Ну у этих хотя бы мужья не служили в милиции и не занимали никаких постов, относясь к среднестатистическому так называемому офисному планктону. Обошлось без «звонков другу», справились своими силами, уже кое-чему наученные.

Вот так это все и началось.


– Есть такой закон жизни, – с иронией заметил Гарандин: – Стоит один раз кому-то помочь, и не заметишь, как это станет твоей обязанностью. Это как раз твой случай.

– Точно, – согласилась с ним Дина. – Но, знаешь, я ведь так и так неизбежно двигалась в этом направлении: к помощи женщинам в подобных ситуациях. Бесконечно думала: а если бы хоть кто-то мог тогда помочь Катюше, если бы я, мы все не стали слушать ее, а настояли, забрали бы к себе, не дали этой сволочи издеваться над ней, она осталась бы жива. Наверное, именно эти сомнения и бесконечные мысли об упущенной возможности ее спасти и стали основной мотивацией, по которой я поступила на юрфак, вкупе с тем, что осознала, насколько мне интересно и по-настоящему важно стать юристом. Это теперь я совершенно определенно знаю, что ничего бы не помогло и ничего не спасло бы Катюшку. Пока сама женщина не решится, не попросит и, главное, примет помощь, бесполезно уговаривать, объяснять весь ужас ее положения и взывать к ее разуму, – поделилась Дина. – Теперь я, к великому сожалению, один из ведущих специалистов в этом вопросе в России. Да и не только в ней.

– К сожалению? – переспросил Гарандин и вопросительно посмотрел на нее.

– Да, к сожалению, – как-то безнадежно вздохнула Дина, – потому что это одна из самых тяжелых и неподъемных проблем, которые практически не решаются у нас в стране. Только-только пошли какие-то подвижки, известные личности обратили на проблему внимание, и многие напрямую занялись ею всерьез. Но только после того, как количество смертельных исходов стало возрастать и после нескольких ужасающих случаев, получивших широкое освещение. Благодаря соцсетям, которые одновременно являются чуть ли не проклятием в этой проблеме.

– Расскажи, – предложил Влад.

– Тебе это интересно? – удивилась Дина.

– Мне интересно все, что связано с тобой. А насколько мне известно, проблема семейного насилия и помощь женщинам на сегодня является основной и главной твоей деятельностью, – объяснил Гарандин свой интерес и повторил: – Да, мне это важно и интересно.

Дина помолчала, обдумывая его просьбу, явно преодолевая в себе какие-то сомнения, и внезапно спросила:

– Ты бил когда-нибудь женщину, Влад?

– Да. – Он повернулся и посмотрел на нее. – И не однажды.

– Серьезно? – поразилась Дина.

– Дин, Дин, – остудил Гарандин поднимавшееся в ней волной возмущение, – остынь. Это не моя история – насилие над женщинами. Хотя ни один насильник не признается в своей тяге к агрессии и насилию, если его спросят, и все же не моя. Но в жизни всякое случается и чего только не происходит. Иногда такие дамы встречаются, что рука сама тянется пару раз въехать, чтобы мозги на место встали.

Помолчал, отвернувшись от нее, посмотрел какое-то время на дорогу впереди и объяснил:

– Изабелла, моя вторая жена, не сразу начала вести себя неадекватно. То есть я отмечал, что ее поведение в некоторых случаях, скажем так, не совсем укладывается в рамки нормы, но относил это к ее особому темпераменту и своеобразности характера. Постепенно ее нервозность, резкая смена настроений, странная забывчивость или приступы сексуального безумства становились все ярче, все заметней, все неадекватней. Однажды она вдруг устроила какую-то чудовищную истерику практически на пустом месте, без особого повода, верней повод был мизерным – сломалась застежка на платье, которое она собиралась надеть в ресторан. Платьев у нее имелось несчетное количество, выбрать она могла любое другое, но вместо этого вдруг начала что-то кричать, рыдать, кидаться на меня, требовать и в какой-то момент, поняв, что она болезненно истерит и ничего уже просто не слышит, я залепил ей пощечину. И офигел. В одну секунду она не просто замолчала и успокоилась, ее словно подменили, и она совершенно спокойным, обыденным и ровным тоном спросила: «Так мы идем в ресторан или дома останемся?» Я обратился к врачу, тот предположил, что реакция на резкую перемену образа жизни и всякую иную лабуду, бла-бла-бла, в общем, возможно, это случайность. Через месяц после первой истерики с ней случилась еще одна, остановить которую удалось опять-таки только при помощи пощечины. А в следующий раз, получив пощечину, ее переключило на секс, и она кидалась на меня и требовала в самых грязных выражениях трахнуть ее. Тогда уж я все понял и отправил ее в клинику. Второй раз я бил женщину, когда на меня напала баба с ножом, профессиональный боец, с понятной и очень конкретной целью. Не буду рассказывать, как ей удалось подобраться ко мне настолько близко, – не важно. Главное, что мне удалось отбиться от нее исключительно благодаря моим постоянным занятиям, реакции и тяжелому удару. И то я ее лишь притормозил, скрутила ее уже моя охрана. Однажды я совершенно случайно во время приема зашел на кухню в доме моего партнера, то есть туда, куда по всем протоколам таких мероприятий не должен был заходить, и увидел, как хозяйка – жена-молодуха – избивала маленького мальчишку лет семи, сына их прислуги, за то, что тот взял пирожное с большого подноса, предназначавшегося гостям. Избивала в кровь, крепко держа за одну руку, и била с каким-то остервенением со всей дури пластмассовой лопаткой для жарки. Пацан ойкал совсем тихо, прикрывался рукой и молча плакал, стараясь не издавать звуков. Как потом мне признался: боялся, что мама прибежит, услышав его, и ей тоже попадет. Объяснять что-то этой тюнингованной малолетке мне даже в голову не пришло, просто подошел, забрал у нее парня и даже не ударил, а, перехватив ее занесенную для удара руку, отшвырнул от себя. Она упала, крепко приложившись головой об пол, и вырубилась. Мальчишку и его маму я забрал с собой и принял ту женщину к себе на работу.

– А партнер? – спросила Дина.

– Что партнер?

– Он как отреагировал, что ты к его жене-молодухе применил силу?

– Вообще-то нормально отреагировал, хотя на том уровне, понятное дело, такие вмешательства в семейные дела друг друга недопустимы, но меня всегда как-то мало волновали условности. Он, кстати, потом с этой сукой развелся, – пояснил без особого энтузиазма Влад и продолжил свою мысль: – Есть такие бабищи агрессивные, дурные и с такими ненормальными садистскими наклонностями, особенно по отношению к детям, которым и врезать не грех. Есть женщины, которые любят жесткий секс и только так получают удовольствие. Жизнь многообразна в своих проявлениях, и к ней неприменимы жесткие установки и жесткая мораль. Она нарушает любые правила, установленные людьми. Ну и что, меня тоже теперь можно причислять к рядам насильников, избивающих женщин?

– Абьюзеров, – внесла уточнение Дина, – хоть я не люблю американизмов в языке, но английское abuser – человек, совершающий насилие, агрессор, – сейчас плотно вошло в профессиональный обиход. – И пояснила: – То, о чем ты говоришь, это совершенно иное явление. Я еще способна разделять типы агрессии. К сожалению, очень много публичных людей, любящих покрасоваться где только можно на телевидении и в массмедиа, норовят показать ложную мораль. «Женщин бить нельзя!» – орут они. Нельзя бить человека заведомо слабее тебя как физически, так и морально, человека, который не может ответить и дать сдачи, не может защититься. И когда какая-нибудь сука, которую и матерью-то не назовешь, избивает до смерти своего ребенка или смотрит, как его насилует и измывается над ним ее сожитель… – У Дины вдруг сдавило горло от нахлынувших эмоций.

И как уже стало почти привычно для них, хоть каждый раз все еще и поражало, Влад сразу понял ее состояние и, не ожидая просьбы, достал из держателя на дверце со своей стороны бутылку с водой и протянул. Дина отпила прямо из горлышка и поблагодарила кивком.

– Я сама, хоть и считаюсь правозащитницей, вмазала такой вот… суке, от души так вмазала, когда мы изымали из семьи девочку одиннадцати лет. А ведь я пусть не сильнее физически ее была, но владею приемами, и человек, можно сказать натренированный, к тому же наделенный властью. Вот не жалею ни разу. Так что ты о другом говоришь, о нормальной человеческой реакции, Влад. – И повторила: – Вмазать подонку – это одно, а избивать, получая удовольствие, утверждая свою власть и насыщая свои извращенные желания, это совсем другое.

– Расскажи, – повторил он свою просьбу, – для меня это важно.

И Дина поняла все, что он не произнес, – да, им обоим необычайно важно узнать друг друга; как можно лучше понимать ход мыслей, эмоции, мотивы, толкающие принимать то или иное решение. И услышать о жизни другого, о его судьбе самое важное, самое главное, а мелочи и интересные истории они приберегут друг для друга на долгие вечера вдвоем, на бессонные ночи и неспешные прогулки, на моменты истинных откровений и тихих признаний…

Не удержавшись, Дина потянулась к Владу, прижалась к нему, поцеловала в щеку и, зажмурившись, вдохнула в себя его запах с еле уловимым оттенком дорогого парфюма.

А он даже не стал спрашивать, за что и почему она его целует, безошибочно уловив ее эмоциональный порыв, лишь поплотнее прижал к себе и коротко поцеловал в голову.

Ехали вот так какое-то время, молча обнимаясь. И Дина, тяжко вздохнув от необходимости, выпрямилась на сиденье, подумала пару минут и приступила к своему рассказу.


Когда появилась у них в квартире третья просительница, Константин Павлович объявил общий семейный сбор за их круглым большим обеденным столом в кухне.

– Так, девушки мои дорогие, женсовет мой любимый и Борис Романович иже с ними. Думаю, квартиру нам с вами надо менять. Негоже, что к нам сюда зачастили ходить просительницы. У нас дети и старики, а мы их под удар подставляем. Рано или поздно по этой «народной тропе» обязательно и хищники пожалуют. И, как ни жаль «родовое гнездо» менять, но придется. К тому же думаю, что надо бы нам расширяться, хватит уже ютиться. Вон Кирюхе уж восемь лет, большой совсем парень и кое-что понимает.