Мальчишка великолепный! Такой умненький, такой спокойный, уравновешенный, миротворец по натуре, улыбчивый необыкновенно. Влад сразу же перевез в свой дом маму и деда с бабулей, которые раньше не хотели жить вместе, отстаивая свою независимость. Независимость он им оставил, правда, под охраной, а счастье быть с внучком и правнучком подарил в полной мере.

А через три года Маринка пришла к нему в кабинет, бухнулась на колени и, заливаясь слезами, призналась, что влюбилась до потери разума в молодого китайского бизнесмена, между прочим, партнера Гарандина по одному из совместных проектов. Она каялась, рыдала и просила ее отпустить.

– Марин, – произнес спокойным, ровным тоном Влад, – ты же понимаешь, что сына я тебе не отдам? Хотя бы потому, что ему будет постоянно грозить опасность?

– Я понимаю, понимаю, – принималась рыдать она еще пуще и смотрела на него с мукой в глазах, – ты разреши мне только видеться с ним, навещать. Умоляю.

Жену он поднял, и вдруг ему стало так ее отчего-то жалко. И так… так завидно, что ли. Прямо кольнуло такой острой завистью вот к тому, что она способна испытать такие сильные чувства, такую сильную, настоящую любовь. Он прижал ее к себе, обнял, и она понемногу успокоилась в его объятиях.

Гарандин был бизнесменом, деловым человеком, как нынче говорится, новой формации, современным, креативным и, как он считал, достаточно разумным. Понятное дело, что грехов на нем числилось немало, но такой фигней, как «моя собственность» и не достанешься ты никому с желанием наказать, растоптать, раскатать и уничтожить за то, что предпочла ему, великому, кого-то другого, это, извините, к современному российскому кинематографу. Это у них там сплошь и рядом олигархи-самодуры с явными клиническими отклонениями психики любимый типаж.

Марину он отпустил. Кстати, с ее новым мужем они неплохо поработали и в тот раз, и в последующие разы. Иван остался жить с Гарандиным, и, чтобы проводить с сыном как можно больше времени, Влад какое-то время брал малыша во все свои поездки. Но очень скоро понял, что столь стремительное перемещение по миру вредно для здоровья малыша, и оставил ребенка дома, под присмотром бабушки и прабабушки с прадедушкой, еще двух нянек и охраны. Но при любой возможности Влад старался приехать домой, хоть на час между перелетами, чтобы провести их с Ванькой, обожавшим отца и всегда бежавшим тому навстречу с радостным криком.

– То есть ты таки дотянулся до своих небес? – совсем тихо, как-то особенно проникновенно спросила его Дина. – Потрогал их руками?

– Да, – кивнул Влад, усмехнувшись совсем не весело, и пояснил: – Жесткие наверху небеса, Диночка. – И резко вздохнув-выдохнув, посмотрел и улыбнулся ей. И спросил, меняя тему: – Ну а у тебя как с детьми сложилось? Кирилл с отцом в хороших отношениях? Он ведь твою фамилию носит, а не отцовскую.

– Ну а чью еще, – легко рассмеялась Дина. – Ты же их с дедом рядом видел – одно лицо, одни повадки. Папенька сразу с гордостью заявил, как только внука на руки взял: «Моя порода, наследник». Да и какой он ему внук? Отцу же сорок один год был, когда Кирюша родился, какой там дед, о чем ты, он его как сына воспитывал и воспринимал и был для Кирюшки замечательным отцом. Да ты что, там такая любовь и взаимопонимание между этими двумя, ты же наверняка заметил, что у них какие-то особые отношения сложились. К тому же уже в пять лет парень проявил склонность и интерес к медицине. Так что без вариантов: Нагорный – и в медицину. А с Мишей, – вздохнула она задумчиво, – первое время он и его семья, как и обещали, принимали участие в жизни Кирилла и деньжат подбрасывали, и продукты деревенские, часто приходили с внуком посидеть и к себе брали. А на третьем курсе института Миша женился по любви и «по залету», у него создалась другая семья, и помогать нам они уже не могли. Сейчас у них трое детей, и с Кириллом Миша практически никаких отношений не поддерживает, так, поздравляют друг друга с днями рождения и Новым годом, и не более. А он и не рвется поддерживать отношения с той семьей, у него и в нашей все хорошо и гармонично. Год проработал у отца в клинике санитаром, еще заканчивая школу, и поступил в Первый мед.

– А Сонечка? Кто ее отец? – заинтересованно спросил Гарандин и расширил свой вопрос: – Как я понимаю, о нем никому ничего не известно? Ты очень успешно скрываешь его личность.

– Сонечка, – улыбнулась Дина и задумчиво посмотрела в боковое окно, на пролетающий мимо чуть размытый пейзаж, помолчала несколько секунд и, решившись, повернулась к Владу: – Сонечка моя приемная дочь.

– Да ладно, – удивился Гарандин, внимательно всматриваясь в выражение Дининого лица, – она же на тебя похожа. Да и сведений об удочерении нет никаких. А я умею добывать информацию, поверь мне.

– Верю, – искренне заверила Дина и хитро усмехнулась: – Ты забываешь, с кем я сотрудничаю и кто меня прикрывает. Кнуровские ребята гении, то, что они выделывают с Интернетом и сетями, даже представить трудно. Из всех официальных источников удалена информация о ее удочерении. Моя дочь, и все.

– Зачем такая секретность?

– Ну не такая уж и секретность. Те, кому надо, знают, и родные знают. Но для того, чтобы всерьез подстраховаться, имелся очень веский повод.

– Странно, что Кнуров не сказал мне, а ведь я его спрашивал о Сонечкином отце и слово давал о сохранении информации, – удивился Влад.

– Одно дело рассказать о делах, которыми я занимаюсь. И совсем другое – информировать о моей личной жизни. Почему он должен был тебя посвящать?

– Потому что я сказал ему, что надеюсь на тебе жениться, – объяснил Гарандин.

– Ну не женился же пока, – усмехнулась Дина. – Значит, человек мне посторонний, почему он должен доверять тебе такую информацию? К тому же между намерением и его реализацией путь не близкий. Как в том анекдоте: «Из пункта «А» в пункт «Б» лежала дорога через «Ж».

– Кнуров прекрасно знает цену данного мной слова, – мягко возразил ей Влад.

– Ты бы на его месте сказал? – спросила Дина.

Гарандин подумал буквально пару мгновений и честно ответил:

– Нет.

– Вот так, – согласилась с ним Дина.

– И что ж такого случилось с родителями Сони, если это такая страшная тайна?

– Не страшная, – уточнила Дина. – Просто тайна. Та самая, которую я не смогла начать тебе рассказывать в клинике.

– То есть все настолько дерьмово? – заглянул в ее фиолетовые глаза Гарандин.

– Настолько, – тяжело вздохнула Дина.


С Катюхой Ситиной Дина дружила с первого класса, с того самого первого дня сентября, когда девчонки сели за одну парту, все такие торжественные, немного испуганные, в огромных белых бантах, ухватившись мысленно друг за друга – вдвоем оно и пропадать легче.

Ничего, не пропали. Освоились уже на третий день учебы, хихикали, шушукались постоянно, но учились очень хорошо. И дружи-и-или, что называется, не разлей вода.

Катерина жила с мамой в соседнем с Нагорными доме, поэтому девчонкам встречаться и после школы было проще простого. Частенько Дина оставалась у подружки ночевать, потому что у Катеньки имелась целая своя комната в полном ее распоряжении, не в пример перенаселенной жилплощади Нагорных, в которой до полного счастья постоянно жили, сменяя друг друга, еще и интернатовские дети.

Мама Катерины Инга Валерьевна Дину очень любила и относилась к ней, как к родной, и между ней и семьей Нагорных сложились очень близкие, почти что родственные отношения. Все праздники вместе, все Новые годы и дни рождения. Как-то сразу и без долгого процесса притирания Ситины вошли в большую семью Нагорных в качестве близкой родни.

Так и учились, и росли девчонки.

После школы Дина поступила в свой медколледж, а Катюха в кулинарный, имея талант и большие способности к поварскому делу. Потом у Дины родился Кирилл, которого Катька обожала. Девчонки учились, жизнь шла себе своим чередом, пока Катька не влюбилась до головокружения.

Виктор Дерюгин, уроженец небольшого городка в Краснодарском крае, отслужив в армии в войсках ВДВ, поступил в школу милиции и жил в милицейском общежитии.

Влюбляться молоденькой девице там было во что – высокий, мощный, с хорошей фигурой, с копной упрямых русых кудрей, ярко-голубыми глазами и таким очень мужским, несколько суровым лицом. Они познакомились самым распространенным в те времена образом – в ночном клубе, куда Катюха пришла со своими одногруппницами, а Виктор со своими.

Катька пропала в любви.

Их роман развивался бурно и повышенно романтично, с некоторым даже постановочно-театральным перебором. Парень залезал к окну любимой по водосточной трубе на ее четвертый этаж, чтобы положить утром на подоконник букет полевых цветов, пел серенады под тем же окном, а друзья подыгрывали ему на гитарах, кричал на улицах, что любит эту девушку, носил ее на руках так часто, что Дина посмеивалась, предполагая, что Катька разучится ходить. Дарил подарки, признавался в любви витиевато и частенько со спецэффектами в виде огромных сердец из надувных шаров или надписи на асфальте под ее окнами. В общем, было в этом что-то лубочное. Но Катьке нравилось до визгу, а Дину отчего-то напрягала эта провинциальная театральщина.

Может, от того, что Виктор не понравился ей с первого взгляда.

Не понравился, и все тут. Было что-то в нем такое… такое, что она не могла бы объяснить, нечто порочное, что ли? Или нет, не порочное, но какое-то… И она поделилась своими сомнениями с родителями.

А те неожиданно поддержали впечатление дочери от героя-любовника подруги, и Константин Павлович высказался очень точно:

– Глаза шныряют. Вы заметили, что он не может смотреть в глаза больше пары секунд. И чувствуется в парне что-то скрытное, темное, и этот его подбородок срезанный и маленькие ладони при большом теле.

Дальше остановились на том, что он им не нравится, и все. Бывает.