– Ты неправильно выразился, дедушка, – назидательным тоном поправил деда внучок: – Восьмилетки не кое-что понимают, а знают все.

– О как, поняли? – посмеиваясь, сделал многозначительный кивок головой Константин Павлович. – Вот так-то: все знают. Тем более парню нужна отдельная комната.

– Я «за»! – тут же согласился «парень».

– И я «за»! – захлопала в ладошки счастливая двухлетняя Сонька, обожавшая старшего брата, везде ходившая за ним «хвостиком» и повторявшая все подряд, что ни произнесет братец.

– Так, – все посмеивался Нагорный-старший, – два по полголоса высказались, осталось семеро. И вот что я надумал, семья моя дорогая, надо бы нам одну квартиру продать, поменяться с доплатой на бо́льшую площадь и сделать сразу же в ней достойный ремонт, мебель обновить.

– Тогда нашу продадим, – решительно предложила Инга Валерьевна.

И началось бурное обсуждение «повестки дня» и поступивших предложений. А после недолгих прений и быстро достигнутых договоренностей Константин Павлович ошарашил еще одним заявлением:

– И вот еще что, – остановил он собравшихся уже было расходиться домочадцев: – Дина, пора тебе уходить с работы.

– Это как? – обалдела слегка Дина. – У нас и так бюджет скромный, едва на жизнь хватает, а если мы еще квартиру одну продадим, так и совсем сложновато будет.

– Не будет, – тягостно вздохнув, уверил ее отец, обвел всех взглядом и выдал новость: – Мне предложили возглавить отделение экстренной хирургии в новой клинике.

– Да ты что? – обрадовалась Антонина Борисовна, всплеснув от эмоций руками.

– Ну да, – повторил он вздох. – Клиника государственная, современная, но с инвестиционными проектами, экспериментальная. Сначала думал отказаться: как я свою богадельню родную брошу и как мои ханурики-бомжики без меня-то будут, да и вообще… Но подумал, прикинул, надо все же как-то расти, да и заработок обещают очень приличный. – И снова посмотрел на Дину: – А тебе давно пора завязывать так надрываться: учеба, работа, да теперь вот и «богомолицы» всякие повадились помощи просить, а ты их дела-проблемы на себя взвалила. Если это для тебя так важно, к тому же, считай, чистая практика по твоей юридической специальности, значит, скажи себе, что это твое дело, и полностью занимайся им. Изучай вопрос досконально со всеми подробностями, вербуй добровольных помощников, напрягай специалистов, организовывай волонтеров. И главное, не неси чужие проблемы в дом, это реально опасно. Значит, надо найти где-то жилье, где могли бы перекантоваться какое-то время твои подопечные. Ладно, это детали, потом отдельно обсудим. А на сегодня все, повестка дня исчерпана.

Папа был совершенно и абсолютно прав, на все сто, особенно про жилье. Только Дина решила не искать квартиру, а, в случае экстренной надобности снимать те, что сдаются посуточно. Так ей тогда казалось безопасней.

Наивная! Не понимала она тогда всей глубины проблемы и как еще многому ей предстояло научиться, плохо только то, что на собственном, весьма негативном опыте.


– В те годы про эту проблему даже не говорили, не упоминали ни в прессе, ни в массмедиа – нигде, словно ее и не существовало вовсе, – делилась Дина пережитым, полностью погрузившись в воспоминания. – Но надо четко понимать, что никакие родственники, друзья не помогут женщине в такой беде, это бред и полное отсутствия реального видения проблемы. Помочь адресно и конкретно может только отлаженная система и грамотные действия специалистов. А в глобальном смысле – только государственная система, и весь ужас состоит в том, что ее как не было тогда, так и нет до сих пор. Но сейчас хотя бы поднялась серьезная волна обсуждений этой проблемы, каких-то дельных предложений, подвижек в этом направлении. Вон в декабре был принят в первом, еще пилотном варианте закон о так называемых охранных ордерах, назначаемых судами, которые не позволят абьюзерам приближаться к своим жертвам ближе установленного расстояния и ограничат их социальное общение. Но для того чтобы на проблему обратили внимание, должны были погибнуть десятки женщин, что называется, в прямом эфире: то есть их смерть еще и снималась, и выкладывалась в Сеть. Случай с Маргаритой Грачевой стал одним из отправных. После того, как жена сообщила мужу, что подает на развод, он вывез ее в лес, издевался, избивал, насиловал, а потом отрубил кисти рук, поделившись в Сети своими впечатлениями, что, мол, получил особый кайф, когда делал это. А у них, на минуточку, двое маленьких совместных детей. Вот после этого и заголосили правозащитники и либералы всех мастей. А меня прямо вот сносит от возмущения: где вы раньше были, суки? Мы же трубим десятилетиями, бьемся во все чиновничьи инстанции, обращаемся к депутатам, и все без толку. Что, не модная тема, да? Не формат? Теперь можно покрасоваться-нарисоваться, раз тема в тренде. Может, вы начнете уже действовать и что-то реально делать. Как, например, делают это Оксана Пушкина и Ирина Роднина и еще сотни и тысячи менее известных и совсем не публичных людей, выполняя за вас всю работу.

– Ну ты чего? – положил ей на колено руку Влад, успокаивая.

– Да не могу потому что, – все возмущалась Дина. – В семнадцатом году пролоббировали, буквально протолкнули декриминализацию домашнего насилия, отменив статью 116 – «побои» – в уголовном кодексе, а за семейное насилие введена простая административная ответственность. И после этого такое началось! Если до этого в полиции крайне неохотно принимали у женщин заявления о насилии в семье, то теперь их и вовсе перестали принимать, отправляя к мировому судье, который тут же отсылает заявления обратно в полицию, где отказываются открывать уголовное дело. И не потому, что они такие злые-плохие эти полицейские, а потому что у них банально нет возможности, они откровенно не понимают, чем могут помочь. В стране нет нормального механизма защиты жертв насилия, не говоря уж о профилактике такового. Законодатели, отменив закон, просто развязали насильникам руки, и все. У нас и так-то судебная машина работает таким образом, что быть скотом безопасно, а теперь их так просто приглашают к насилию. И знаешь почему? – Она посмотрела на Гарандина, вздохнула и пояснила: – По полученным статистическим данным, каждая пятая женщина в нашей стране подвергается физическому насилию в семье. Вдумайся: каждая пятая! Это значит, что из ста женщин двадцать подвергаются насилию в той или иной степени. И только двенадцать процентов из них обращаются за помощью. А это, в свою очередь, значит, что из этих двадцати только две-три обратятся за помощью. А сейчас и того меньше. Потому что до семнадцатого года было около пятидесяти тысяч обратившихся в органы, а в этом году лишь двадцать три тысячи. Боятся, знают, что будет только хуже и никто не поможет, а обратись она в полицию, так муж ей предъявит весомый аргумент в виде кулака, чтобы не питала иллюзий, поскольку его привлекут – внимание! – к административной ответственности, проще говоря, пожурят за насилие, отреагировав таким образом не заявление жертвы. И «не распалась семья», как говорится в «Дяде Степе» Михалкова. Так вот никто почему-то не говорит о том, что если каждая пятая женщина подвергается абьюзу, то и каждый пятый мужчина является тем самым абьюзером. Вот именно. И в парламенте нашем, среди депутатов, сидят и те, кто склонен к такого рода насилию, вот почему мы не можем протолкнуть ни один грамотный, действенный закон, ограждающий от семейного насилия. Меня прямо от этого сносит, – делилась своим глубоким негодованием Дина, – прямо… Ладно, ладно, – взяла она себя в руки, резко выдохнув. – Это вечная и очень болезненная часть проблемы. Хорошо хоть есть какие-то серьезные подвижки сейчас, хоть появились кризисные центры помощи, убежища. Пусть их катастрофически мало, всего сто пятьдесят на всю страну, но они есть. Самое неприятное, что только двадцать одно из них государственное, а остальные, как мой, например, это некоммерческие организации, существующие исключительно на благотворительные взносы и меценатство, и большая их часть открыта при религиозных учреждениях. А в государственные еще и не принимают без прописки и при наличии ВИЧ или наркотической зависимости. И предоставляют помощь на время не больше месяца, и все, свободна. И все равно это огромные подвижки. Ты даже не представляешь, какие. Двенадцать лет назад наше «Убежище» было одним из первых, которые открылись исключительно в частном порядке, без какой-либо помощи от государства. И только года два спустя пошла хоть какая-то движуха, а тогда…


Переезд в новое жилье оказался делом хлопотным, трудным, но все же радостным. Квартира, которую они приобрели, разумеется, в Центре и не так чтобы далеко от прежней, в том же районе, была бывшей маршальской, четырехкомнатной, с двумя большими балконами, один из которых превратили в комнату для Кирюшки. Высоченные потолки, метраж офигенный и, как в прошлой, огромная кухня, но уже не такая бестолковая, а продуманная.

Как ни удивительно, но вся семья сразу же влюбилась в новый дом, «ковчег», как посмеивался над ними Константин Павлович, и все сразу же нашли себе любимые уголки и комнаты, словно жили тут годами. И никакой ностальгической грусти по оставленному «родовому гнезду» не испытывали – вспоминали с теплом и благодарностью, да и только. Но, увы, через месяц после переезда Сонечкина прабабушка умерла. Возраст, изношенное сердце и смерть внучки, окончательно подкосившая здоровье. Но это жизнь.

А вот судьба Дины сделала очередной поразительный «кульбит».

Еще одна жертва, которой помогала уже группа добровольцев – преподавательница с кафедры, где она училась, одна давняя подруга Дины и доктор Кольцов, – первый раз подставила Дину под реальную угрозу. Женщина оказалась настолько запуганной и дезориентированной мужем, что не осознавала в полной мере реальности и серьезности всех предупреждений о безопасности и, нарушая все запреты и конспирацию, позвонила своей маме – успокоить, что с ней все в порядке, и… рассказала, где находится.