Все это, конечно, хорошо и замечательно и где-то даже захватывающе, но возникает естественный вопрос – и что дальше?

Тогда еще наивная и неопытная в этих делах Дина не знала практически ничего о проблеме семейного насилия и, главное, о всех тех трудностях, с которыми приходится сталкиваться, оказывая помощь пострадавшим от насилия женщинам.

Ну на самом деле: вот она сбежала, а дальше-то что? На что она будет жить, как кормить-обеспечивать детей? Где будет жить? Где найдет работу? Как ей легализоваться, если вот, например, муж Виктории может, что называется, «вычислить» ее везде, стоит той хоть куда-то официально обратиться. И тогда все – ее свободе конец и, скорее всего, жизни.


И что делать? Разводиться срочным порядком? Тогда требуется подать заявление, о котором суд обязан уведомить мужа. И лично явиться на бракоразводный процесс надо обязательно.

– Пусть пока поживет у меня, – сказал Кольцов, – здесь он ее точно не найдет и не достанет, а там посмотрим, что можно сделать.

И это была их катастрофическая ошибка!

Муж Виктории, поняв, что она сбежала, и не сумев быстро отыскать ни жену, ни ее мать – единственного человека, к которому она могла обратиться за помощью, составил официальное заявление о пропаже и возможном похищении его семьи и подал во всероссийский розыск.

И все – это полное фиаско! Все!

Теперь Вику и ее детей искала вся милиция страны, и любое появление ее где бы то ни было влекло за собой возвращение мужу. А Николай для коллег стал несчастным мужем и отцом, пострадавшим от сволочей, решивших отомстить следаку через его семью.

И ничего бы они не смогли сделать и потеряли бы Вику и ее детей, это стопудово, если бы снова самым мистическим образом не появился в жизни Дины господин Ринков со товарищи.

Буквально через два дня после побега Вики с детьми среди ночи раздался звонок на домашний телефон Нагорных. Семья потомственных врачей давно привыкла к таким ночным «побудкам» и даже не роптала по этому поводу. Но этот звонок оказался особым.

Дина, спавшая в кухне, позевывая и почесываясь и дежурно поругивая свою и отцовскую работу, прошлепала к телефону и подняла трубку:

– Да, – прошелестела в полусне.

– Простите, Диночка, что разбудил, – услышала она в трубке смутно знакомый голос, – но мне нужен Константин Павлович.

– А кто его спрашивает? – решила все же сначала уточнить Дина, прежде чем будить папеньку.

– Это Ринков, – представился говоривший и чуть усмехнулся: – Помните такого?

– Конечно, Антон Александрович, – тут же проснулась Дина и заспешила: – Сейчас разбужу.

Бросила на тумбочку трубку, судорожно ногой подцепила и надела слетевший было тапок и побежала в комнату родителей.

После приветствий отец надолго замолчал, сосредоточенно слушая, что ему говорят на том конце провода, а выслушав, четким голосом продиктовал названия препаратов и оборудования, сказав лишь вместо прощания:

– Хорошо, жду. – И положил трубку.

И повернувшись к Дине, отдал четкий приказ:

– Одевайся-собирайся. Там у них какой-то боец с тяжелым ножевым, которого по каким-то причинам нельзя везти госпитализировать. Тайна, итить ее напрочь, – беззлобно ругнулся он своим любимым ругательством и велел дочери: – Постоишь на крючках, поможешь.

«Постоять на крючках» на хирургическом сленге значило ассистировать на операции в качестве технического помощника, который в основном не вмешивается в ход самой операции.

У парня и на самом деле оказалось два тяжелейших ножевых ранения: одно в область сердца, а второе в брюшину. Первую помощь ему явно оказали те, кто знает, как это делать в боевых условиях, но парень умирал, и это было совершенно очевидно.

Его друзья сделали все, что могли, соорудив что-то вроде полевого госпиталя: примитивный операционный стол, «люстра» над ним годов эдак восьмидесятых, зато аж два стерильных хирургических набора известных фирм, причем очень качественных, набор препаратов и кое-какая аппаратура. Ну, что смогли, то смогли.

Ладно. Встали к столу. Так четыре часа и стояли. Вытащили мужика.

– Почему все трупики ко мне? Или меня к ним? – наигранно с ленцой жаловался уставший, но явно довольный сделанной работой Константин Павлович внимательно слушавшему его Ринкову, попивая крепкий черный чаек с лимоном и медом. – Полно прекрасных докторов. Гениев, слава богу, пока в России не перевелось, как ни старались. Вон, Степка Больших[5], и Ванька Полянский, да и Григорьич в Первой травме талант, а не мужик. Да по всей Москве докторов валом, а все трупики ко мне свозят. Даже дочь родная, как ее смена, так тяжелых к папке тащит.

– Потому что ты Шаман, пап, забыл, – напомнила ему Дина, сидевшая вместе с мужчинами за столом и пившая свой такой же вкусный, бодрящий да горячий чай.

– Да какой там Шаман, – отмахнулся тот, – так, штопаем-латаем. – И с ходу переключился на докторский тон, обратившись к Ринкову: – Значит, так, Антон Александрович, боец твой тяжеленький, но жить, скорее всего, будет. Правда, при условии достойной реабилитации и толкового ухода в медицинском стационарном учреждении со специализированной аппаратурой, снимающей контрольные показатели, при анализах, слежении за динамикой процессов, которые ты, как я понимаю, ему обеспечивать не намерен.

– Да такой вот расклад выпал, Константин Павлович, – пожаловался, как родному, Ринков, – самому клинком по сердцу. Но пока вот так. Наверное, дня четыре еще посекретничаем, а потом можно и в больничку.

– Ладно, – недовольно проворчал Нагорный, – это ваши шпиёнские дела, – нарочито через «Ё» произнес он и распорядился: – Тогда так сделаем: я распишу подробненько схему приема медикаментов и вон барышню вам, – кивнул он головой в сторону дочери, – дня на три оставлю – ухаживать за бойцом, а там посмотрим, что дальше.

– У меня смена через час, – напомнила отцу Дина.

– Да ладно, договорюсь я с твоей Алевтиной, – отмахнулся тот, имея в виду начальницу подстанции, на которой работала Дина.

– Я сам договорюсь, – предложил Ринков, – не беспокойтесь, Константин Павлович.

– Ну, лады, – согласился Константин Павлович и, в два больших глотка допив чай, поставил кружку на стол и поднялся. – А мне пора откланяться. Смена, и тоже через час.

Когда Дина, проверив больного, собралась лечь спать на соседней койке рядом с раненым, отдавая первое дежурство одному из парней, в комнату вошел Ринков, постоял у кровати, посмотрел на своего бойца, перевел взгляд на Дину, улыбнулся и спросил:

– Вам что-нибудь еще надо, Диночка?

– Надо, – чуть замешкавшись, кивнула она, подняв на него свои огромные фиолетовые глаза.

И попросила помочь Виктории, ее детям и маме.

– Не переживайте, – улыбнулся он ей, – мы все сделаем.

Раненый пришел в устойчивое сознание на вторые сутки. Открыл глаза, осмотрелся, сфокусировал взгляд на сидевшей возле его койки в небольшом, но уютном кресле Дине и спросил:

– Вы кто?

– Святой Павел у райских врат, – на полном серьезе ответила девушка.

– Как-то я его себе по-другому представлял, не столь привлекательным, – с сомнением заметил парень.

– Значит, вы в полном сознании, – порадовала его Дина.

– Я Алексей, – вдруг протянул он ей руку для знакомства и уточнил: – Можно просто Пират[6].

– Дина, – пожала она его руку, – ваша временная медсестра.

– Ага, – кивнул тот и вдруг поделился: – Представляешь, сестричка, столько прошел, веришь, ни разу ни царапины, ни контузии, а тут нарвался, как…

Таким вот замысловатым вывертом судьбы Дина и познакомилась с Алексеем и еще несколькими ребятами из команды Ринкова и Сергея Кнурова.

А когда вернулась домой, то узнала, что Виктория с детьми благополучно исчезла, словно растворилась на просторах Родины, ее дела теперь ведет и решает толковый адвокат, в числе которых и бракоразводный процесс. Муж ее Николай отстранен от работы, и против него ведет следствие Особый отдел, но не по вопросу насилия над женой – это хрен вам, никто не будет заморачиваться «бытовым конфликтом», как они это называют, а по его служебной деятельности. У любого следователя, если покопаться, всегда можно найти много чего, сильно выходящего за рамки закона.

А Дина получила повод всерьез призадуматься над тем, чем реально можно помочь женщинам, попавшим в такую беду.

Тогда она по наивности еще полагала, что это вопрос государственный, и все эти несчастные мучаются, терпят, но надеются и жаждут, что их спасут.

Но уже через год плотного погружения в эту тему и общения со всеми, кто занимался или имел хоть в какой-то степени отношение к этой проблеме – адвокатами, докторами, психологами и психиатрами, с теми же правоохранительными органами, – от ее иллюзий и дилетантских представлений не осталось и следа.

Особенно после того, когда со всеми этими проблемами Дине пришлось сталкиваться, что называется, на практике.

Каким-то мистическим образом до следующих появившихся в ее жизни женщин, обратившихся к Дине за спасением, дошла информация, что она смогла помочь Виктории совершенно непонятными путями.

Валентина Николаевна, живя теперь спокойно и благополучно с дочерью и внуками в глухой Сибири, рассказала родной сестре об их счастливом спасении. Понятное дело, поделилась с родным человеком своими переживаниями и радостным избавлением от зятя-тирана. А та, в свою очередь, поделилась с подругами, разумеется, по секрету и без какой-либо конкретики, только лишь самим фактом, что ее племяннице помогли.

Напоминаю – в Сибири. На минутку.

Сведения просочились через друзей и знакомых и дошли до тех, кому подобная помощь была жизненно необходима в городе Москве. И какими-то тайными путями Дину разыскали и нашли еще две женщины – одна мама, другая сестра жертв мужей.