дельфинам!»

– Возле дельфинов? Хорошо, буду там тебя ждать.

Вдруг зазвонил телефон.

«Ну теперь это точно Марат!» – обрадовалась я.

И в очередной раз ошиблась.

Это была мама.

– Полина, срочно иди домой!

– Что опять случилось? – удивилась я. – В последние дни я вечно иду домой «срочно»!

– С Муркой плохо. По-моему, она чем-то отравилась, – расстроенно сказала мама. – Я записалась к ветеринару. Поедем вместе? Мне одной страшно.

– Мурке плохо? А чем она могла отравиться? – потрясенно пробормотала я.

Наша черная с белыми пятнами кошка была очень умной, ласковой, красивой, и ее все любили. Она приблудилась к нам уже лет десять назад. Пришла худым облезлым котенком со сломанным хвостом. Мне стало очень ее жалко, и мы оставили страдалицу. Со временем страдалица превратилась в настоящую красавицу. Правда, кончик хвоста так и остался немного изогнутым, что, впрочем, придавало Мурке особый шарм.

Мурка нас очень любила и была ласковой. Такое впечатление, словно она благодарна за то, что осталась у нас жить.

– Мне срочно надо домой, – сказала я, направляясь к лестнице, чтобы спуститься с вышки.

– Что случилось? – недоуменно спросил Саша. – С тобой не соскучишься!

– Там что-то с нашей кошкой, мама попросила, чтобы мы вместе съездили к ветеринару.

– А-а-а… – понимающе протянул Саша. – Ну, давай, до встречи.

– Ага, – рассеянно отозвалась я и помчалась домой.

Всю дорогу вспоминала Муркины глаза, ее манеры. Зимой Мурка очень любит спать у меня в ногах. Свернется клубочком и просыпается только утром. А летом она почему-то любит спать на кухне.

Когда я пришла домой, мама уже выгоняла со двора машину. Мурка лежала в переноске на заднем сиденье.

– Ей совсем плохо? – обеспокоенно спросила я, садясь на переднее сиденье.

– Она очень вялая, – ответила мама, выезжая на дорогу.

Через десять минут мы были в ветеринарной клинике. Пахло лекарствами, туда-сюда ходили ветеринары. Все, как в настоящей больнице, вот только пациентами тут были животные. Перед нами сидел мужчина с собакой, а сзади нас женщина с приболевшим волнистым попугаем.

Вскоре мы вошли в кабинет к нашему знакомому молодому врачу, тридцатилетнему Ивану Ракитину.

– Здравствуйте, – доброжелательно поприветствовал он. – Что там с вашей Муркой? Приболела?

– Ой, мы так переживаем, – со слезами в голосе ответила мама.

– Сейчас я ее обследую.

Следующие десять минут он прощупывал апатичную Мурку, измерял температуру, что-то записывал в карту и подробно расспрашивал маму о Муркином аппетите и поведении.

– Да, у нее отравление, – наконец вынес вердикт ветеринар. – Я вам написал, какие лекарства давать кошке.

– Она ж уличная, бегает везде, наверное, что-то где-то съела, – переживала мама. – Но жить будет?

– Конечно! – улыбнулся Иван. – Мало того, у меня для вас еще одна новость.

– Какая? – насторожилась я.

– Мурка беременна.

Мы с мамой переглянулись.

– Серьезно? – удивилась я. – Это же здорово! Она уже давно не рожала котят из-за возраста.

– Ну, теперь будем нянчиться с котятами, – улыбнулась мама. – Ладно, идем домой, не будем задерживать очередь.

Мы поместили Мурку в переноску, и в этот момент распахнулась дверь в кабинет. В комнату вальяжно вошел молодой парень, которого я каждый день вижу на пляже. Он носит обезьян, попугаев, лемуров и львят. Именно с ним пару дней назад я сцепилась в парке. Помню, девушка с попугаем назвала его Пашей.

– Слушай, ты врач? – жуя жвачку, спросил он у Ивана.

– Да.

– Мне вот тут надо… – сказал Паша и полез в небольшую спортивную сумку, которая висела у него на плече.

И достал из сумки лемура.

Зверек был длиной в полторы ладони. Даже мне, не ветеринару, стало очевидно, что ему плохо. У лемура были закрыты глаза, и вялый он был, как тряпка. Лемур никак не реагировал на то, что его достали из сумки.

– Усыпи его, – спокойно сказал Паша.

– Подождите, – пришел в себя от удивления Иван. – Что значит усыпить?

– Он уже никуда не годится, – пожал плечами Паша и противно лопнул пузырь жвачки. – Сколько стоит усыпить?

– Как?! – воскликнула я. – Но он же еще живой! Я вижу, он дышит! Может, его можно вылечить?

– Он отработал свое и больше никому не нужен, – лениво ответил Паша и с хрустом наклонил голову к плечу, разминая шейные позвонки. – А усыпить – это гуманно.

Я смотрела на лемура. Его крупные блестящие глаза были чуть приоткрытыми.

– Что значит не нужен?! – возмутилась я. – Я не дам вам его усыпить!

– А ты вообще кто такая? – внимательно посмотрел на меня парень. – А-а-а… Я тебя знаю. Ты спасительница. И в парке это ж ты ко мне лезла?

– Да, я, – твердо ответила я.

– Понятно… – кивнул Паша и вновь обратился к Ивану: – Так сколько стоит его усыпить?

– Животных усыпляют, только когда им нельзя помочь, и решает это ветеринар, – неодобрительно процедил Иван. – А я еще не провел обследования и поэтому усыплять животное не буду.

– Он уже как тряпка и, значит, его надо усыпить! О каком еще обследовании ты говоришь! Тут и так все ясно!

Я увидела, как у лемура едва заметно шевельнулось полосатое ушко.

Мое сердце обливалось кровью.

– Но он же живой! – поддержала меня мама. – Ваня, может, его еще можно вылечить?

– Слушайте, че вы лезете? – возмутился Паша. – Берите свою кошку и идите отсюда.

Глядя на лемура, у которого снова шевельнулось ушко, я поняла, что ни за что не позволю его усыпить. Если я не могу теперь спасать людей, то этого малыша обязательно спасу, чего бы мне это ни стоило! В крайнем случае, схвачу его и убегу!

– Пожалуйста, отдайте его мне, – предельно вежливо попросила я.

– Ты вообще знаешь, сколько он стоит?

– Но вы же все равно собрались его усыплять!

– Не-е, так не пойдет, – покачал головой владелец лемура и обратился к ветеринару: – Давай, усыпляй, да я пойду, мне работать надо.

«Работать? Таскать еле живых животных по пляжу?» – хотела сказать я, но прикусила язык.

Паша положил лемура на стол для осмотров и открыл свой кошелек на поясе.

– Ваня, давай, у меня нет времени.

– Ваня, не делай этого! – воскликнула мама.

– Я не собираюсь никого усыплять! – повысил голос Иван, обращаясь к Паше.

– Если не усыпишь ты, то я сейчас пойду к другому ветеринару, – пообещал Паша и безразлично пожал плечами: – Или просто дождусь, когда он сдохнет, да и выкину его. Делов-то.

Теперь свой кошелек открыла мама и извлекла из него купюру крупного достоинства.

– Столько хватит за почти мертвого лемура? – с вызовом спросила она.

Паша недовольно скривился и, чуть подумав, нехотя взял деньги.

– Э… Ну… Хватит. А вам что, деньги некуда девать? Он же уже почти… того…

С этими словами он сунул деньги в кошелек и, лопая пузыри жвачки, вышел из кабинета.

Я бросилась к лемуру и взяла его. Он был теплым, мягким и еле-еле дышал.

Душу переполнила жалость к несчастному замученному животному, которое приносило деньги живодеру, а когда заболело, то перестало быть нужным, как изношенные тапки.

– Ваня, ты можешь что-то сделать? – со слезами в голосе обратилась я к ветеринару.

– Вот же подлец, – глядя на дверь, за которую вышел Паша, сказала мама.

– Они иногда приносят нам экзотических животных, это уже не первый случай, – вздохнул Иван. – Они их замучивают, а потом выбрасывают и покупают новых. Они зарабатывают на этих малютках огромные деньги. Лемуры страдают больше всего, – ветеринар взял лемура и принялся осматривать. Затем, тщательно подбирая слова, сообщил: – Если честно, он в очень плохом состоянии. Буквально… Ну, вы понимаете… Эти люди не приносят животных, если их еще можно использовать…

Мы с мамой посмотрели на лемура.

– Но ты хоть попытайся что-то сделать! – едва не плача, попросила я.

– Лемур действительно измученный. У лемуров же сейчас спячка. А их будят. Сейчас у нас лето, а на Мадагаскаре или Коморских островах, откуда они родом, зима, и они спят…

– Ты это раньше рассказывал, – кивнула я.

– У меня есть один препарат, но он очень дорогой, и я не знаю, поможет ли это… – растерянно проговорил Иван. – Тут пятьдесят на пятьдесят…